Читать интересную книгу Француженки не верят джентльменам - Лора Флоранд

Нет. Ни разу. Джоли потерла затылок.

– Я приехала, чтобы договориться с вами о справедливой компенсации.

Он резко отодвинулся от нее и стал смотреть в окно. «Черт возьми, какой темперамент!» – сказало ее тело. «Ты заткнешься?» – перебил разум.

– Я подал в суд вовсе не ради компенсации. Ее просто не существует. Кроме того, я знаю, что никогда не выиграю в суде. Нельзя получить патент на рецепт. Мне нужно лишь внимание, которое вызовет этот иск. Люди должны узнать, что это мое и что Пьер Манон, как мне кажется, поступает неправильно, пытаясь использовать чужое. Кто знает, может быть, это даже поможет изменить традиции кухонной иерархии, и не только в моей кухне.

Возбуждение исчезало, и Джоли начало подташнивать. Может быть, то, что он хочет, справедливо? Может быть, она начинает понимать его яростное желание разоблачить несправедливость? Но публичность, суд коллег – все это может убить отца.

– Но отец просто не выдержит огласки. И дело тут вовсе не в обыкновенном самолюбии, – с отчаянием сказала она.

На губах Габриэля появилась кривая усмешка.

– Несмотря на мои чудовищные манеры, я услышал, как ты это сказала, Джоли. Я все еще думаю.

Глава 6

«Надо бы обзавестись руководством по свиданиям для чайников, – подумал Габриэль, покрывая купол сверкающим золотом. – «Чудовище»! И как ей это только в голову пришло!» Да, он немного высокомерен, уверен в себе, полон решимости получить именно то, что хочет, и так, как хочет… Кстати, он до сих пор не понимает, почему женщины кричали ему об этом так, будто хотели оскорбить, а не похвалить его.

Допустим, он не всегда беспокоится о том, чтобы побриться. Но… вот так сразу он уже и чудовище? А ведь он был так добр к ней, когда она вызывала в его кухне катастрофы, одну за другой. И даже не ругал ее, когда Джоли призналась, что она и есть инициатор кражи его Розы. Он принял как невольный и мучительный комплимент ее признание. Все-таки ей хватило мудрости признать, что его творение было лучшим из всего сделанного в кухнях ее отца.

Надо ли ему вести себя с Джоли Манон как-то иначе? Обычно он выбрасывал почти готовое к подаче блюдо только потому, что видел три крупинки, расположенные неправильно. Примечать малейшие детали и изменения – это его профессиональное умение. Естественно, от его взгляда не укрылась ее реакция на его присутствие. Впрочем, даже самые отъявленные пофигисты запали бы на соблазнительные округлости такой цыпочки. А как ловко она всегда находила объяснения тому, что ее ягодицы оказывались подняты прямо перед ним…

Было бы глупо не дать ей понять, что его тоже влечет к ней. Верно? Неправда, что он попер напролом, словно привык лишь использовать женщин в своих целях. Нет, это у нее самой только одно и было на уме. Он сказал ей, что хочет сделать все, чего бы она ни пожелала. «Все, что захочешь».

Что еще может предложить мужчина женщине сверх всего того, что она захочет? Впрочем, кажется, она поняла это неправильно. Он не знал, почему всегда так магнетически действует на женщин.

Габриэль оживился, снимая со стены другую тарелку. У него еще остались кое-какие козыри в рукаве. Джоли может считать его полным идиотом и козлом и притворяться, что никогда не захочет видеть его снова, но он взял ее смертельно больного отца в заложники.

И осталось только придумать, как этим воспользоваться.

Джоли просыпалась медленно, не в силах понять, где она. Кто-то снова тихо постучал в дверь, и ее сердце забилось тревожно. Странная комната в гостинице, незнакомая часть страны, и, должно быть, уже глубокая ночь. Она уставилась на дверь. Фонтан в отдалении тихо играл колыбельную, и звуки проникали через окна, открытые, чтобы избавиться от дневной жары.

Кто стучит в дверь на ночь глядя? Либо насильник-убийца проник в гостиницу и выбрал ее комнату, либо… кое-кто только что закрыл свой ресторан и решил зайти проведать.

В двери не было глазка. Но Джоли была не из тех, кто колеблется, если перед ней стоит неразрешимая задача. Одним прыжком она пересекла комнату и рывком распахнула дверь.

– Что, черт возьми, с вами не так? – зашипела она на мужчину, который возвышался над ней, одной рукой опираясь о косяк. Другая его рука все еще была поднята для очередного стука в дверь.

Он смотрел на нее сверху вниз. В одно мгновение его жадный взгляд охватил ее тело, затем еще раз и остановился на ее груди. С опозданием она вспомнила, что на ней только хлопчатобумажный ночной топик и мальчишечьи шорты, по-девчачьи украшенные кружевами по краям. И нет лифчика.

– Putain. – Его голос звучал приглушенно. – Вот поэтому я и не должен замечать, что тебя влечет ко мне?

Она бы взревела, если бы смогла. Безмерный гнев душил ее. Какой омерзительный человек!

– Мне снился сон. Не о вас. Сейчас полночь. Что вы здесь делаете?

– Ты, наверное, уже не вспомнишь, но однажды я уже спрашивал, рано ли ты ложишься спать. Разве ты сказала «да»?

Ах да! Летом, много лет назад, у нее появилась привычка бодрствовать до двух часов ночи. Это, впрочем, было естественно для подростка, которому хотелось общаться с отцом, когда тот возвращался домой, и разговаривать с ним в редкие минуты отдыха.

– Полночь – это совсем не рано для большинства людей.

– Не могу быстро заснуть после закрытия. – Он протиснулся в комнату. – Слишком много адреналина. Поэтому мне в голову пришла одна светлая мысль.

«Ооо, хочет использовать адреналин!» – Она быстро сжала кулаки.

– Я не выход для вашего адреналина, – прошипела она.

«Что с ней не так?» – Он остановился и уставился на нее.

– Неужели все, о чем ты думаешь, когда я рядом, это то, что я брошу тебя на кровать и займусь с тобой сексом?

У нее в глазах появилась красная пелена. «Да черт его побери. Боже, этот человек – настоящее чудовище!»

– И ты будешь считать меня грубым, если скажу, что не нахожу в этом ничего плохого и буду очень рад помочь, – пояснил он и поиграл мускулами. – Не думаю, что должен уверять тебя, будто это совершенно взаимно и все такое.

Она молча открывала и закрывала рот, задыхаясь: «Абсолютно, совершенно, возмутительно грубый! Маньяк! Да!»

– Вы подали в суд на моего отца!

И на нее, но ее имя было всего лишь напечатано мелким шрифтом. Она чертовски хорошо запомнила это.

– Вижу, как неловко тебе из-за того, что происходит с твоим телом, когда я рядом. И знаю, что мне не следует говорить об этом.

Пока возмущение душило ее, он наклонился ближе, двигаясь с грацией хищника. От его близости ее тело охватила волна бурного возбуждения. Ей следовало бы испугаться последствий такой близости. Но она не боялась, несмотря на то что едва знала его и что он только что вторгся в ее комнату, в полночь, а на ней всего два скудных клочка ткани. Видно, ему каким-то образом удалось устроить у нее в мозгу короткое замыкание…

– Могу я тебя поцеловать? – Низкий тембр его голоса, как у довольного мурлыкающего кота, мурашками проскользнул по ее спине. – Ты ведь не воспримешь как отказ мои слова? Можно я скажу, почему на самом деле пришел сюда? Это не значит, что твоя одержимость мной не находит отклика с моей стороны.

Жаль, что нельзя дать ему пощечину и сбить самодовольное выражение с его лица! Ведь у нее еще есть надежда убедить его отказаться от иска.

– Я бы никогда в жизни не стала крутить роман с шеф-поваром элитного ресторана. Мама предупреждала меня о таких мужчинах, как вы.

Он мгновенно нахмурился и занял оборону.

– Да? И какие же бесценные выводы относительно моего характера она сделала, если исходила из своего жизненного опыта с твоим чертовым отцом?

– Что все вы высокомерны, живете эмоциями, а ваша работа для вас божество, которому, как вы считаете, должны поклоняться все. Неужели это не о вас?

Он нахмурился еще больше.

– И что в этом плохого? Ты поклоняешься тому же божеству. Пишешь кулинарные книги! Именно я и должен быть пределом твоих мечтаний! Да и ведешь ты себя соответствующе!

Ох, как же ей хочется убить его! Она фыркнула. Громко. И сморщила носик.

– В следующий раз, когда вы придете после двенадцати часов работы на вашей сумасшедшей раскаленной кухне, то, возможно, захотите принять душ до того, как окажетесь так близко ко мне и начнете рассказывать, что вы и есть моя сбывающаяся мечта.

Габриэль отшатнулся от неожиданности. Нельзя было утверждать, что он покраснел, – ведь было темно, – но он снова потер рукой свою трехдневную щетину, и Джоли показалось, что он смутился.

– Хорошая мысль, – сказал он, помолчав. – Спасибо.

Он повернулся, направился прямиком в ее душ и запер за собой белую дверь, на которую Джоли теперь смотрела в изумлении. По другую сторону двери побежала вода.

Он запер дверь.

Значит, не только полагал, что она может пойти за ним, но и решил удержать ее снаружи, если бы она вдруг захотела войти.