Читать интересную книгу В лесах счастливой охоты - Николай Сладков

Губа у неё отвисла, и два клыка торчат. Клыки мокрые и от травы зелёные.

Вскинул я ружьё к плечу.

Медведица схватилась обеими лапами за башку, рявкнула — да вниз с горки, да через голову!

Медвежата за ней — снег вихрем! Я ружьём вслед машу, кричу:

— А-а, растяпа старая, будешь спать!

Скачет медведица по скату так, что задние лапы за уши забрасывает. Медвежата сзади бегут, курдючками толстыми трясут, оглядываются. И холки горбиком — как у мальчишек-озорников, которых матери закутают зимой в платки: концы под мышки, и на спине узел горбиком.

Убежали медведи.

«Эх, — думаю, — была не была!»

Сел я на снег и — раз! — вниз по накатанной медвежьей горке. Оглянулся — не видал ли кто? — и весёлый пошёл к палатке.

Лесные сигналы

У охотника много помощников: собаки, подсадные утки-крикуши, приручённые ястреба и соколы. Даже могучие орлы служат охотнику — выдрессированные, они ловят для него птицу и зверя.

Но лучший помощник охотника — собственная его наблюдательность.

Умелый, опытный охотник даже диких жителей леса заставит работать на себя.

Такой охотник не мечется по лесу.

Посидит на пеньке, покрытом мягкой моховой подушкой. Постоит, посмотрит кругом, привалившись плечом к шершавому стволу. Вверху тяжёлая зелень листвы. Внизу узорные листья папоротников. И вверху и внизу гоняются друг за другом солнечные зайчики.

Глаза охотника отдыхают. Но без устали работают сейчас десятки быстрых и зорких глаз лесных жителей.

Вот пискнула птичка.

Охотник ладонь к уху — чтоб лучше слышать. Птичка-то особым голосом пискнула — значит, по особому случаю. Значит, что-то страшное для себя увидела. Может, это страшное сейчас в кустах таится, может, неслышно крадётся в траве.

Замри, охотник, это сигнал! Это вернее, чем стойка собаки или позыв утки-крикуши.

Вот вторая птичка пискнула по-особому.

Теперь быстрей туда, на место лесного происшествия.

Подтаись, отведи ветку от глаз, осторожно выгляни из-за шершавого ствола и там, на крохотной лесной полянке, увидишь…

Да мало ли что можно увидеть на полянке в глухом лесу!

Что видано, — обо всём не расскажешь. Разве что вот вспомнить про смешную историю с сойками?

Плёлся по лесу медведь. Медведь на ходу постоянно гудит. Не поймёшь — то ли в брюхе у него урчит, то ли недоволен чем. Ворчит вполголоса.

Башка у медведя седая — немало, видно, по кустам продирался, всю паутину на башку собрал.

А позади, перелетая с дерева на дерево, провожают медведя хрипатые сойки. Пара проводит до края своего гнездового участка и передаёт медведя соседям «из рук в руки». Те — следующим.

Галдят не очень громко, так — брюзжат вполголоса. Но покоя медведю не дают.

Озлел медведь; может, и гудит-то от злости. Торопится.

Давно скрылся медведь за деревьями, а всё слышно, где он. Не отстают проклятые сойки!

Когда я увидел его, разгадал эти крики соек, я подумал, что овладел ключом ко всем лесным тайнам. Кто может укрыться от зорких птичьих глаз? Не поможет теперь хитрость и чуткость тому, кто обманывал меня до сих пор!

В то время в горах объявился барс. Многие слышали его рёв. Но увидеть зверя не могли даже самые опытные следопыты. Зверь был хитёр и чуток.

У меня зародилась дерзкая мысль: а что если найти зверя с помощью лесных разведчиков — соек?

Я стал не спеша ходить по лесу. Подолгу сидел на пеньках.

Глаза и ноги мои отдыхали. Но ухо я держал востро!

И вот однажды, сидя на пеньке, услыхал я неистовый соечий крик — будто их кто за хвосты схватил.

Вскакиваю на ноги и — за ружьё.

На медведя и то вполголоса кричали, а тут орут на весь лес.

Я вдруг ясно представил себе холодные жёлтые глаза и пятнистую, будто в жёлтой чешуе, морду барса.

Сердце замерло: трофей такой — великая охотничья слава.

Редкостной мечтой стал теперь для охотника горный красавец барс.

Быстро вкладываю в ружьё патроны с пулями. На четвереньках, на животе, а где и просто перекатываясь по скату, пробираюсь на крик. Щупаю ногой землю — не хрустнул бы сучок…

Вот просвет в лесу. Шумит по камням речушка. На галечном берегу — валуны. И вижу: сидит на большом валуне сойка с чёрным хохлом, а вторая как сумасшедшая носится вокруг. И обе так орут, так орут, будто увидели медведя и барса сразу.

Взвожу курки.

Вглядываюсь в листву, в папоротники… До слёз в глазах вглядываюсь.

Странно: никого нет…

Вдруг сойка, сидевшая на валуне, взлетела и схватила вторую — сумасшедшую — за хвост! Да нет, не за хвост, а за что-то, что висело у неё на хвосте.

«Что-то» отцепилось от хвоста и упало на гальку.

Тогда обе сойки вспорхнули на валун, вытянули вниз шеи и заорали ещё громче. На кого же это они так?

Да на краба! В бинокль вижу, как краб присел на своих паучьих ножках и выставил вперёд две большие растопыренные клешни.

Сойки налетели разом, схватили его за клешни, дёрнули — и оторвали их. Краб боком-боком побежал к воде, перебирая лапками, как пианист пальцами по клавишам. Сейчас удерёт!

Но не тут-то было!

Одна сойка схватила его с одного боку, другая — с другого.

Началась драка. С криками обе скрылись в лесу.

Я поднялся и вынул из ружья патроны.

Вот и суди по крику! Краб-то на хвосте оказался для соек страшней медведя и барса. Какой шум подняли!

— Хорош мой способ, — усмехнулся я. — Только уж не сердись, если вместо барсовой шкуры крабовой клешнёй завладеешь. Зато отдыхал, на пеньках сидел, глаза, ноги берёг…

Я подошёл, поднял обе оторванные сойками клешни — на память о смешном случае — и шагнул в кусты.

Шагнул, да и замер: на сырой чёрной земле ясно отпечатались круглые следы тяжёлых барсовых лап!

Зверь только что был здесь. Он, видно, как и я, тоже пришёл на шум. Только я смотрел на соек, а он — на меня. Пока я таращил глаза на краба, барс лежал за кустом и следил за мной. Круглые жёлтые глаза его щурились, кончик хвоста вздрагивал. Жёсткие усы, наверное, топорщились в злой усмешке.

И думал барс: «Дурень ты, дурень! Барса — хозяина гор — задумал на глупых сойках поймать! Я не медведь — лесной шатун. Я лежу под деревьями на моховых зелёных диванах и сам слушаю все птичьи разговоры. Птичий язык я знаю лучше тебя… Но тебе повезло: я нынче сыт…»

Дрожащими руками я снова зарядил ружьё и, прикрыв курки шапкой, взвёл их без шума.

Внимательно, не доверяя больше чужим глазам, огляделся кругом. Лес был глух и пуст.

Он умел хранить свои тайны даже от птиц.