Время вполне подтвердило ее предусмотрительность, потому что очень скоро власть в России вновь переменилась, и на престол взошел Александр.
Анна де Пальме уже не высовывалась со своим волонтерством. Однажды она обожглась на своем желании служить мущине, пусть и императору, поэтому теперь решила выждать и посмотреть, как поведет себя по отношению к ней новый государь.
Скучала ли она о той поре, когда весьма лихо изобличала «ошибки современников моих», как она писала в дневнике? Видимо, да, ежели из-под пера ее в это время выходили стихи следующего содержания:
Для слов, как для людей, есть жребий роковой;Случай играет их судьбой.Он – их судия; они – его созданье.Захочет – и в чести; велит – они в изгнанье.Неистовый тиран: но свят его закон.
А император Александр кое-что знал о загадочной даме-невидимке, знал также, кто она такая. И… решил понаблюдать за Анной.
Несколько раз он проезжал мимо ее дома или нарочно встречался на верховой прогулке – в те блаженные времена цари не столь боялись за свои жизни, как правители последующих поколений: по сути дела, пока не начались покушения на Александра II, в России не уделялось особого внимания охране правящих особ.
В своей рукописи Анна де Пальме почему-то описывает эти поездки государя как попытку волокитства: «Что бы это значило? Знаю, что наш пол заслуживает особенное монаршее благоволение, но мне уже 34 года (подумала я), и, следственно, здесь что-нибудь да другое кроется!»
К слову сказать, кто-то из архивистов, определивших записки Анны де Пальме на хранение в секретных фондах, сделал пометку на полях возле сего места: «Вранье – девушкам часто грезится, что за ними гоняются мущины. Ничаво не бывало!» Как видим, автор сей памятки совершенно не поверил в попытку сей пожилой девицы пококетничать с мужчиной хотя бы в воображении!
Неведомо, сколько бы времени еще выжидала Анна де Пальме и как долго присматривался бы к ней Александр, однако случилось так, что в руки нашей дамы-невидимки случайно попал материал, разъясняющий, кто на самом деле был виновником случившейся недавно смерти Валериана Зубова – младшего брата бывшего фаворита и прямого участника переворота 11 марта 1801 года. Александр, хоть и удалил от двора почти всех, кто мог бы даже косвенно напомнить ему, что столь осуждаемое им цареубийство произошло с недвусмысленного согласия благородного царевича, все же старался смыть с себя всякие подозрения в мелкой мстительности бывшим соратникам по комплоту. Поэтому он очень опасался, что смерть Зубова будет приписана ему. Однако некое письмо, добытое Анной де Пальме, позволяло предположить, что речь идет всего лишь о crime passionnel[11], а более ни о чем.
Александр вступил с Анной де Пальме в осторожную переписку, о которой она упоминает в воспоминаниях столь же осторожно: «Открыла я ему, сколь много я была облагодетельствована его августейшей бабкою и чем я при ней в тайне занималась. И так объяснившись ему во всем том, в чем только можно было, не упустила я тронуть некоторые предварительные струны, касающиеся до благоразумного правления, и тех осторожностей, которого оно требует. Звук сих струн понравился тогда сему монарху…»
К Анне де Пальме по поручению Александра явился граф Толстой и сообщил, что император желает принять ее на ту же должность, кою она исполняла при Екатерине.
И тут к Анне вернулась вся косноязычная велеречивость, которой она страдала прежде, еще до вступления своего в должность «дамы-невидимки» при Екатерине. Запинаясь в словах, она кое-как довела до сведения графа Толстого, что слишком много времени провела в бездействии при Павле, а потому теперь, когда ей уже 34 года…
«– Невозможно! – вскричал Толстой, как сумасшедший, вскочив даже со своего места; пристально глядел на меня и потом сказал: – Разве 22 много – вы 23-х лет, вы изволите меня дурачить: что, 34-летняя девица могла быть столь свежа, нежна и хороша?»
Поскольку курсив принадлежит Анне де Пальме, можно лишь умилиться тому, что «вечно женственное» вдруг – лучше поздно, чем никогда! – начало в ней брать верх над той раздевулей или размужичьем, коих она изображала из себя прежде.
Неужто и впрямь лишь изображала?… Вот это самопожертвование во имя Родины!
Увы, историография не предоставила нам возможности узнать, использовала ли Анна де Пальме свои уникальные таланты во славу правления Александра так же, как она это делала во славу правления его августейшей бабки. Не сохранилось никаких документов на сей счет. Известно лишь, что куратором Анны де Пальме был сначала назначен тот же Толстой, который ее до крайности раздражал тем, что видел в «даме-невидимке» обычную, пусть и несколько засидевшуюся в девках, барышню, которой элементарно мужика нужно испробовать, чтобы перестать придуриваться и задирать нос. Толстого Анна только что не ненавидела и называла его не иначе, как господином Кастрюлькиным, пустым человеком и этой Сатирою.
Наконец Анна де Пальме нажаловалась на Толстого государю, который определил ее под присмотр мудрого Александра Николаевича Голицына, который в то время служил прокурором в Священном синоде. Тот почтительно спросил у Анны, когда ему являться к ней.
«Два раза, – отвечала я ему, – в середу и в субботу прошу вас навещать меня».
Ну, видимо, у Анны де Пальме было море материала для донесений, коли она вынудила прокурора Синода хаживать к себе дважды в неделю, словно заурядного постильона. Очень может статься, что именно Голицын и не оставил впоследствии ни разъединого клочка от ее многочисленных трудов. А может быть, до них добрался кто другой…
Во всяком случае, увы, нет возможности выяснить, ради чего же «государь повелел сему князю в 1807 году, когда отправился за границу, все им от меня полученные конверты отправлять к его императорскому величеству с особенным Эстафетом. Следственно, кто из сего не заключит, что «государь находил труды мои полезными; и сам князь в разговоре со мною сказал мне, что государь крайне жалеет, что я не родилась мущиною; а читая однажды одну из моих бумаг князю, то сей с восхищением сказал, что ничего не может доказать непременную пользу государства».
Но в данном случае нам ничего не остается, как поверить на слово Анне де Пальме – этой загадочной «даме-невидимке» при трех русских государях.
Notes
1
Дворянину (фр.).
2
Notable – знатный, высокородный человек.
3
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});