Читать интересную книгу Мушка - Милорад Павич

Главных героев этой истории зовут Ферета и Филипп. Они художники. Или, скажем… В общем, читатель, если захочет, может подарить им какие-нибудь другие имена. За спиной у каждого из них по одному неудачному браку и в сумме трое детей из предыдущих семей. Тем не менее новый, второй брак сложился для них счастливо. По крайней мере на момент начала этого романа, из чего следует, что сейчас она в своем лучшем возрасте, ей за сорок, а ему в ноябре исполнится восемьдесят. Прежде всего следует отметить, что он весьма известен, а она начинает нравиться женской части публики, которая все благосклоннее относится к ее работам. И одобряет ее манеру носить сумки, перчатки и шляпы.

Рядом с ним эта молодая и очень красивая женщина, в которую постоянно влюбляются девчонки, всегда одетая в тот цвет, который начнут носить только через полгода, все больше входит в моду. Ее картины из рыбьей чешуи пользуются огромным успехом в России, Греции и Грузии, иногда на аукционах ее работы продаются по таким ценам, каких теперь уже не бывает у полотен ее мужа. Но стоимость ее работ никак не влияет на мнение критиков. Критики их просто не замечают, словно ее картин не существует.

Из этого хаотичного нагромождения фактов отчетливо проступают два, которые супруги нередко обсуждают. Благодаря тому что Ферета великолепно смотрится с любой прической и в любом платье, ее обожают фотокамеры, телевидение и все средства массовой информации, использующие цвет: глянец, журналы мод, популярные женские издания. На пленке она и фотогенична, и киногенична, причем, может быть, даже больше, чем его пейзажи, запечатленные на полотне. Но вот черно-белые массмедиа — ежедневные и еженедельные газеты и журналы, посвященные политике, — полностью ее игнорируют. С ним же все обстоит с точностью до наоборот. Черно-белая печать, по привычке минувшего века, продолжает о нем упоминать, а вот все цветное и глянцевое видит в нем лишь вторую половину знаменитой богемной пары, которая вызывает удивление, любопытство и ненависть. Прежде всего ненависть. Вероятно, люди начинают ненавидеть то, чего не способны понять. Ведь у Фереты и Филиппа, возможно, есть то, что мог бы иметь, но не имеет каждый, а именно счастье. Да, понять и принять чужой счастливый брак всегда трудно.

— Ты настоящий старый ворчун, — замечает иногда Ферета, — и ты прав, когда говоришь, что умирать нужно вовремя. Если художник живет долго, все галеристы, с которыми он работает, могут поумирать или, что еще хуже, состариться, впасть в маразм и перестать понимать, кто есть кто в мире искусства. В результате старым художникам и их холстам, которые раньше успешно продавались, приходит конец. Но тебе беспокоиться не о чем. У тебя, всем на удивление, вместо старых галеристов по всему свету появились новые, молодые. А вот я, что будет со мной? Неужели я так и останусь женой художника, а не художником? Мужчины боятся тебя и моих картин, поэтому в меня не влюбляются, соответственно, критики меня вообще не замечают. Я не существую.

— Что ты так горячишься? Дело вовсе не в этом, просто самой критики больше не существует, — обычно отвечал ей Филипп.

Хуже всего было то, что Филиппа и его жену не оставляли в покое даже в Сети. Здесь они тоже всех раздражали. В большей степени он, чем она, но ей труднее было это переносить. В интернете любовь и ненависть достигают апогея, потому что их можно не скрывать. Потому что в глубине монитора все выглядит черно-белым. И анонимным. Он вел блог на крупнейшем русском интернет-портале (писателей там было всего трое, двое русских и третий он, единственный иностранец); так вот, одна женщина из Сибири, страстная почитательница его таланта, просила Филиппа стать крестным отцом ее ребенка, причем у него на родине, в одном из монастырей. Другая умоляла дать ей возможность позавтракать с его женой-художницей. Но гораздо чаще супруги получали оскорбительные письма; иногда в блогах и на форумах им встречались высказывания, рассчитанные на то, чтобы поссорить их, к примеру, что «ее картины лучше, чем его» или что все, что она делает, «не имеет никакого отношения к искусству», и поэтому ее обходят наградами все жюри женских художественных конкурсов. Он отмахивается от подобных суждений и говорит, что ее картины написаны женскими красками. Художественная общественность еще не доросла до понимания таких вещей. Особенно специалисты. А вот широкая публика это чувствует. Что уже немало.

Об одной из выставок ее работ, которые были проданы еще до того, как на них высохла краска, критики не проронили буквально ни звука. Тогда Ферета сказала мужу:

— Еще немного, и в культурном пространстве этой страны для нас с тобой не останется места. С той лишь разницей, что тебя они из него вычеркнут, а меня в него так и не вписали. И не впишут. Я серьезно обдумываю вопрос, а не уехать ли отсюда. Что мне здесь делать?

Тогда, чтобы утешить ее, Филипп подарил ей карандаш.

— Это плотницкий карандаш, он достался мне от отца, и я ни разу им не воспользовался. Как видишь, он не заточен. Отец сказал, что карандаш волшебный и каждый, кто станет им рисовать, будет рисовать лучше того, кто сделал этот подарок. Дарю тебе этот карандаш и желаю, чтобы ты рисовала лучше, чем я…

Ферета улыбнулась и поставила его в свой кобальтовый стакан для карандашей.

Было начало мая. В необычной для этого времени года жаре пьяняще пахли чаем липы; муж и жена сидели у себя дома, всматриваясь в запахи. Он думал о том, как перенести тот или иной аромат на холст, а она поливала цветы намагниченной водой и вспоминала, как они познакомились.

Произошло это при крайне необычных обстоятельствах. Ферета рано стала красавицей, еще девочкой. Так с тех пор красавицей и оставалась. Она носила молитвенное колечко-четки, которое поворачивалось внутри другого кольца, надетого на палец, и искусственную родинку-мушку рядом с улыбкой, которая была ей очень к лицу. Еще когда она училась в школе, на стене ее дома появилась надпись - граффити:

Ферета, мы любим тебя!

Она записывала свои сны, и вот одна из таких записей: «Мне часто снится, что я летаю. То же самое снится и большинству моих подруг. Но я летаю не в пространстве, а во времени. В самом обычном потоке времени. Но, перемещаясь в этом потоке, я иногда попадаю на распутье. Куда дальше? Этот вопрос возникает у меня во сне, и я просыпаюсь от страха, правильную ли дорогу выбрала…»

У Фереты была дочь по имени Гея от предыдущего брака. Беременная Геей, Ферета на восьмом месяце решила расстаться со своим мужем, вполне преуспевающим человеком, который никогда даже не помышлял о разводе. Она родила и растила дочку сама. Без помощи мужа, хотя Гея была и его ребенком. Ферета была образцовой матерью, все это знали. Тем не менее, когда дочери исполнилось пять лет, Ферета почувствовала, что оказалась в безвыходной ситуации. Она хотела, как и раньше, заниматься живописью, но сознавала, что нельзя одновременно быть хорошей матерью и художником, ведущим богемную жизнь. По крайней мере, в ее случае. Она не находила себе места и не понимала, что и как делать дальше. Был здесь и еще один, для Фереты весьма важный момент, который остался для окружающих тайной. До конца так никто и не понял, то ли она пришла к выводу, что у нее не осталось сил заниматься ребенком в одиночку (а возвращаться к мужу ей не хотелось), то ли неожиданно возникло еще какое-то соображение, например, что ребенку лучше будет не с матерью, а с отцом. А может, у нее обнаружилась какая-то редкая болезнь, которой могла заразиться девочка. Ну разумеется, не стоит сбрасывать со счетов и то обстоятельство, что примерно в это же время Ферета встретилась с Филиппом Рубором, и скорее всего именно из-за него поступила так же, как и Елена Троянская, воспетая греческой поэтессой Сапфо. Сапфо писала, что ради любви Елена «оставила родителей своих и дитя свое».

Вот в таких сложных и туманных обстоятельствах Ферета вдруг сделала то, чего от нее никто не ожидал. Привезла ребенка к отцу (он годами добивался этого через суд) и у него и оставила. С тех пор она крайне редко виделась со своей девочкой, которую бесконечно любила. Ребенок рос рядом с отцом, тоскуя по матери. Каждый день малышка спрашивала всех подряд, даже прохожих на улице: «Когда придет моя мама?»

Как раз тогда произошли два важных и совершенно неожиданных события. Ферета серьезно заболела, и от гибели ее буквально спас Филипп Рубор, будущий муж. Маститый художник (по возрасту он мог быть ровесником ее отца), влиятельный, находящийся на вершине успеха и славы, Филипп взял дело в свои руки и соединил жизнь Фереты со своей, и эта связь обернулась для них большой удачей. Гораздо большей, чем они могли пожелать. Вообще - то, все, к чему бы он ни прикасался, приносило удачу.

Судьба распорядилась так, что на какой-то выставке она увидела его картину, написанную чаем на рисовой бумаге. С нее-то все и началось. Эта обнаженная женщина невероятно походила на Ферету, хотя та и не была знакома с Филиппом и не позировала ему. Полному сходству мешали только прямые волосы и отсутствие мушки, которую Ферета носила на щеке. У нее, в отличие от «натурщицы», волосы вились. В любом случае, в первый момент Ферета испугалась увиденного, а потом влюбилась — сначала в саму картину, затем в себя на картине и наконец в художника, ее написавшего, и в результате купила эту работу. Она захотела иметь себя и его в себе. Так началась их совместная жизнь; вскоре они развелись со своими супругами и расписались. Хотя Ферета была отличным художником и до их встречи, он открыл ей некоторые, прежде не известные ей тайны масляной живописи, и с тех пор она всегда носила их в своем этюднике, пользуясь ими при нанесении краски на полотно.