Читать интересную книгу Херсонеситы - Татьяна Корниенко

– Да говорите, кто ж возражает, – милостиво согласилась выговорившаяся тетка.

– Так вот, Евграф, в таком тоннеле во время второй обороны скрывался… зеленый призрак.

– Призрак?

– Да. Так немцы называли бронепоезд «Железняков». Его построили в Севастополе на морском заводе в начале войны. Экипаж был лихой – морская пехота. Скрывался поезд в тоннелях. Как его немцам достать? Ищут в одном месте, а он в другом объявится. Из тоннеля выскочит, огнем накроет и обратно. Очень его фашисты боялись. Охоту устраивали.

– Поймали?

– Поймали. Удалось тоннель завалить, в котором бронепоезд прятался. А теперь его бывший паровоз рядом с вокзалом стоит. Детишки по нему лазают…

– По памятнику?

– Да, вроде бы непорядок… Но когда по военной технике – детишки… Ты, Евграф, после того как на солнышке прожаришься, наплаваешься вдоволь и скучновато тебе станет, в гости ко мне приходи. Поговорим. С внучкой тебя познакомлю. На свой водолазный катер, на котором полжизни проработал, вас свожу. Тебе понравится. Придешь?

– Приду! – не очень уверенно пообещал Евграф. Его четырнадцатилетний жизненный опыт подсказывал, что в дороге люди знакомятся легко, но потом, когда попутчики выходят из поезда, они оставляют в нем все свои намерения и обещания.

– А что так неуверенно? Запоминай: улица Катерная, дом десять-а. Очень простой адрес.

Затем поезд отстучал по тоненькому, словно ниточка, мосту, протянувшемуся над пропастью, прошил гору, развернулся, и… Евграф увидел корабли.

₪ ₪ ₪

Актеон больше не мог метаться среди стен своего дома. Ему было тесно. Тесно и душно! Эвтерпа{19}, капризная дочь Зевса{20} гнала его к морю. Да и где же еще рождаться великой поэме, если не на его берегу, под свист ветра и удары волн?

Бессонная ночь не способствовала путешествию, но Актеон знал, что, пока стихи не отпустят его, о нормальном сне следует забыть: у хороших поэтов с музами отношения особые. А он считал себя хорошим поэтом – не рассуждал попусту, не опутывал мысль лишними словами.

Актеон вышел, поднял голову. Созерцание неба обычно приносило странное сочетание тревоги и умиротворения. Но сейчас он глянул вверх не как поэт. Его интересовал вопрос совершенно прозаический: поблекли ли звезды, поскольку идти в порт ночью, без сопровождения раба, было крайне неразумно.

Актеон рассчитывал побыстрее пересечь порт, шумный, грязный, и остаться наедине со свободной, дышащей волнами стихией. Он двинулся размашистыми шагами по вымощенной галькой центральной улице. Несмотря на раннее время, улицу нельзя было назвать пустынной: летом рынок просыпался рано.

На агоре́ Актеон остановился. Им снова завладела поэма. «Почему бы моему герою не выступить перед народным собранием[8] на такой же точно главной площади? Он выйдет вперед и скажет… скажет…» Поэт тряхнул головой: мысли не складывались в строки.

Миновав агору, Актеон начал спуск к морю. Утренняя прохлада придала ему уверенности в том, что новый день принесет избавление от мук сочинительства.

Он пришел вовремя. Вершины оборонительных башен, вознесших свои исполинские квадратные тела на высоту почти тридцати локтей, уже увидели солнце. Несколько рабов толпились в ожидании, когда на двойных полотнищах огромной двери уберут засов и поднимут катара́кту. Актеону всегда нравилось наблюдать, как ползет вверх эта массивная решетка, отделяющая ночью своих от чужих.

Поглядев, как открывают ворота, поэт двинулся дальше и скоро оказался в порту, известном далеко за пределами Таврики. Не успел он сделать и нескольких шагов, как его окликнули. Актеон обернулся и увидел невысокого коренастого человека, то ли скифа, то ли тавра{21}. Впрочем, в данном случае происхождение не имело никакого значения, поскольку это был Сморд – человек неприятный, темный. Но он торговал самыми крепкими, здоровыми и не слишком дорогими рабами, которых привозил из бухты Симболон{22}. На днях Актеон лишился одного, поэтому легкую досаду заглушила практичность: поэты обитают не на Олимпе, им нужно есть, вести хозяйство. К тому же Сморд появлялся в Херсонесе неожиданно и так же неожиданно исчезал.

– Актеон! Ты торопишься… И все же не желаешь ли взглянуть на мой новый товар? – слишком широко улыбнулся торговец, наметанным глазом зацепив интерес, мелькнувший в глазах известного, а главное, богатого горожанина. – Он, конечно, к обеду не протухнет, но, хочу заметить, цена не выше, чем в тот раз, когда мы с тобой так хорошо поладили. И поэтому может чрезвычайно быстро (рука сделала красноречивое движение, не оставляющее сомнений в том, что такой замечательный товар действительно разойдется) своими ногами… к новым хозяевам.

– Пожалуй… Но что ты можешь предложить мне?

– Вот это разговор! Люблю людей нежадных и скорых на решения. Идем, Актеон!

Они прошли по набережной до площадки с живым товаром. Сморд широким жестом указал на небольшую группу ожидающих своей участи мужчин, женщин и разновозрастных детей.

– Всего одна мина[9], и вот эта замечательная рабыня может стать твоей. Посмотри, она молода, у нее мощное тело и хорошие зубы. – Сморд указал на темноволосую высокую женщину. – Кстати, у нее имеется парочка крепких детишек, которые уже находятся в том возрасте, когда труд хоть в доме, хоть в поле не составит для них проблем. Ты знаешь мои условия, Актеон. Они пока остаются неизменными. Если берешь всю троицу сразу, это обойдется тебе на несколько драхм дешевле. Подумай, выгодное предложение. Впрочем, я не буду внакладе, если ты приобретешь одну мамашу.

– Сморд, я ценю твое предложение, но мне не нужна женщина.

– Тогда забирай вот этого увальня. Посмотри на его плечи! А ноги! Столбы – не ноги! – Торговец похлопал по телу молодого мужчины.

– Хороший товар… Но, видишь ли, тот раб, который неделю назад отправился в царство мертвых, был обучен мною письму и счету. Особый раб и поручения в доме выполнял особые. Я к этому привык. Нет ли у тебя чего-нибудь взамен?

Сморд захохотал, но через мгновение его смех оборвался, в глазах снова загорелся огонек.

– Позабавил ты меня, Актеон. Грамотный раб! Если бы мне не было известно, что ты великий поэт, это открылось бы сегодняшним утром! Но я буду не я, если не попытаюсь удовлетворить желание своего покупателя. У меня есть раб, обученный грамоте. Но ты вряд ли купишь его.

– Почему? Слишком дорого просишь?

– О! Слишком дорого – не всегда выгодно. Но в данном случае раб, который тебя интересует, – мальчишка. У него сбиты ноги, он изможден и истощен. Мне удалось перекупить его совсем недавно у тех, кто не знает настоящую цену хорошему товару. К тому же, сдается мне, учение не пошло малому на пользу.

– Что ты имеешь в виду?

– Похоже, у него не все в порядке с головой. А впрочем, если твой интерес остается неизменным, можешь взглянуть.

Актеон, собравшийся платить достаточно большую сумму, отмахнулся: зачем ему больной раб? Недовольный сорвавшейся сделкой, Сморд тут же пошел на попятную. Он приготовился долго объяснять, что грамотный раб – вещь редкая, но Актеон уже изменил свое решение. В конце концов, он ничего не теряет, если взглянет на мальчишку.

Судно – лемб, на котором торговец привез свой товар, – стояло пришвартованным у самого выхода в море. Спустившись в трюм после яркого солнца, Актеон зажмурился. И одновременно скривился: внутри лемба изрядно воняло. Гримаса не осталась без внимания. Сморд усмехнулся и пояснил, что до сего утра попутчиками людей были овцы.

Интересующий Актеона раб лежал на груде тряпья у самого борта. Свет, проникший в открытый люк, на мгновение привлек его внимание. Он повернул давно не чесанную голову и, словно забыв о цели своего движения, замер в неудобной позе. Вошедшие мальчишку не заинтересовали.

Актеон удивленно посмотрел на Сморда.

– Почему ты решил, что этот несчастный обучен грамоте? Похоже, он даже не совсем в себе.

Торговец, сознавая, что за товар, предложенный уважаемому в Херсонесе гражданину, нельзя попросить не то что мину, но и пяти десятков драхм, попытался оправдаться:

– Актеон, ручаюсь, он в уме был. Правда, не мог самостоятельно передвигаться – я же говорил, что раб изможден, – но сложить о себе лживую и весьма занимательную историю он успел. Теперь же малец отказался от пищи, и поэтому сознание его в тумане.

В Актеоне шевельнулся сочинитель, и он, скорее поддавшись любопытству, чем логике, поинтересовался, о чем рассказывал мальчик Сморду.

– О! Он говорил не много, но так, что пока я слушал, начал подумывать, не пожертвовать ли мне той парой мин, которые собирался получить от сделки, и не отпустить ли бедолагу на все четыре стороны.

– И что же тебя остановило?