— Там мой конспект по вашему предмету, — с трудом сохраняя иллюзию спокойствия, прошипела я. Он дотянулся до лежащих на углу стола книг и вытащил мой конспект, обнажив неприличную обложку книги, бросил тетрадь на стол передо мной:
— На.
Я указала глазами на книгу:
— Это мне тоже нужно.
— Зачем? — изобразил комичное удивление профессор, взял книгу, посмотрел на обложку так, как будто в первый раз такое видит: — Что-то мне подсказывает, что «это» никоим образом не учебник, а изучать на моей лекции способы обращения с нефритовыми жезлами и тайны погружения в райские пещеры — как минимум неуважение. И ты вообще должна мне сказать спасибо за то, что я эту занимательную спелеологию вслух не зачитал.
— Спасибо, — выдавила я. — Верните книгу. Пожалуйста.
Он фыркнул, запрокинул голову, рассматривая потолок, опять посмотрел на книгу, поднял на меня возмущённый и неверящий взгляд:
— Вот это интереснее моей лекции?
— В начале было повторение, я это и так помню. Мне осталось несчастных три страницы, я бы дочитала и забыла о ней, и слушала бы лекцию спокойно, — меня уже потряхивало, несмотря на все усилия, профессор издевательски улыбался, похоже, получая от моей бессильной злости море удовольствия:
— У вас в среду практикум, сдашь на «отлично» — отдам.
Я поражённо открыла рот, представляя себе почти неделю ожидания, бессонные ночи и безрадостные дни пронеслись перед моими глазами унылой серой чередой, пучина отчаяния затягивала меня, не оставляя надежды, и я решилась на свой последний аргумент, бесчестный и коварный.
— Ну пожалуйста, — я шмыгнула носом, напуская полные глаза слёз, — вам что, жалко? — опустила голову, сжимая дрожащие губы и заглядывая профессору в глаза взглядом маленького, пушистого, безвинно осуждённого на погибель котёночка… он рассмеялся.
Я обалдела настолько, что на миг потеряла концентрацию и перестала прикидываться, тут же опять изобразив оскорблённого в лучших чувствах ребёнка. Профессор вздохнул и опёрся на стол, издевательски качнул головой:
— Госпожа эль'Хиз, я старый, чёрствый, безжалостный сухарь, меня слезами не проймёшь. — Взял мою книгу и перевернул обложкой вниз, похлопал по ней рукой: — Она будет жить у меня, ей будет страшно и неуютно в окружении погрызенных мышами справочников и рассыпающихся от старости пособий по некромантии, и чтобы её спасти, вам придётся очень, ну прямо очень хорошо учиться — я не ставлю «отлично» за красивые глаза или за то, что кто-то «старался», оценку придётся заработать.
— Вы не имеете права, — дрожащим уже по-настоящему голосом заявила я, — никто не может отбирать у студентов личные вещи.
— Напиши на меня жалобу в деканат, — медленно кивнул профессор, я вспыхнула от злости, он криво улыбнулся и опять взял ручку: — Иди, котёночек, на третью пару опоздаешь.
Я ещё немного постояла, глядя как он невозмутимо заполняет журнал, развернулась и пошла к выходу, трясясь от злости и мысленно пиная его ногами на огромной кровати и вопя: «Доброго утра, сволочь, доброго тебе, блин, утра!»
***
Третья пара прошла совершенно бестолково, и не только у меня — старенькая профессорша давала задания и отвечала на вопросы, постоянно посматривая на часы, потом раздала наглядные пособия и убежала, вернувшись через полчаса такой взмыленной, как будто намотала пару кругов по стадиону. Мы с Лейли кое-как разобрались с заданием, и то исключительно благодаря помощи нашего бесценного отличника, давно и безнадёжно в неё влюблённого. Преподавательница собрала работы и отпустила нас за двадцать минут до конца пары, опять куда-то убежав, а мы пошли обедать, безмерно счастливые от того, что сможем занять самый лучший столик в нашем любимом кафе.
Погода была отличная, жара немного спала, мы шли по бульвару Поэтов и молчали — почему-то с Лейли мы могли молчать хоть целый день, меня это никогда не напрягало. Она была какая-то задумчивая, я иногда посматривала на неё, видела напряжение в глазах, какой-то поиск, хотела даже предложить подумать вместе, но не стала — она всё равно не расскажет, такая она. Ну или расскажет, но не раньше, чем сама решит рассказать, а до этого момента из неё слова не вытянешь, так что я не стала лезть.
Солнце стояло почти в зените, но раскидистые каштаны давали достаточно тени, фонтаны разбрасывали мелкую водяную пыль, она оседала на коже, даря прохладу мне и цветам на клумбах, мимо с грохотом проносились подростки на роликах, разбавляя весёлым шумом по-летнему ленивую жару. Лейли помялась, повздыхала и выдала:
— Как он тебе? Только честно.
И уставилась на меня таким взглядом, как будто от моего ответа зависела жизнь загадочного «его». Я округлила глаза и сдержала первый порыв начать врать о том, что Деймон мне вовсе даже и не нравится, неуверенно улыбнулась и прикинулась веником:
— Я тебе отвечу максимально честно, как только узнаю, о ком речь.
Она нахмурилась, но тут же хлопнула себя по лбу и рассмеялась:
— Что-то я сегодня… а, забудь.
— Нет уж, давай колись, — заулыбалась я, — кто не идёт у тебя из головы?
— Кори, — смущённо призналась Лейли и стала преувеличенно внимательно рассматривать фонтан. Мне стало слегка не по себе.
Кори… Двухметровый полугном с фамилией на «эль», наш главный очкарик и неизлечимый отличник. Я бы сказала, что в жизни не видела более нелепого создания, но судьба свела меня с бабушкиным хохлатым котом, который был старым ещё тогда, когда я «эр» не выговаривала, а сейчас вообще частично облысел и растерял все зубы, но бабушка настолько беззаветно любила это убожество, что я держала своё мнение при себе. Кот практически не ходил, не умел втягивать когти, обладал отвратительным сиплым голосом, и в силу возраста носил подгузник — если бы не последний пункт, он бы ни за что не подвинул Кори с первого места.
Я посмотрела на Лейли, с трудом проглотила всё, что могла бы сказать по теме, прокашлялась и сказала:
— Он… умный.
— Да, — с долей облегчения улыбнулась подруга, глубоко вдохнула, как будто собиралась ещё что-то сказать, но не решилась и промолчала. Нужно было спасать хрупкий мостик доверительной беседы, я толкнула её локтем:
— Он по тебе вздыхает с начала первого курса, неужели ты наконец-то оценила?
— Нет, — засмущалась подруга.
— Да, — шёпотом протянула я, она тихо рассмеялась и пихнула меня плечом:
— Дурочка, хватит!
— Да! — я опять её толкнула и захихикала, — Лейли, ну ты даёшь! Чем он тебя пронял? Ты же его отшивала весь прошлый год, чуть ли не раз в неделю.
Она смутилась ещё больше, стала изучать другой фонтан, помолчала, помялась и наконец призналась:
— Он таскал мне цветы по понедельникам, даже зимой, на третий этаж по балконам. Пока я не узнала, что это он, и не сказала перестать это делать.
— И он перестал? — я округлила глаза, про цветы от тайного поклонника я знала, все знали, но что этот тайный поклонник — наш ботан, Лейли держала в секрете. Я бы не смогла такое утаить, из меня вечно любая новость фонтанирует, а уж такую я не удержала бы в себе и минуты.
— Перестал. Я думала, на этом всё кончится, но… — она замялась, окончательно смутилась и замолчала, стала рассматривать статую перед храмом Просвещения, статуя как на зло была в очках, Лейли отвернулась от неё и посмотрела на меня, я сделала серьёзное лицо и поправила воображаемые очки. Подруга рассмеялась и покраснела так, как эльфы не умеют, прижала ладони к щекам, вздохнула: — У него в конспекте мой портрет. И когда он понял, что я увидела, то не стал отмазываться, и вообще ничего не стал говорить, как будто здесь нет ничего такого. И я… не знаю, как на это реагировать.
— Он тебе нравится? — я пыталась улыбаться, хотя мысленно вопила: «Скажи ''нет'', немедленно!» и надеялась, что подругу всего-навсего гложет чувство вины за его неразделённую любовь. Потому что сложно представить более странную пару — моя статная умница-красавица Лейли, вся такая оливково-малахитовая, и этот сутулый нескладный рыжий очкарик, вечно всё роняющий, лохматый и картавый.