Читать интересную книгу Мои друзья - Леонид Сергеев

Что эти псы любили – так это петь. Когда дядя Костя играл на гитаре, Полкан высоко подвывал. Частенько и Снегур присоединялся и тянул приятным баритоном. Иногда так увлекались, что пели и после того, как хозяин откладывал гитару. А стоило крикнуть «браво!» – начинали все сначала, да еще громче прежнего.

Но все-таки самой лучшей и самой умной собакой была Кисточка, которая жила в соседнем поселке, у знакомой моей матери, тети Ани. Кисточка была обыкновенной дворняжкой: маленькая, этакая замухрышка, черная, с закрученным баранкой хвостом и острой мордой. Кисточка служила и сторожем, и нянькой, и смотрителем. По ночам она охраняла сад от набегов мальчишек, днем сидела около коляски соседского малыша. Если ребенок спал, Кисточка смирно сидела рядом, но стоило ему пискнуть – начинала лаять и толкать коляску лапой. Проснется ребенок, заберут его кормить – Кисточка бежит на птичий двор. Уляжется в тени под навесом сарая, делает вид, что дремлет, а сама искоса присматривает за всеми. Заметит, гуси дерутся – подскочит и как рявкнет! А если коза начнет яблоню обдирать, Кисточка могла и козу покусать легонько. Никому не давала спуску. Даже поросенка не подпускала чесаться о рейки забора: еще, мол, повалит изгородь, чего доброго!

Кисточка была всеобщей любимицей в поселке, многие хозяева хотели заполучить ее на день-два постеречь сад или присмотреть за живностью. Заманивали ее печеньем и сладостями. Кисточка посмотрит на лакомства, проглотит слюну, но не пойдет – так была предана хозяйке.

Однажды мы получили от тети Ани письмо, в котором она сообщала, что Кисточка родила пятерых щенков, трех забрали соседи, одного тетя оставила себе, а пятого предлагала нам.

В воскресенье мы с матерью съездили в поселок и вернулись с сыном Кисточки.

У щенка был мокрый нос, мягкие подушечки на лапах и коричневая шерстка. Я назвал его просто – Шариком.

В первый день щенок ничего не брал в рот. И в блюдце наливали ему молока, и в бутылку с соской – не пьет, и все тут! Поскуливает, дрожит и все время лапы подбирает – они у него на полу расползались. Я уж стал побаиваться, как бы он не умер голодной смертью, как вдруг вспомнил, что на нашем чердаке кошка Марфа выкармливает котят.

Сунув щенка за пазуху, я залез с ним на чердак и подложил Марфе. Она как раз лежала с котятами у трубы. И только я протиснул щенка между котятами, как он уткнулся в кошкин живот и зачмокал. А Марфа ничего, даже не отодвинулась, только приподнялась, посмотрела на щенка и снова улеглась.

Прошло несколько дней. Марфа привыкла к приемному сыну, даже вылизывала его, как своих котят. Щенок тоже освоился в кошачьем семействе: ел и спал вместе с котятами и вместе с ними играл Марфиным хвостом. Все шло хорошо до тех пор, пока котята не превратились из сосунков в маленьких кошек. Вот тогда Марфа стала приносить им воробьев и мышей. Котятам принесет – те урчат, довольные, а положит добычу перед щенком – он отворачивается. Марфа подвинет лапой к нему еду, а он пятится. Зато с удовольствием уплетал кашу, которую я ему приносил.

Однажды Марфа со своим семейством спустилась во двор: впереди вышагивала сама, за ней – пузатый прыткий щенок с нее ростом, а дальше катились пушистые комочки. Во дворе котята со щенком стали играть, носиться друг за другом. Котята залезали на дерево, и щенок пытался, но сваливался. Ударится, взвизгнет, но снова прыгает на ствол. Тут я и понял, что пора забирать его от кошек.

Только это оказалось не так-то просто: Марфа ни в какую не хотела его отдавать. Только потянусь к Шарику – она шипит и распускает когти. С трудом отнял у нее щенка.

В жаркие дни мы с Шариком бегали на речку купаться. Шарик любил барахтаться на мелководье, а чуть затащишь на глубину – спешит к берегу или еще хуже – начнет карабкаться мне на спину.

Однажды я взял и нырнул, а вынырнув в стороне, увидел: Шарик кружит на одном месте и растерянно озирается. Потом заметил невдалеке голубую шапку, такую же, как у меня, и помчал к пловцу. Подплыл и стал забираться к нему на спину. А пловцом оказалась девушка. Она обернулась и как завизжит!

Но еще больше испугался Шарик. Он даже поднырнул – только уши остались на воде, а потом дунул к берегу.

По воскресеньям у деда Игната собирались все собачники. И дядя Костя, и я приходили с собаками. Бабка Клава раздует самовар, достанет пироги, усядемся мы за стол, и собаки тут как тут. Смотрят прямо в рот – тоже пирогов хотят. Я дам им по одному, а бабка Клава как крикнет:

– А ну пошли во двор, попрошайки! А тебе, Буран, как не стыдно? Ведь кастрюлю каши слопал! Такой обжора, прямо стыд и срам!

И Буран уходит пристыженный, а за ним и Снегур с Полканом, и мой Шарик.

Во дворе они начинали бороться. Понарошку, кто кого: Буран всех троих или они его. Дурашливые Полкан с Шариком сразу набрасывались на Бурана, прыгали перед его носом, тявкали, все хотели в лапу вцепиться. А Снегур не спешил – кружил вдалеке с хитрющей мордой, потом заходил сзади – и прыг Бурану на загривок! Тут уж и Полкан с Шариком набросятся на Бурана, а он, как великан, громко засопит, набычится, развернется – собаки так и летят кубарем в разные стороны.

Частенько и я принимал участие в этой возне. Вчетвером-то мы Бурана одолевали.

Вот так я и рос среди собак, и узнавал их повадки; даже научился подражать их голосам.

Приду к дяде Косте и загавкаю из-за угла сиплым голосом, и Снегур с Полканом заливаются, сбитые с толку, – думают, Буран решил их напугать. Или забегу к деду Игнату, спрячусь за дверь и залаю, точь-в-точь как Полкан – визгливым, захлебывающимся лаем. И Буран сразу выскочит и сердито зарычит.

Постепенно я научился различать голоса всех собак в окрестности. Понимал, что означает каждый лай и вой, отчего пес повизгивает или поскуливает, то есть в совершенстве выучил собачий язык.

И собаки стали принимать меня за своего. Даже совсем незнакомые псы, с дальних улиц. Бывало, столкнусь с такой собакой нос к носу, пес оскалится, шерсть на загривке поднимет, а я пристально посмотрю ему в глаза и рыкну что-нибудь такое:

«Брось, знаю я эти штучки! Своих не узнаёшь?!»

И пес сразу стушуется, заюлит, заковыляет ко мне виляющей походкой. Подойдет, уткнется головой в ноги, вроде был извиняется: «Уж ты, того… не сердись, обознался немного. Ходят тут всякие. Я думал, и ты такой же. А ты, оказывается, наш. Вон весь в ссадинах и синяках. От тебя вон и пахнет-то псиной».

В то время я к любому волкодаву мог подойти – был уверен, никогда не цапнет.

Буран умер от старости. До самой смерти он сторожил дом и возил сани с дровами.

Когда дядя Костя уехал из нашего города, Снегура взяли сторожем в зоосад. К этому времени он уже стал совсем чудным, порой забывал, где находится. С его конурой соседствовала птичья вольера, так он облаивал маленьких птах. Рядом в клетке сидел огромный филин, но Снегур его почему-то не замечал.

Полкана взяли к себе соседи, сказали: «У него такая красивая шерсть».

А Шарик стал моим другом и равноправным членом нашей семьи.

В два года Шарик внезапно простудился. Целую неделю мы лечили его, давали таблетки и витамины, поили настоем ромашки. Когда Шарик поправился, он вдруг стал приводить к нашему дому других больных собак. У одной была ранена лапа, у другой порвано ухо, у третьей во рту застряла рыбья кость… Мы лечили бедолаг, никому не отказывали. Соседи шутили:

– Пора открывать бесплатную лечебницу.

Однажды во время зимних каникул я поехал к приятелю на дачу и, конечно, взял с собой Шарика, ведь мы были неразлучными друзьями. Стояли крепкие морозы, на даче было холодно, и мы с приятелем беспрерывно топили печь. Мы катались на лыжах, строили снежную крепость, но не забывали подкладывать в печь поленья. И, укладываясь спать, набили полную топку дров. А проснулись от яростного лая Шарика. Он впрыгивал на кровать, стаскивал с нас одеяло…

Открыв глаза, я увидел, что вся комната полна едкого дыма. Он клубился волнами, ел глаза, перехватывал дыхание. Я растолкал приятеля, мы на ощупь нашли дверь и, выскочив наружу, долго не могли отдышаться на морозном воздухе. И пока стояли около дома, из двери, точно белая река, валил дым; он растекался по участку и медленно поднимался в темное звездное небо.

Вот так в тот день, если бы не Шарик, мы с приятелем задохнулись бы от дыма.

Как-то, когда я уже закончил школу, а Шарику исполнилось семь лет, я шел мимо одного двора. В том дворе мальчишки-негодяи привязали к дереву собаку и стреляли в нее из луков. Я бросился во двор, но меня опередила худая светловолосая девчушка.

– Не смейте! – закричала она и вдруг подбежала к мальчишкам, выхватила у них стрелы, стала ломать.

Она так яростно накинулась на мальчишек, что те побросали оружие и пустились наутек.

С этой девчушкой мы отвязали перепуганную насмерть собаку, и пес в благодарность начал лизать нам руки. Он был совсем молодой и явно бездомный. На его лапах висели засохшие комья глины, из шерсти торчали колючки. Пока девчушка выбирала колючки, я сбегал в аптеку и купил йод. Потом мы прижгли ранки лохматому пленнику.