Боярин вздохнул:
– Эх, разве ж это богатство… Слезы горькие остались, а не скарбница…
– А куда ж все делось?! – ахнули княжичи.
Боярин развел руками:
– А куда у нас все девается? В Орду утекло…
Дмитрию очень хотелось сказать, что он не позволит больше раздаривать всяким ханам злато и серебро из своей казны, но посмотрел на мать и осекся. Вспомнил, что не он собирал, не ему и распоряжаться. Верно…
Когда выходили из скарбницы, все же не удержался, прошептал Владимиру:
– Только крест тот со святым Александром не отдам…
Маленький князь Дмитрий впервые почувствовал себя наследником славных предков, почувствовал ответственность за свое положение. Он князь московский и должен постараться стать не хуже дяди Симеона, о котором говорят, что он крепко Москву держал, деда Ивана Даниловича Калиты, что Москву поднял, и даже князя Александра Ярославича, которого народ Невским прозвал.
А еще Дмитрий решил, что надо обо всех расспросить подробней, а то слышал кое-что и не более. Отец сам не готовился стать великим князем и сыновей к такому не готовил, потому учебой особо не нагружал, разве что ратной, к которой Дмитрий был весьма охоч.
На улице с утра ветрено и противно, то снег вдруг зарядит, то в дождь перейдет. Под крыши забились все, кто может, ни людей на дворе, ни собак, ни даже вездесущих ворон. Воробьи под стрехами нахохлились.
Для Дмитрия самая дурная погода, он не любитель сидеть дома. От безделья волком выть хочется. Княжич прилип к окну, пытаясь что-то разглядеть. У крыльца и впрямь шум, суета.
Княгиня Александра подняла голову от рукоделия:
– Что там?
– Не знаю, кто-то приехал.
Мать подошла к окошку, тоже глянула.
– А, это Дмитрий Михайлович Боброк. Зять.
– Чей зять? – полюбопытствовал княжич. Любой новый человек – всегда интересно, и можно увильнуть от занятий.
– Наш с тобой. Не помнишь, что ли? Дмитрий Михайлович сосватал твою сестру Анну и увез в свою Волынь.
– Не помню, – помотал головой Дмитрий и тут же помчался на крыльцо разглядывать князя Волынского. Володя поспешил за ним.
Немного погодя Дмитрий внушал брату:
– Во! А говорили, что князь не может быть толстым! Смотри какой…
Дмитрий Михайлович и впрямь был основательным, не зря прозвали Боброком. Когда сидел, так и вовсе похож на большого бобра, русский богатырь, коренастый, надежный… Два дня, пока он пробыл в Москве, мальчишки мотались следом как привязанные и глядели снизу вверх.
Знать бы им, что в сентябре 1380 года именно Дмитрий Михайлович Боброк будет сильной рукой удерживать лошадь Владимира Андреевича, не позволяя Засадному полку раньше времени выехать на поле Куликово, одновременно пытаясь разглядеть в огромном скопище бьющихся людей Дмитрия Ивановича, одетого в латы простого ратника!
Вельяминовы вокруг молодого князя вились роем, правда, с толком, что не умел – тому учили, о чем не знал – сказывали. К кому же обращаться с вопросами, как не к ним?
– Почему дед прозван Калитой? Вообще-то, за кошель, что у пояса для мелочи разной висит. Только у Ивана Даниловича там частенько золотишко звякало. Любил он золотишко-то. Все, что в казну шло, любил. Всем умел угодить – и ордынцам, и боярам, а все больше себе самому. Руки загребущие…
Василий Васильевич сам смутился своих слов, но помотал головой:
– То не я говорю, то на Москве слух такой идет.
Княгиня Александра оторвала взгляд от шитья, усмехнулась:
– Да чего уж там! Правду молвят, если все одно говорят, значит, не врут. Иван Данилович своим скопидомством славился, прижимистостью, а с другой стороны щедростью к ордынским ханам. Столько, слыхивала, к ним возил, что самим вовек не прожить…
Василий Васильевич Вельяминов почему-то взвился, точно это его скопидомом назвали, а не давно покойного князя:
– Для себя, что ль, возил-то?! Для Москвы, для Руси возил. Зато как с Узбеком задружил, так и не бывало на Москве татар набегами. И прижимист был со смыслом. Денежку к денежке собирал, чтоб сыновьям, а потом и внукам оставить. – Довольный собой, Василий Васильевич заключил: – Верно поступал Иван Данилович, никому от того худо не было, всем одна польза.
Княгиня даже смутилась такому отпору:
– Да я разве что говорю? Объяснила только, за что прозвище дано. Вон князя Ивана Красным звали да Милостивым, потому как красив был и добр ко всем.
Василий Васильевич постарался спрятать гримасу, не выдержал, поморщился. Вот то-то и оно, что вся память осталась о красоте да кротости. Другое дело его старший брат Симеон Иванович! Того и Гордым прозвали, потому что всех под свою руку, под свою волю норовил поставить. Хороший продолжатель отцовских стараний был, да рано погиб.
Из таких бесед Дмитрий все больше осознавал, что подражать нужно деду Ивану Калите да дяде Симеону Гордому, что князь на Москве крепким должен быть, не то и самой Москве не бывать. Вот уж этого маленькому князю никак не хотелось! Для себя Дмитрий твердо решил, что станет князем сильным и хитрым одновременно, как дед Иван Данилович.
Мальчик даже не подозревал, как скоро ему придется идти по стопам знаменитого деда.
Будешь великим князем!
По крыльцу, а потом и переходу к палатам вдовой княгини прокатился топот. Это мчалась не разбирая дороги рябая Стешка, отправленная со двора к хозяйке с радостным известием.
Княгиня Александра, услышав переполох, с волнением уставилась на дверь, привычно прижав белые руки к груди.
Стешка влетела в горницу с воплем:
– Приехали!
– Кто?
– Митрополит приехал! Тама… на дворе… спешивается… Вот! – наконец выдохнула счастливая девка и замерла, не зная, что теперь делать. Про нее мигом забыли, не до дурехи.
Княгиня Александра вскочила, горничные девки привычно засуетились, оправляя складки одежды, подкалывая головной плат. Хотя это и не торжественный выход к гостям, но княгине негоже быть растрепой, как вон Стешка. Та, залюбовавшись хозяйкой во всей красе, украдкой вздохнула: дал же бог стать и пригожесть да не дал счастья полной горстью, совсем молодая вдовой осталась…
Сама Александра уже спешила к заднему крыльцу, оттуда слышались взволнованные голоса. На дворе и впрямь суетились люди, и вокруг прибывших вертелся маленький князь. Глаза Дмитрия восхищенно блестели, он уже знал, что митрополиту Алексию удалось бежать из Ольгердова заточения, тайно в ночи скрыться и ускользнуть от преследования. Кулачки мальчика сами собой сжимались в ярости: ну я этому Ольгерду ужо!..
А ведь и впрямь повоюет Дмитрий Иванович с литовским князем Ольгердом, и довольно скоро…
У Алексия худое, точно высохшее лицо, скулы выперли, брови нависли густыми седыми прядями, но глаза блестят – рад, что до дома добрался. Теперь он открыто считал Москву своим домом.