Снова плеснула волна аплодисментов. Но Калашник, уже не останавливаясь и сердито махая рукой, чтобы ему не мешали, заканчивал речь:
— Уже давно позади тысячелетняя зависимость человека от живых организмов в производстве сложнейших, так называемых органических веществ, проще говоря, углеродистоазотистых соединений. Зачем же нам для концентрации простейших тел — химических элементов, пусть даже это и редкие металлы, переходить от методов физической химии к организмам-концентраторам, да еще таким, какие не существуют в природе и должны быть выведены путем селекции? Нет, товарищи, уже это не биогеохимия, а алхимия XX столетия… В этой работе нам, физикохимикам, с вами не по пути…
Он кончил, ему захлопали в разных концах зала. Но сквозь шум аплодисментов Ольга расслышала негромко, но четко прозвучавшее слово: «Идиот!»
Она обернулась в направлении звука…. В полумраке ложи белела чья-то борода и светлым пятном выделялось платье женщины. Приглядевшись, Ольга узнала профессора Радецкого и его спутницу. Ольга пожала плечами и перевела взгляд на трибуну. Калашник медленно спустился с возвышения и пошел по проходу между креслами к своему месту. Ольга не сводила с него глаз. Навстречу Калашнику из второго ряда партера перегнулся высокий худой человек, протягивая ему руку.
— Это кто? — спросил Петров.
— Так это же Симпсон! — ответила Ольга, исподлобья наблюдая, как Калашник принял протянутую руку и выдержал ее демонстративное пожатие.
Председатель встал и объявил:
— В списке ораторов, желающих выступить по докладу профессора Смолина, восемь человек. Полагаю, что их лучше заслушать после перерыва. Нет возражений? Что же касается интересного выступления профессора Калашника, то, совершенно очевидно, что оно также будет предметом обсуждения в прениях. Объявляю перерыв до двух часов дня…
Глава 5
ДЕЛО ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВАЖНОСТИ
— Не понимаю, почему так задерживается Евгений Николаевич, — оказал Петров, расхаживая взад и вперед по лаборатории.
— У него разговор с директором. Сергей Иванович задержал его после заседания, — объяснил Крушинский.
— Сергей Иванович поздравляет его с блестящим заключительным словом? — спросил Лапин.
Крушинский подумал и неторопливо ответил:
— Сомневаюсь… Он был чем-то очень озабочен.
— Послушайте, Аркадий Петрович, — сказала с возмущением Ольга, — а вы хорошо поняли, что вам сказал Евгений Николаевич?
— В пределах моих умственных способностей. — Петров пожал плечами. — Я же вам говорил: он просил меня собрать в лаборатории после заседания всех научных сотрудников. — Для чего?
— Об этом он ничего не сказал, добавил только, что очень спешит.
— Не похоже, — буркнула Ольга, посмотрев на часы. — Двадцать минут девятого.
— Что же делать, надо ждать, — с философским спокойствием ответил Крушинский. — Сегодня суббота. Очевидно, дело, из-за которого нас задерживает профессор, не терпит отлагательства до понедельника.
— А, вот и он! — Ольга просияла в улыбке, не вязавшейся с только что высказанным ею недовольством.
Петров повернул голову, прислушиваясь. В коридоре прозвучали твердые, четкие шаги. Петров кивнул головой и облегченно вздохнул.
— Он!..
Дверь распахнулась. Профессор Смолин быстро прошел через комнату и сел спиной к окну. Все молча ждали, что он скажет. Смолин побарабанил по забытому кем-то на столе стакану, тонко зазвеневшему под его пальцами.
— Как дела? — спросил он отрывисто.
— В порядке, — ответил Петров, улыбаясь. — Мы в восторге от вашей речи. Калашник потерпел полное поражение.
— Зажгите свет! — коротко попросил Смолин.
Петров повернул выключатель. Под потолком вспыхнула лампа. Сумерки за окном сразу же сгустились.
— Больше в лаборатории никого нет? — спросил Смолин нахмурившись.
— Здесь все, — ответил Петров, — кого я успел предупредить. Ведь вы…
— Хорошо, — прервал его Евгений Николаевич. — Нам предстоит довольно серьезный разговор. Николай Карлович, — обратился он к Крушинскому, — вы хорошо знаете Черное море?
Крушинский снял очки и начал неторопливо протирать их платком.
— Как вам сказать, Евгений Николаевич… Конечно, как специалист по водорослям, я знаю его главным образом с этой стороны. Но, поскольку я работал там много лет, общее представление о нем у меня есть.
— Карта Черного моря у вас найдется? — перебил его Смолин.
— Да, конечно.
— Масштаб?
— Пять километров.
— Пока достаточно. Принесите.
Крушинский вышел.
— Предполагаются работы на море? — спросил Петров. — Но ведь до сих пор мы работали с пресноводными…
— Сейчас все узнаете. Вам, — обратился Смолин к Ольге, — предстоит обучиться новой методике.
— Какой методике? — сразу заинтересовалась Ольга.
Смолин усмехнулся.
— Вы спросите лучше, у кого… Вам никогда не придет в голову…
— Вот, что вы просили, — сказал Крушинский, входя в комнату.
Он развернул на столе большую карту Черного моря, старую, пожелтевшую и истертую на сгибах.
— Ну-с, — интригующим тоном обратился Смолин к сотрудникам. — Начнем, как говорится, ab ovo[3]!.. Расскажите нам, Николай Карлович, о растительности Черного моря. Где, что и как произрастает?
Крушинский нагнулся над картой, близоруко щурясь на мелкие надписи.
— Основные черты распределения растительности в Черном море, — начал Крушинский своим обычным неторопливым скучным голосом, — были выяснены еще пятьдесят лет назад академиком Зерновым. С тех пор наши знания значительно углубились, но в основном не вышли за пределы предложенной им схемы.
Растительный мир Черного моря, как вы знаете, распространяется на 200 метров в глубину. Ниже начинается зона сероводорода, убивающего все живое.
— Вы только покороче, — прервал его Смолин. — В самых общих чертах.
— Хорошо, — невозмутимо отозвался Крушинский. — Растительность Черного моря — это в основном прибрежные водоросли. Глубоководных растений в Черном море нет, потому что на дне этого бассейна зловонный ил, населенный бактериями, производящими сероводород, и абсолютно непригодный для другой органической жизни…
— Какие именно водоросли и где произрастают? — снова прервал его нетерпеливо Смолин. — Особенно меня интересуют багрянки[4].
— Что ж, можно и о багрянках, — без оттенка раздражения согласился Крушинский. — На прибрежных скалах в зоне прибоя основные формы растительности — это розовая известковая водоросль кораллина и мелкая слизистая водоросль немалион. На глубине до шестидесяти метров встречается мягкая багряная водоросль филлофора. В северо-западной части моря академик Зернов обнаружил заросли этой филлофоры на огромной площади и даже предложил назвать эту часть бассейна «Филлофорным морем». — Крушинский обвел рукой на карте большой круг к западу от Каркинидского залива. — Итак, основные виды багрянок в Черном море, это — кораллина, немалион и филлофора. Они в Черном море имеют широкое распространение. Глубже филлофоры найдены антитамнион и полисифония наиболее густо окрашенные багрянки Черного моря. Вообще, надо сказать, чем глубже развиваются красные водоросли, тем ярче и гуще их окраска. Описано еще несколько видов, но они имеют очень ограниченное распространение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});