– Благодарю вас, Френсис, – вслух сказала она, довольная своим самообладанием – Было бы очень хорошо, если бы вы сказали визитерам, желающим со мной поговорить, что я заболела. Объясните им, что я не могу их сразу принять, и сообщите мне, как только появится Лейк.
Движимая все тем же маниакальным трудолюбием, Френсис подошла к комоду и открыла ящик, в который она накануне сложила белье Лили, выстиранное собственными руками. Она перебрала кипу благоухающих лавандой белых шелковых трусиков и комбинаций и, удостоверившись, что все в идеальном порядке, сказала:
– Вы не забыли, что я просила вас дать мне отпуск в ноябре? Оплаченный, на две недели…
Странно, что Френсис клеймит ложь, но не гнушается шантажом, подумала Лили.
– Хорошо, Френсис, – уже сухо сказала Лили. – Не беспокойтесь, я сама приберу в комоде. Так вы сделаете, как я вас просила? Пожалуйста. А потом займитесь обедом. Приготовьте что-нибудь легкое.
– Вы сказали, обед? – переспросила Френсис. – И на сколько персон? Дом кишит полицейскими. К тому же кому захочется есть после всех этих событий?
– Тогда не надо… Наверное, вы правы, Френсис.
– Мы с сестрой хотим отправиться в круиз, – объявила Френсис, по-прежнему роясь в комоде. – Первый раз в жизни.
– Ну хорошо, отправляйтесь в круиз! – Лили была готова на все, только бы выпроводить экономку из комнаты. – Мы с Лейком хотели бы успеть к ноябрю в Лондон, к открытию осеннего художественного сезона, но что поделаешь, придется остаться.
Френсис закрыла за собой дверь, и Лили с облегчением вздохнула и отпустила наконец ворот халата, который она крепко сжимала рукой. На груди был след, чуть заметный, но подозрительный, если к нему присмотреться. Ястребиный взор Френсис наверняка бы распознал фиолетовую метку укуса.
Лили слегка погладила синяк и ощутила, как у нее задрожали пальцы. Ее тело пробудилось и вспыхнуло огнем, словно в него ударила молния. Боже мой, неужели это происходит с ней?
Как могла она так низко пасть, что способна думать только об объятиях? Она не смела взглянуть на себя в зеркало Стыдно было увидеть в нем неузнаваемые серо-зеленые глаза, полные откровенного желания.
Она открыла комод и вдохнула тяжелый сладкий запах лаванды, словно он мог успокоить ее чувства, но бесцельно ворошила белье, не зная, на чем остановить выбор. Страшно, что ей предстоит допрос, страшно, что ее сводную сестру кто-то похитил, угрожая пистолетом, но она могла думать только о нем и о том, что он с ней делает. Даже если сестру действительно похитили, ее беспокоило лишь, как повернется теперь ее жизнь и как это отразится на ней самой.
Гас была грязным пятном, пачкавшим кристально чистую репутацию семейства Феверстоунов. Она была их позором с тех самых пор, как ее низкая отвратительная мать соблазнила отца Лейка и Лили и силой ворвалась в их жизнь.
Откровенно говоря, рассуждала про себя Лили, разглаживая белую кружевную отделку шелковых штанишек, было бы лучше, если бы они вообще отказались иметь дело с похитителем, кем бы он ни был, предоставив ему возможность по своему усмотрению распорядиться Августой.
Лили все еще была погружена в раздумье, когда кто-то вошел в комнату и остановился за ее спиной.
– Ах, это ты, – сказала она, взглянув через плечо. – Они уже рассказали тебе, что случилось с Гас?
– Да разве от полиции куда скроешься? Они говорят, что ее похитили и что ты была в доме, когда это произошло.
С неохотой Лили задвинула ящик комода и повернулась к нему. Она трепетала внутри, но было бы опасно показать ему, какую власть он над ней имеет. Она знала, что он не преминет воспользоваться своим превосходством, как не раз уже это делал. Ей было также известно, что, к своему ужасу, она не способна оказать ему сопротивление.
Он настаивал, и Лили рассказала ему то, что ей было известно о похищении, то есть почти ничего, но еще до конца рассказа она заметила, что он ей не верит.
Он подошел к окну и устремил взгляд на покрытое легкой дымкой жаркое небо и рыжевато-коричневые холмы вдали. Его фигура, сама мужественность, рисовалась на фоне небесной синевы А может быть. Лили преувеличивала его достоинства, учитывая ее неравнодушие к нему.
– Надеюсь, Лили, ты в этом не замешана?
– Конечно же, нет, – ответила она, уязвленная намеком, что она способна участвовать в таком грязном деле, как похищение собственной пусть сводной, но сестры. Хотя, признаться, бывали моменты, когда она с удовольствием переехала бы Гас грузовиком. – Я спала, там вообще никого не было, когда это случилось. Я уже говорила тебе об этом.
Событие непонятным образом повлияло на него, удивилась Лили, хотя он наверняка был столь же равнодушен к Гас, как и она сама. К сожалению, он, видимо, хотел выместить на ней свое плохое настроение. Лили понемногу начала сознавать, что он не умеет самостоятельно справляться со своими эмоциями.
Он должен был переложить на кого-то часть своих переживаний, причинить боль, если сам ее испытывал.
– В чем дело? – успокаивающе спросила Лили. – Неужели тебя взволновал этот случай с Гас? Если даже это и похищение, вряд ли похититель причинит ей вред. Ему просто нужны деньги.
– Дело не в деньгах. Главное – как об этом раззвонят репортеры. Они сойдут с ума от радости.
– Ты прав, но ты ведь знаешь прессу. Через неделю им это наскучит, и они ухватятся за что-нибудь новое.
Лили знала, что ей не удастся его отвлечь, она лишь оттягивала неизбежное.
– Представляешь, какой они устроят здесь цирк, – продолжал упорствовать он.
– Хочешь чего-нибудь выпить? – предложила Лили; она держала в шкафчике у дверей графины с виски и коньяком, а также со своей любимой манзаниллой, светлым, очень сухим испанским хересом.
Он был явно обижен.
– Ты же знаешь, что я никогда не пью в это время дня.
Лили тем не менее направилась к шкафчику, чтобы налить себе хереса. Вино наверняка поможет ей справиться с дрожью.
Она знала, что последует дальше. Он не отступит, и каждая ее попытка смягчить его только еще больше разожжет его гнев, пока он наконец не выместит его на ней. Хотелось бы знать, какое наказание он измыслит для нее на этот раз?
– Почему ты не одета? – спросил он с ноткой раздражения в голосе, окидывая ее взглядом. – Какая женщина полдня шатается по дому в халате и непричесанная?
Какая? Ну конечно же, развратная и одержимая страстью.
Лили сдержала истерический смех. Женщина, которая не спит по ночам из-за нечистой совести и чья плоть взбунтовалась и не подчиняется ей Но если она развратна… Она хотела обернуться и швырнуть ему в лицо слова: «Если я развратна, то это твоя вина».
Она услышала, как он подходит к ней сзади, и прикрыла рот ладонью. Ему не нравится, когда она пьет, это еще сильнее выводит его из себя. Каждый ее шаг выводит его из себя. Его злило все, что она делала, и он наказывал ее за каждый им же вымышленный проступок. Но наступит день, поклялась она себе, когда придет его черед страдать и дрожать, как дрожит сейчас она Лили не смела надеяться, что ее безнадежная мента осуществится, и все равно фантазировала, хватаясь за соломинку, за ниточку, которая выведет ее из лабиринта на свободу.