Он был так близко — лицо к лицу, а говорил эти страшные слова холодным шёпотом, что лучше бы, наверное, кричал, и Ацилия не выдержала — выбросила правую руку, метя в шею, как раз под нижнюю челюсть, чтобы наверняка.
Не зря он был военным, не зря был центурионом и учил молодёжь.
Тело тренированного бойца среагировало быстрее, чем мозг, — он блокировал удар левым предплечьем, но всё же из-за неожиданности удара, шпильки прошли насквозь через мякоть руки у локтя. А пальцы на горле Ацилии он так и не разжал. Поднялся, поднимая и её следом, сверкая чёрными глазами, притянул к себе плотно, выкручивая запястье за спину, прижался щекой к её щеке, вдавливая лицо рабыни в тунику на груди, как раз возле ямки между ключицами.
Ацилия только ахнула от испуга и неожиданности. А он спокойно и чётко, отделяя каждое слово, заговорил ей в ухо:
— Я же мог тебя убить, дура…Чем ты только думала… Сломал бы шею голыми руками… Ради чего…
Она замотала головой, освобождаясь, он отпустил её запястье за спиной, переложил ладонь ей на затылок, утопая пальцами в чёрные с медью волосы. Она дёрнула подбородком, поднимая лицо, попыталась отстраниться, но он не пускал, шепнула зло:
— Да, конечно, такие бы потерпели убытки…
Он только хмыкнул, скривив губы.
— Отпустите меня, я всё равно вам не нужна…
Несколько секунд он молчал, пока не понял, что она имеет ввиду не сейчас, а вообще, оттолкнул вдруг от себя, опять в угол.
— Нет!
Ацилия упала на колени, взметнув волосы, и сквозь них глянула на него, прижав пальцы руки к надорванному горлу, сипло спросила:
— Почему? Я же не нужна вам! Зачем я вам? Для чего? — в её голосе звучало само отчаяние. — Позвольте мне… разрешите написать письмо в Рим… Меня выкупят… Вам вернут ваши деньги!
— Нет!
— Вы… Да вы просто… — Она готова была расплакаться, но смотрела упрямо. — Вы просто какой-то моральный урод! Жестокий и бессердечный… Какая вам разница? Какой вам интерес? Я же предлагаю вам деньги!
— Нет! — Он рывком вырвал из руки её шпильки, зажимая пальцами хлынувшую кровь, только губами дёрнул.
— Почему?..
— Знаешь, что ты заслуживаешь за вот это вот?
Она промолчала, глядя ему в лицо, а Марций сломал пальцами раненой руки деревянные шпильки, и этот звук заставил Ацилию вздрогнуть. "Сломал бы шею голыми руками…"
— Отпустите меня…
— Я никогда тебя не отпущу… Ни за какие деньги.
— Тогда я сбегу! — уже в раже выкрикнула она.
— Беги! Я всё равно поймаю… И отдам своим солдатам. Ты ведь этого боишься? — Она промолчала, пряча лицо в падающих прядях волос. — То-то…
Развернулся и ушёл.
Ацилия закрыла ладонями лицо и расплакалась, стараясь сжаться как можно теснее.
* * *
На нём всё поразительно быстро заживало, как на собаке, через два дня он уже вышел в строй, а за это время даже ни разу не заговорил с Ацилией, лишь взгляд мельком, да безразличие из-под ресниц.
Она ненавидела его, за его упрямство, не понятное ей, за жадность в деньгах, за жестокость и чёрствость души ненавидела. И от этого ещё больше горела желанием вырваться, придумать хоть что-то, хоть как-то обойти его, пока не поздно.
Она хорошо помнила, где он хранил свои документы, и где стоял этот секретный сундучок, долго собиралась с мыслями, пока не спросила старика Гая:
— Ты случайно не знаешь, как отправляют почту из гарнизона?
— Это можно узнать… Вестники часто ездят в Рим с донесениями… Но они потребуют за это деньги…
Ацилия прищурила глаза, припоминая, в какое место она припрятала свои серьги с рубинами.
* * *
— А вы знаете, центурион, что по последним данным ваша центурия при взятии Нуманции потеряла больше всех? — спросил легат Валенсий, нахмуривая седые брови.
— Нет, господин легат, я этого не знаю.
— А зря… — Легат обошёл вокруг стола, закладывая большие пальцы обеих рук за пояс. — Зря! Вы, как командир центурии, как никто другой могли бы это знать.
— Потери моей центурии исчисляются в основном ранеными, в легионе, даже в нашей когорте, есть центурии, где потери в убитых даже больше, или равны потерям моей центурии…
— Да бросьте, Марций, несмотря на потери, эти центурии продолжают оставаться укомплектованными на 75 процентов… А ваша?
Марций дёрнул подбородком, медленно прикрыл глаза, смаргивая усталость.
— Нам придётся добавлять в вашу центурию молодёжь, новобранцев. Более, чем на 50 процентов. Разве это будет боеспособная центурия?
— Я обучу её.
Легат усмехнулся, отворачиваясь, прошёлся опять за стол, глядя вниз. Его коротко стриженные седые волосы светились, казалось, насквозь в свете горящего светильника.
— Я начинаю сомневаться, сможете ли вы это сделать. Эта центурия уже попадала к вам, составленной в основном из молодёжи, и что? Вы не смогли её обучить, раз такие потери.
— Но, господин легат…
Командующий поднял руку, останавливая его:
— Наверное, мы поторопились, назначая вас центурионом, вы ещё не готовы стать командиром…
— Но, господин легат, выслушайте меня! — он порывался сказать, перебил командира, и встретил укоризненный взгляд, но сейчас ему уже было наплевать на последствия. — Я получил эту центурию два месяца назад, она только-только была после укомплектования, там были одни новобранцы, сплошные гастаты! Мне даже не хватало триариев-ветеранов, чтобы учить их! Я сам с ними бился…
— Центурион, все это делают.
— Я знаю! Но, господин легат, никогда такую слабообученную молодёжь не бросают в самую гущу сражения! Они ведь даже не воевали ни разу по-настоящему! Я же говорил трибуну Фаску, когда получил приказ на наступление… А мы ещё и попали по приказу на сектор Главных Ворот — там же было самое ожесточённое сопротивление…
— Вы ставите под сомнения разработанный общим советом офицеров план наступления? План, утверждённый самим консулом Сципионом? — Марций опешил, в миг перегорев. — А не слишком ли для центуриона шестой центурии?
— Господин легат…
— Я понимаю, что вы хотите сказать. Вы совсем умалчиваете о том, что ваша центурия бросилась грабить дома, не имея на это приказа, что по вашему разгильдяйству вы оказались застигнутыми врасплох… Это вы, центурион, не сумели организовать оборону, это вы распустили свою центурию…Разве вы можете быть командиром?
— Тогда наши потери были вбольшем ранеными, мы потеряли безвозвратно четырёх, а на Главных Воротах — сорок восемь!
— Перестаньте, Марций! Хватит! Хватит искать виноватых.
Центурион опустил голову, поджимая губы, упёрся подбородком в кирасу.