Читать интересную книгу Война с готами. О постройках - Прокопий Кесарийский

Когда император Юстиниан услыхал обо всем этом, он, имея в виду привести в смущение готов и Теодата, отправил письмо Амалазунте, заявляя, что он сильнейшим образом озабочен тем, чтобы оказать ей покровительство, и поручил Петру этого отнюдь не скрывать, но совершенно открыто поставить это на вид самому Теодату и всем готам. Когда послы из Италии прибыли в Византию, то все остальные рассказали императору, все как было, и больше всего Либерий. Это был человек исключительных нравственных достоинств, умевший говорить только правду. Один только Опилион неизменно утверждал, что со стороны Теодата по отношению к Амалазунте не было совершено никакого насилия. Когда Петр прибыл в Италию, то Амалазунты уже не было в живых. Дело в том, что родственники тех готов, которые были ею убиты, явившись к Теодату, настаивали, что ни он, ни они не могут жить и чувствовать себя в безопасности, если Амалазунта возможно скорее не будет устранена. Он согласился с ними, и они, явившись на остров, тотчас же убили Амалазунту. Ее смерть вызвала огромную печаль среди всех италийцев и остальных готов: эта женщина, как я сказал несколько раньше, в высокой степени выдавалась всякого рода достоинствами. В силу этого Петр перед лицом Теодата и других готов заявил, что, так как они совершили столь ужасное преступление, то и [33] с ними самими император будет вести беспощадную войну. Теодат, по обычной своей низости оказывая убийцам Амалазунты почести и уважение, хотел убедить Петра и императора, что это кровавое дело совершено готами менее всего по его желанию и с его согласия, наоборот, против его воли и при всяком его противодействии.

5. В это время огромной славой пользовался Велизарий ввиду недавней своей победы над Гелимером и вандалами. Узнав о том, что постигло Амалазунту, император тотчас решил начать войну; это был девятый год его царствования. И Мунду, главнокомандующему в Иллирии, он приказал двинуться в Далмацию, бывшую под властью готов, и попытаться захватить Салону. Мунд был родом варвар, но исключительно предан интересам императора и очень сведущ в военном деле. Велизария же император послал с флотом, дав ему из кадровых солдат и союзников четыре тысячи и из исавров приблизительно три тысячи. Начальниками были прославленные Константин и Бесс из Фракии и происходивший из царского дома иберов Пераний из Иберии, пограничной с мидийцами; он уже давно пришел к римлянам в качестве перебежчика вследствие ненависти к персам. Кадровыми всадниками командовали Валентин, Магн и Иннокентий, пехотой – Геродиан, Павел, Деметрий и Урсицин; начальником исавров был Энн. В качестве союзников следовало двести гуннов и триста мавров. Над всеми главнокомандующим был Велизарий, который имел с собой много прославленных преторианцев, копье – и щитоносцев. Отправился с ним и сын его жены Антонины от первого брака, Фотий; он был еще молод и первый пух бороды украшал его лицо, но он отличался замечательным разумом и обладал физической силой большей, чем соответствовало возрасту. Император дал Велизарию инструкцию делать вид, что он направляется в Карфаген; когда же он прибудет в Сицилию, то высадится там под предлогом какой-то необходимости и попытается захватить остров; если возможно будет подчинить его себе без труда, то завладеть им и уже не [34] выпускать из своих рук; если же встретятся какие-либо затруднения, то плыть спешно в Ливию, не дав никому заметить подобного плана.

Также и к королям франков он написал следующее:

«Захватив нам принадлежавшую Италию силой, готы не только не имели ни малейшего намерения возвратить ее нам, но еще прибавили нестерпимые и огромные обиды. Поэтому мы были принуждены двинуться на них походом, и было бы правильно, если бы вы помогли нам в этой войне, которую делает общей для нас православная вера, отвергающая арианские заблуждения, и наша общая к готам вражда».

Вот что написал император и, послав им богатые денежные подарки, он соглашался дать им еще больше тогда, когда они приступят к выполнению этого дела. Они с большой готовностью обещали ему свое содействие. Между тем Мунд с бывшим при нем войском прибыл в Далмацию и, вступив в сражение с готами, которые там выступили против него, победил их в открытом бою и завладел Салоной. А Велизарий, переплыв в Сицилию, захватил Катану; двинувшись оттуда, он без всякого труда овладел Сиракузами и другими городами, добровольно сдавшимися ему. Исключение составили только готы, которые охраняли Панорм; они, полагаясь на его стены (это место было сильно укреплено), совершенно не желали сдаваться Велизарию и требовали, чтобы он немедленно увел отсюда войско. Поняв, что с суши взять это укрепление невозможно, Велизарий велел флоту войти в гавань, доходившую до самых стен. Гавань эта находилась вне укреплений и была совершенно безлюдна. Когда корабли стали здесь на якорь, оказалось, что их мачты выше зубцов укреплений. И вот тотчас, наполнив шлюпки всех судов стрелами, он подвесил их на край мачт. Непреодолимый страх охватил готов, когда их стали поражать сверху, и они тотчас добровольно сдали Велизарию Панорм. С этого времени император имел уже под своею властью всю Сицилию и мог наложить на нее подать. Трудно передать, насколько удачно провел Велизарий [35] все это предприятие. Получив звание консула за победу над вандалами, он был еще облечен этим званием, когда он покосил всю Сицилию и в последний день своего консульства он совершил свой въезд в Сиракузы, горячо приветствуемый войском и сицилийцами и разбрасывая всем золотые монеты. Это сделано было им не с заранее обдуманным намерением, но для него случайно совпали эти счастливые обстоятельства, что в тот самый день, когда он вновь приобрел для римлян весь этот остров, он вступил в Сиракузы, и не в сенате, как обычно в Византии, а здесь, в Сицилии, он сложил свою консульскую власть и остался консуляром. Вот какой успех выпал на долю Велизария.

6. Когда Петр узнал об этом, он стал оказывать еще большее давление на Теодата и не переставал пугать его. Теодат, охваченный страхом и как бы лишившись дара речи, все равно как если бы он сам был уже вместе с Гелимером взят в плен, тайно от всех остальных вступил с Петром в переговоры, и между ними был заключен договор, в силу которого Теодат уступает императору Юстиниану всю Сицилию и каждый год будет посылать ему золотой венец в триста фунтов весом и по первому его требованию три тысячи лучших готских воинов. Сам же Теодат не будет иметь права убивать кого бы то ни было из духовенства или сенаторов или конфисковывать в казну их имущество без согласия императора. Если кого-либо из своих подданных Теодат пожелает возвести в звание патриция или дать ему другой какой-либо сенатский ранг, то это он будет делать не лично, но будет просить императора давать его. При приветствиях в театрах или на гипподромах, или в других каких-либо местах, как это обычно делается римским народом, на первом месте должно возглашаться имя императора, а затем Теодата. Статуи из меди или из другого материала никогда не должны ставиться одному Теодату, но всегда обоим и ставиться таким образом: направо статуя императора, а по другую сторону, т.е. налево, Теодата [36]. Подписав на этих условиях договор, Теодат отправляет к императору посла.

Немного спустя беспокойство охватило душу этого человека; он впал в безграничный страх, мысли его мешались в ужасе от одного упоминания войны; ему казалось, что предстоит немедленная война, если только император в чем-либо не согласится с тем, о чем они договорились с Петром. Вновь вызвав к себе Петра, который был уже в Албании, как человек, желающий тайно посоветоваться, он стал допытываться у него, как он думает, будет ли император доволен их договором? Когда Петр сказал, что он предполагает, что да, он спросил: «А если ему это не понравится, что тогда будет?» Тогда Петр сказал: «Тогда тебе, светлейший, придется вести войну». «А разве это, милейший посол, справедливо?» – сказал Теодат. Тогда Петр, прервавши его, ответил: «А разве, дорогой мой, несправедливо для каждого выполнять со всем старанием стремления своей души?» «Что это значит?», – спросил Теодат. «А то, – ответил Петр, – что у тебя главнейшее стремление заниматься философией, а у императора Юстиниана – быть славным и могущественным. Разница в том, что тебе, человеку, преданному философии, и особенно последователю платоновской школы, быть виновником смерти людей, да еще в таком числе, вовсе не подобает; ведь ясно, что для тебя – это нечестие, если ты не будешь проводить жизнь так, чтобы быть совершенно свободным от всякого убийства; для Юстиниана же вовсе не недостойно стараться приобрести страну, издревле принадлежавшую управляемой им империи». Убежденный такими соображениями, Теодат согласился отказаться от власти в пользу императора Юстиниана, и в этом как он сам, так и его жена принесли клятву. Со своей стороны и Петр дал клятвенное обязательство, что он сообщит об этом решении только тогда, если увидит, что император не принял прежнего договора. И для заключения этого договора он послал с ним Рустика, одного из духовенства и человека ему наиболее [37] близкого, римлянина родом; им обоим он вручил также и письма.