class="p1">Давид Чедер, доктор исторических наук из Стокгольмского университета, в своей диссертации выделяет четыре идеала мужественности, существовавших на протяжении одного только XIX века. В начале столетия от настоящего мужчины ожидалось, что он должен быть хорошим гражданином, трудиться ради общественного блага, не стремясь к личному обогащению. В романтический период 1820‑х годов во главе угла оказалась красота: популярная литература уделяла много внимания одежде, прическе, макияжу. В отличие от предыдущих эпох, искусство говорило больше об отношении мужчины к женщине, а не к Богу. В середине века, с началом индустриализации, образцом для подражания вновь стал работающий мужчина, а в приоритете было не служение обществу, а личное благо: в соответствии с американским идеалом, важно было быть человеком, который «сам себя сделал». К концу XIX века образец для подражания вновь изменился. Эталоном стал добропорядочный мужчина, ненавидящий двойные стандарты, выступающий за сексуальное воздержание до брака и верящий в семейные ценности, нежный, эмпатичный, внимательный к пожеланиям женщины.7
Сегодня мы снова вернулись в эпоху тщеславия. Мужчины тренируются в спортзале, делают себе пластические операции и как никогда прежде скупают косметические средства. Внешность играет большую, даже решающую роль. И, как становится ясно из моих интервью с экспертками, идеальному мужчине сейчас приходится соответствовать очень серьезным требованиям: он должен проявлять свои чувства – но не так, чтобы утратить мужественность, он должен брать отпуск по уходу за детьми и проводить время с семьей – но при этом сохранять хорошую работу и высокий заработок.
Однако есть и постоянные качества, на которых строится идеал мужественности, и они останутся таковыми, как бы ни менялись времена, – это самообладание и неуязвимость. У нас, мужчин, случаются моменты слабости, неуверенности в себе, даже беспомощности, но мы обычно умело маскируем их перед другими людьми. В этом отношении я и сам не являюсь никаким исключением.
Несколько лет назад я помогал на работе прибивать на стену плакаты в рамках, хотя это не входило в мои обязанности врача. На одной из рамок разбилось стекло, и острый, как игла, осколок вонзился в левый мизинец. Сразу стало ясно, что повреждено нечто важное: место между мизинцем и безымянным пальцем отнялось, будто под местным наркозом. Осколок перерезал нерв; позже страховая компания признала, что травма привела к «утрате трудоспособности на 10 %». Я взял такси и поехал в Южную больницу, по дороге проклиная свою неуклюжесть. Хирург, обследовавший меня, увидел в карточке, что я его коллега, и разговаривал со мной почти как с другом. К этому моменту меня раздражало всё: радушие врача, моя беспомощность в роли пациента, невозможность контролировать свое тело и жизнь. На вопросы хирурга я отвечал сурово и немногословно. Сердясь на самого себя, я срывал это на остальных.
– Когда я снова смогу заниматься спортом?
Врач посмотрел на меня с удивлением.
– Тебя ждет минимум шесть недель в гипсе.
Мне не хотелось превращаться в безымянного пациента-зануду, который бродит по зданию в больничной одежде, и его терпеть не могут медсестры – он мешает им выполнять их работу. Но именно так и произошло. Я стал почти невыносим. Меня попросили переодеться, но я отказался. Медсестра повторила свое требование:
– Вам нельзя лежать в своей одежде на операционном столе!
Вел я себя как упрямый ребенок, пытаясь спасти последние ничтожные остатки собственного достоинства. После долгих уговоров я сделал то, что мне сказали, и переоделся.
Выкатили каталку.
– Ложитесь.
– Никогда в жизни! До операционной я дойду на своих ногах.
Тут у медсестры лопнуло терпение. Все, кто работает в области медицины, знают: нет пациента хуже, чем медработник, тем более врач, – но я, наверное, стал настоящим кошмарным сном для сотрудников отделения хирургии кисти и локтя. Только эта медсестра, видимо, не раз сталкивалась с упрямцами, и ее требования никто не мог подвергать сомнениям.
– Ложитесь на каталку! Немедленно!
Меня вкатили в операционную. Когда хирург вонзил в меня скальпель, боль была чудовищная. Операция проводилась по принципу бескровной хирургии: манжетку для измерения давления у меня на руке накачали так плотно, что к моему предплечью временно не поступала кровь. Чаще всего так делают для того, чтобы врач лучше видел анатомические структуры, и для уменьшения кровопотерь. В моем случае это объяснялось тем, что я отказался от общего наркоза – не хотел, чтобы меня усыпили, потому что тогда пришлось бы провести в больнице лишний день. Или же, как я крайне тактично выразился:
– Не желаю ночевать в вашей богадельне и есть вашу поганую еду!
Стиснув зубы, я решил игнорировать боль. Быть мужчиной. Не показывать уязвимость. Со мной рядом сидела всё та же медсестра: несмотря на мое отвратительное поведение, в ней еще сохранилась какая-то эмпатия и она спросила, больно ли мне. Нехотя я кивнул.
Она сообщила об этом хирургу, и он ввел мне местную анестезию – после чего я погрузился в состояние полного безразличия, какого никогда раньше не испытывал. Будто плыл на спасательном круге по бескрайнему морю смирения. Ничто меня больше не трогало, всё утратило значение. Как в моей руке не осталось крови, так и во мне – чувств. Кроме того, исчезло ощущение времени. Когда прошло, как мне показалось, десять – пятнадцать минут, я призвал хирурга начать уже операцию, чтобы я мог скорее поехать домой.
– Мы уже скоро закончим, – последовал ответ. Оказывается, миновало больше часа, чего я совершенно не заметил.
Мне до сих пор стыдно, когда я вспоминаю о своем ужасном поведении в тот день.
Таким образом, идеал мужественности постоянно менялся, в то время как отношения между мужчинами и женщинами оставались прежними. От мужчины ждали доминирования в отношениях, в то время как женщине предписывалась более пассивная роль. До недавнего времени. Мы живем в эпоху небывалой независимости и свободы выбора для женщин. За мужчиной всегда была прочно закреплена роль защитника и кормильца, в то время как женщина заботилась о доме и детях; за весьма краткий отрезок времени всё изменилось. Стали ли мужчины чувствовать себя неуверенно в отношениях с женщинами по мере того, как соотношение сил между полами изменилось? И после #MeToo?[17]
Линн Хеед, сексолог, психолог и психотерапевтка, считает, что в последние десятилетия в отношениях между мужчинами и женщинами в Швеции наблюдается дисбаланс. У женщин много ожиданий, а мужчины им не соответствуют.
– Мужчина должен быть джентльменом и альфа-самцом, но при этом проводить время дома, брать больничные и отпуска, чтобы ухаживать за ребенком, сортировать белье для стирки. Многие женщины считают, что в этих вопросах должно быть равноправие, но, мне кажется, многие