class="p1">Вскоре после гибели Лукьянова летчик коммунист Лебединский повторил его подвиг. В одном из боев у него кончились боеприпасы, и он пошел на таран.
А было это так. Вылетев однажды на разведку, капитан Лебединский встретил в районе города Луга звено гитлеровских истребителей. Завязался бой. При первой же атаке Лебединский сбил одного стервятника, а через некоторое время фашисты подожгли и его самолет.
Рискуя жизнью, советский авиатор направил свой горящий самолет на гитлеровца и таранил его. Свою машину летчик успел посадить на поле. Но едва он вылез из кабины, самолет взорвался.
В тяжелом состоянии Лебединского подобрали на поле работники Лужского райкома партии и на автомашине доставили в один из ленинградских госпиталей.
Поправившись, летчик снова продолжал сражаться с врагом.
Не раз летал с Лукьяновым на выполнение боевых заданий старший лейтенант Михаил Габринец. Он любил своего друга за мужество и отвагу, за чуткость и простоту.
Габринец часто спрашивал Лукьянова, как тот таранил фашистского бомбардировщика.
Лукьянов отвечал ему:
— Подожди, Миша, настанет время, и тебе придется совершить таран.
Так оно и случилось. Однажды Габринец, вылетев на выполнение задания командира, встретил в воздухе шесть истребителей противника. Советский летчик вступил с ними в бой, хотя силы были неравными.
Зайдя со стороны солнца, Михаил направил свой самолет на одного из фашистов. Приблизившись к нему, он дал очередь. Вражеская машина задымила и пошла вниз. Остальные гитлеровцы, не выдержав атак советского истребителя, рассыпались в разные стороны.
Габринец хотел помчаться вдогон. Вдруг из облаков вынырнули еще несколько «мессершмиттов».
«Значит, решили схитрить», — подумал советский авиатор.
Развернувшись, он бросился в атаку. Одна вражеская машина попала в прицел. Летчик нажал на гашетки, и фашист, оставляя за собой густой шлейф дыма, камнем полетел вниз.
Другие самолеты врага продолжали наседать. Летчика ранило в руку, но он собрался с силами и с яростью отбивался от обнаглевших фашистов.
Но вот кончились боеприпасы, и оружие замолкло. Сколько он ни нажимал на гашетки, огня не было. А враг все наседает.
Посмотрев вниз, Габринец заметил: на его самолет свечой идет «мессершмитт».
Габринец мгновенно принял решение — бросить свою машину на врага и уничтожить его таранным ударом. В последнюю секунду гитлеровец хотел отвернуть. Но было слишком поздно. Удар советского истребителя оказался настолько сильным, что фашистская машина развалилась в воздухе.
Серьезное повреждение получил и советский истребитель. Габринец все же сумел посадить его на первую попавшуюся площадку.
Примерно через год после гибели Лукьянова командиром 159-го истребительного авиационного полка стал прославленный летчик, ныне дважды Герой Советского Союза Петр Афанасьевич Покрышев. Он хорошо знал Лукьянова и всегда с удовольствием рассказывает о его подвигах.
«Славные дела и подвиги Героя Советского Союза старшего лейтенанта Лукьянова, капитана Лебединского, старших лейтенантов Габринец, Ращупкина и многих других мастеров воздушного боя, — писал в дни боев П. А. Покрышев, — служили достойным примером поведения в бою всему личному составу части».
Сам Петр Афанасьевич являлся большим мастером воздушного боя. Когда он появлялся в воздухе, с вражеских командных пунктов передавались тревожные сигналы:
— Ахтунг! Ахтунг! В воздухе Покрышев!
Храбрый советский ас наводил на фашистов ужас. За время блокады Ленинграда он сбил лично 38 вражеских самолетов и 8 в группе с другими летчиками.
Следуя примеру героев, многие летчики полка прославили Родину богатырскими подвигами.
Владимир Серов служил в 159-м авиационном полку командиром особой группы охотников.
— Это был человек завидной отваги, — вспоминает о нем Петр Афанасьевич Покрышев. Его группа из восьми истребителей в одном из боев по прорыву блокады Ленинграда встретила около 60 самолетов противника. Но несмотря на такое большое превосходство в силах, советские летчики под командованием Серова не уклонились от боя. Они сбили тогда 12 самолетов врага. Три самолета уничтожил лично Серов.
Дерзкий подвиг совершил в боях под Ленинградом Герой Советского Союза Андрей Васильевич Чирков.
В один из зимних дней он вместе с Покрышевым вылетел на разведку. Оба изрядно устали. Полет оказался трудным, так как землю застилала густая дымка. Над Любанью летчиков обстреляли немецкие зенитчики. Покрышев пошел направо, а Чирков — налево. В какой-то момент ведомый заметил, что со стороны солнца ведущего атакуют четыре фашистских истребителя. Не раздумывая, Чирков делает разворот и бросается на врага.
Удар оказался обоюдоострый. Обе машины полетели вниз. Чирков успел выпрыгнуть из поврежденной машины и раскрыть парашют. Фашист погиб. Когда Чирков опустился на территории, занятой противником, уже были густые сумерки.
Спрятав парашют, Чирков стал пробираться к Ленинграду, укрываясь в кустарнике. Летчик обморозил ноги, но все же к утру добрался до одной из наших пехотных частей.
Командир спросил его:
— Не могли бы вы провести наших разведчиков тем же путем, по которому прошли сами?
— Конечно могу, — ответил Чирков.
И, уставший, обмороженный, он вскоре ушел в разведку со стрелками. Захватив «языка», разведчики невредимыми вернулись к своим.
Так летчики 159-го истребительного авиационного полка мстили фашистам за гибель Лукьянова, за всю ту боль и страдания, которые принесли захватчики на нашу советскую землю.
БАУМАНЦЫ — ГЕРОЮ ЛУКЬЯНОВУ
Шел июнь сорок второго года. На фронтах не прекращались ожесточенные бои с врагом. Радио разносило по стране ободряющие сводки Советского информбюро. В них передавались сообщения об успешных наступательных действиях частей Красной Армий, об освобождении все новых и новых городов и крупных населенных пунктов.
Хотя враг к тому времени уже был отброшен от Москвы, над столицей нашей Родины все еще появлялись гитлеровские самолеты.
Затемненная Москва стойко защищалась.
По вечерам над городом медленно поднимались к небу аэростаты заграждения. Окна магазинов и полуподвальных помещений были завалены мешками с песком. На стеклах оконных проемов пестрели узкие бумажные полоски.
По улицам Москвы то и дело проходили части и подразделения Красной Армии, отправлявшиеся на фронты. В несмолкаемом городском шуме слышались бодрые голоса вооруженных людей. Они пели огневую песню о войне.
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна.
Идет война народная,
Священная война.
С наступлением темноты, когда над городом опускалась ночь, москвичи нередко с интересом наблюдали, как прожектористы Московской зоны противовоздушной обороны ловили щупальцами своих длинных лучей фашистские самолеты и вели их по темному небу.
— Смотрите! Смотрите! — вскрикивали останавливавшиеся на улицах москвичи. — Фашист мечется из стороны в сторону. Вот бы сбить его. Молодцы прожектористы!
В разных концах города раздавались оглушительные залпы зенитных батарей. В небе вспыхивали разрывы снарядов, а горячие осколки от них цокали по железным крышам и асфальту.
Во время налетов фашистской авиации на Москву москвичи, главным образом