Взяв со стола серебряную чашу, в которой можно было бы искупать младенца, он принялся ее полировать.
Я незаметно потягивал свое виски.
— Да вы садитесь, сэр.— Фред пододвинул мне стул.— Садитесь, отдохните.
— Спасибо.— Я опустился на стул, моля небо, чтобы запах спиртного не достиг ноздрей Фреда.
— Вы верующий? — спросил он, полируя и без того сверкающее серебро.
— Англиканская церковь,— ответил я.
— Я верно понял? Это, стало быть, в Англии, да?
— Да,— подтвердил я.
— Где-нибудь недалеко от папы римского?
— Да нет, на порядочном расстоянии.
— Этот папа все время целует землю,— заметил Фред, качая головой.— Удивляюсь, как он не заболеет при этом.
— Такой обычай у пап,— объяснил я.
— Дурной обычай,— твердо молвил Фред.— Там же грязно. Откуда ему знать, кто там побывал до него.
Он принялся обрабатывать поднос, на котором вполне могла бы поместиться голова Иоанна Крестителя.
— А я вот не был верующим, пока мою душу не спасла Чэрити.
— Чэрити? — озадаченно повторил я за ним.
— Моя третья жена,— пояснил Фред.— Она привела меня в секту, и я был спасен. Мне там все растолковали. Все зло в мире исходит от одной женщины.
— Это от кого же? — спросил я; хоть бы не назвал миз Магнолию.
— От Евы, вот от кого. Это она изобрела крепкие напитки и сотворила блуд.
— Как же она могла изобрести крепкие напитки? — поинтересовался я, уверенный, что этот факт говорит скорее в пользу Евы, чем против нее.
— Яблоки,— сказал Фред.— На этом древе познания РОСЛИ яблоки, а где яблоки, там и до сидра недалеко. Наверно, она спьяну натворила такие дела.
Это какие же? — спросил я в полном недоумении.
— У нее совсем ум за разум зашел от пьянства,— Убежденно произнес Фред.— Какая женщина в здравом уме станет разговаривать со змеем? Нормальная женщина сразу побежала бы к телефону звонить в полицию и пожарным.
На мгновение я отчетливо представил себе сады Эдема и древо познания добра и зла, окруженное ярко-красными пожарными машинами и цепочкой полицейских.
— И она же виновата в современной перенаселенности, да-да, сэр.
— Но у Евы было мало детей,— возразил я.
— А как они себя повели? Блуд, простите за выражение, внебрачные связи налево и направо. Всякому здравомыслящему человеку понятно, что такое поведение и привело к перенаселенности. Да-да, блуд и сидр — вот за что Господь изгнал их.
Должен признаться, его слова заставили меня совсем по-новому взглянуть на грехопадение Адама и Евы.
— Существуй в то время запрет на спиртное, все могло бы пойти иначе,— продолжал Фред.— Но даже сам Господь не может все предусмотреть.
— Пожалуй,— задумчиво произнес я.
К сожалению, наши с Фредом богословские изыскания были прерваны появлением миз Магнолии; ворвавшись на кухню, она доложила, что зал находится в абсолютном, совершенном, безупречном порядке и через час меня там будут ждать сливки мемфисского общества.
— Вы успеете еще выпить стаканчик кока-колы,— добавила она, понизив голос.
Хотя мне казалось, что с момента прибытия в Мемфис я только и делаю, что в огромных количествах поглощаю сатанинский напиток, все же я совершил еще одно бодрящее возлияние перед выходом на сцену.
Моя лекция пользовалась бешеным успехом. Боюсь, не столько по причине захватывающего содержания, сколько из-за моего аксе-цента.
— У вас, право, совсем необычный аксе-цент,— заявил мне после лекции крупный краснолицый мужчина с седыми бакенбардами.— Честное слово, сэр, совсем необычный. Понимаете, прямо дрожь пробирает — как от этого парня, как бишь его — Уильяма Шекспира.
— Спасибо,— ответил я.
— Вы не подумывали о том, чтобы перебраться к нам на Юг и стать американцем? С таким аксе-центом мы были бы рады видеть вас у себя.
Я сказал, что благодарен за приглашение и непременно подумаю об этом.
На другое утро, страдая, увы, от похмелья, вызванного потворством южному гостеприимству, я не слишком твердой походкой спустился вниз к завтраку и застал все семейство в полном составе за сверкающим от полировки столом, по которому горными ручьями растеклось серебро. Прислуживал Фред.
— О,— сказала двоюродная бабушка Доринда,— познакомьтесь — мой муж, мистер Рочестер.
— Мы уже познакомились, Доринда,— отозвался двоюродный дедушка Рочестер.— Вчера вечером этот доблестный джентльмен помог мне отбить атаку мятежных орд янки.
— Я очень рада за вас обоих,— ответила двоюродная бабушка Доринда.— Это прекрасно, когда людей объединяет что-то.
— Как вам спалось? — справилась миз Магнолия, не обращая на них внимания.
— Отлично,— сказал я, вкушая поданный Фредом скромный южный завтрак: шесть кусков хрустящего, благоухающего, как осенние листья, жареного бекона, яичница из четырех яиц с подобными утреннему солнцу желтками, восемь купающихся в масле гренков и столовая ложка поблескивающего лимонного джема.
— Пойду послушаю последние известия,— сообщил двоюродный дедушка Рочестер, вставая из-за стола и запахивая полы своего халата.
— Ты спустишься к ленчу или будешь дальше воевать? — осведомилась двоюродная бабушка Доринда.
— Мадам, войну нельзя ускорить,— сурово заметил двоюродный дедушка Рочестер.
— Конечно, конечно, понимаю,— сказала двоюродная бабушка Доринда.— Я просто хотела знать — как насчет мороженого?
— Меня занимают вещи поважнее мороженого, женщина,— ответил двоюродный дедушка Рочестер.— А какое мороженое — ванильное или земляничное?
— Земляничное,— сказала двоюродная бабушка Доринда.
— Тогда мне два шарика и кекс с орехами,— заключил двоюродный дедушка Рочестер и покинул нас, а двоюродная бабушка Доринда направилась на кухню.
Нет, это просто что-то невообразимое,— заметила миз Магнолия, просматривая местную газету.— Теперь они вздумали сделать ниггера мэром.
Я тревожно посмотрел на дверь, за которой скрылся Фред.
— Хотите знать мое мнение — так нами управляют белая шваль и ниггеры, честное слово, белая шваль и ниггеры,— сказала миз Магнолия, потягивая кофе.
— Простите, миз Магнолия, учитывая, как чувствительны теперь чернокожие, следует ли говорить так при Фреде? — спросил я.
— Как именно? — Она удивленно воззрилась на меня своими огромными голубыми глазами.
— Ну, называть их ниггерами и все такое прочее.
— Но Фред никакой не ниггер,— негодующе произнесла миз Магнолия.
«Уж не дальтоник ли она?» — подумалось мне.
— Никакой не ниггер,— продолжала она.— Мой прадед купил его деда еще в пятидесятых годах прошлого столетия. Мы до сих пор храним расписку. Фред родился здесь. Фред вовсе не ниггер. Фред член семьи.
Я окончательно отказался от попыток понять ход мыслей жителей южных штатов.
![]()
Глава 3.
Отставка
![]()
В моих путешествиях мне доводилось сталкиваться со многими печальными и горестными случаями, но одно из множества событий оставило особенно глубокий след и вызывает скорбь всякий раз, когда я думаю о нем.
...Он был совсем маленького роста, и веса в нем было не больше, чем в покинутом родителями четырнадцатилетнем мальчишке. Кости казались такими же тонкими и хрупкими, как трубки древних глиняных флейт. Голова странной формы на худой шее напоминала опрокинутую греческую амфору. На ней выделялись подернутые влагой огромные глаза, размерами и формой похожие на глаза оленухи, изящный точеный нос, словно птичье крыло, и добрый красивый рот. Большие уши, точно вырезанные из тонкого пергамента, заострялись кверху, как у эльфа. Родом из Скандинавии, он был капитаном торгового судна, на котором мы плыли из Австралии в Европу.
В ту далекую дивную пору вполне можно было не спеша странствовать на таких судах до полутора месяцев в обществе еще десятка пассажиров. На этих маршрутах Не было лайнеров типа «Куин Элизабет II», вы плыли точно на собственной яхте. Правда, были и свои изъяны: от вас не зависел выбор попутчиков. Все же среди десяти человек по меньшей мере двое оказывались более или менее приличными людьми, с коими можно было завести дружбу, не боясь обидеть остальных своим невниманием.
