— Давай поговорим, — сказал он, и в его голосе слышалась едва уловимая хрипотца.
— Слушайте, отстаньте уже от меня! — праведно возмутилась я, ожидая, что вслед за ним нарисуются Слава и платиновая блондинка. Но тех видно не было.
— Прекрати ты уже, а. Тебе так нравится это самоуничижение? Ах, какая я страдалица, и знать ничего не желаю! Не мешайте мне только еще немного пострадать.
— Отъебись, — это был второй раз за неделю, когда я выходила за рамки цензуры. И оба раза в присутствии этого урода. Просто судьба, выходит.
Он, вероятно, решил, быть настойчивым:
— Дай мне пять минут. Потом я отъебусь, а ты сможешь продолжать нас ненавидеть. Пять минут.
В принципе, от меня действительно не убудет. И все же стало любопытно, что он так мечтает мне сказать.
— Пошли в курилку, — сказал Влад и открыл дверь из холла в небольшую комнату, где вдоль стены стояли диванчики.
Я схватила Люсинду за руку, назначая его группой поддержки. Тот, собственно, ничего не понимал, но бросать меня в такой ситуации не намеревался.
Мы прошли за Владом. Наверное, тут раньше действительно была курилка, но вышли какие-то там законы… Короче, теперь это была просто комната. И нам очень повезло, что других свидетелей нашего разговора там не обнаружилось.
Влад достал пачку сигарет и вынул одну, усевшись на один из диванчиков.
— Ненавижу, когда курят, — прокомментировала я, стоя перед ним и скрестив руки на груди.
— Не сомневаюсь, — был ответ. После чего он тут же прикурил и глубоко затянулся.
— А тут вообще можно курить-то? — дааа, это ведь для меня было самое важное сейчас!
Влад, очевидно, тоже так решил, и потому, пожав плечами, ответил:
— Понятия не имею, — и добавил: — Люсинда, уйди.
Вот как, он даже знает прозвище моего друга? Очевидно, Славка ему выдал все подробности моей жизни.
— Люсинда, останься! — заявила я, даже не глядя на Данилу. Я знала, что он никогда меня в такой ситуации одну не оставит.
— Люсинда, останься! — неожиданно повторил Влад. — Проследишь, чтоб никто не пострадал.
Ну ладно, приветственные церемонии закончены, можно переходить к самому главному. Влад снова затянулся и наконец-то начал:
— Просто послушай до конца. Даже если ты его после этого не простишь, тебе самой будет легче. Мы — близнецы.
Что, правда?!
— Я имею в виду, у нас не такие отношения, как у других людей со своими братьями и сестрами. Мы никогда не переходим и не переходили друг другу дорогу, мы никогда не делали ничего, что могло бы повредить второму. Это началось еще в детстве… Эта традиция… Если нам нравилась одна девочка, мы никогда не соперничали между собой! Мы просто изначально решали, кто получит право за ней ухаживать — выигрыш в карты, кто первый добежит до школы, с кем первым она потанцует, кто первый получит ее телефон, кто первый поцелует… И даже если у победителя с этой девочкой потом не получалось, второй все равно, никогда, ни при каких обстоятельствах ею уже не интересовался. Возможно, это звучит цинично. Но мы всегда могли позволить себе быть циниками с другими, потому что наши интересы были намного важнее. Никакая красотка или ревность не могли встать между нами. И тогда… Он сел в машину и сказал: «Эта Юля — хорошенькая». Я ответил «Ага», просто так, я даже толком не разглядел тебя! И тут что-то щелкнуло, как будто началась опять наша детская игра. И поэтому он предложил спор — скорее, по инерции, чем серьезно задумываясь о последствиях. И я согласился. Потому что это было приятно — вновь почувствовать себя безбашенным подростком… Понимаешь?
Странно, но я, кажется, понимала. Не то, чтобы оправдывала их, но допустила мысль, что у настолько близких людей могли появиться настолько извращенные традиции.
— И зачем же ты меня поцеловал? Мог же просто дать возможность своему брату разобраться, что он ко мне чувствует, — спросила я.
Кажется, Люсинда грохнулся в обморок.
Влад ответил:
— Да потому что он ни слова о тебе не сказал потом! Вообще! Я понятия не имел, что вы общаетесь, встречаетесь и строите какие-то планы. Я сейчас понимаю, что не сказал он потому, что это действительно стало для него важным, он впервые не спешил открывать передо мной что-то по-настоящему ценное. Но я-то не знал! Я и забыл про тебя и про этот спор, пока однажды случайно не увидел, как ты садишься в его машину. И до меня дошло, что Славка до сих пор играет. И не говорит мне как раз по этой причине. Ну я и решил выиграть, раз уж так. Я — человек азартный.
Блииин, ну если все на самом деле так… то…
— И что теперь? Раз ты выиграл, он теряет право общаться со мной?
— Конечно, нет! У меня вообще-то есть Эльвира, ты мне просто не нужна и тогда не была нужна. Это только доказывает, насколько несерьезно мы тогда к этому отнеслись. Мы и не думали тебя делить! Я потом только понял, что натворил. Извини, я виноват перед тобой. И прости уж, что мне на тебя плевать. Но на самом деле, я чувствую вину только перед Славкой. Я разрушил то, что ему было дорого.
— А он простил тебя?
Влад улыбнулся, как обычно не разжимая губ.
— Даже такой вопрос подтверждает, насколько ты далека от понимания наших с ним отношений. Он и не думал меня винить. Он обвиняет только себя.
Надо отдать ему должное, он все же заставил меня посмотреть на ситуацию с другой стороны. Урод и был уродом, с ним все понятно. Но Слава… он, конечно, тоже виноват, но, может, не заслужил сожжения на костре?
Влад затушил окурок об пол и бросил его в угол.
— Вот и все. Думай. Мы сейчас отсюда свалим, можешь не беспокоиться, отдыхайте, — сказал он и вышел.
— Юль, — сказал Люсинда, о существовании которого я на минуту забыла, — расскажешь? Хотя мне и так уже основное понятно…
Я улыбнулась своему другу:
— Конечно, расскажу. Только не сейчас.
Люсинда кивнул и повел меня за руку обратно в зал. И я вдруг подумала, что мне стало легче! На самом деле. Я теперь не чувствовала, что надо мной просто изощренно поиздевались. Спасибо, урод… наверное.
Сев за столик, я достала телефон и вышла в контакт:
Эль: Спечатаемся?
Ответ пришел секунд через пять:
Тим: Давай. Как дела?
Эль: Прикинь, я тут, в «Папарацци» встретила этих извращенцев. Ну… Славку и урода.
Тим: И? Ты там жива?)
Эль: И урод мне рассказал… ну, их видение ситуации. Чувствую, что я даже частично могу это понять! Это значит, я тоже извращенка?
Тим: Конечно, не сомневайся даже! И что, все закончилось примирительным сексом?))
Эль: Если секс с моим мозгом считается…
Тим: Ну, это только первый шаг!) Так что, ты готова его простить?