Равномерный стук его сердца, а также запах крахмала, исходивший от его рубашки, как-то успокоили ее. Грудь его вздымалась и опадала под ее щекой, это ее согревало с головы до ног, и Фиона удовлетворенно вздохнула.
Джек нагнулся и поцеловал ее в лоб.
Фиона замерла. Поцелуй был целомудренный, почти невинный и удивительно интимный.
– Ты прошла через ад, так ведь, любовь?
Он назвал ее «любовью». Не «моей любовью», а просто «любовью». Интересно, скольких женщин он так называл и у скольких из них сердца начинали биться так, как у нее?
Хотя она рыдала, уткнувшись в его рубашку и млея в его объятиях, правда заключалась в том, что Джек Кинкейд обращался таким образом со многими женщинами, которые также плакали в его объятиях. Джек не выносил вида плачущих женщин.
Фиона отступила от Джека в холод комнаты, взяла с рукомойника полотенце.
Она промокнула глаза, затем вспыхнула от смущения.
– Я не хотела мочить тебе рубашку.
Он посмотрел на небольшое мокрое пятно на груди, легкая улыбка смягчила суровую линию у его рта.
– Я не знаю, чья это рубашка.
– Это рубашка Дугала.
– Дугала? На манжетах кружева. Твой брат никогда не носил кружева.
Фиона слегка хмыкнула.
– Теперь Дугал – денди. Ты не поверишь, какой он стал модник.
Джек с минуту смотрел на нее, глаза у него были темные и непроницаемые. Протянув руку, он намотал завиток ее волос на палец.
– Да, неприятная история.
– Я знаю, – сказала она, желая, чтобы он в это мгновение исчез. Волосы ее были растрепаны, нос покраснел от рыданий. – Вся эта неделя была сплошным кошмаром.
– Наверно. – Джек поджал губы, продолжая разглядывать Фиону. – Только отчаяние могло вынудить тебя на подобное безрассудство.
Фиона встрепенулась.
– Я ни о чем другом не думала всю эту неделю.
– Но есть ведь другой способ, – настойчиво сказал Джек. – Почему ты не рассказала кому-нибудь о планах твоих братьев? Человеку, который мог бы их остановить?
– Кому? Джек, мои братья способны любого стереть в порошок просто потому, что они потеряли самообладание. Кто осмелится посмотреть им в лицо?
– Один из моих братьев, судя по всему, не побоялся, – мрачно произнес Джек.
Фиона напряглась, в ее глазах появился опасный блеск.
Джек, увидев это, поморщился:
– Я не хотел быть грубым. Просто хотя некоторые и верят в то, что члены вашей семьи способны вызывать дождь…
– И молнию. И град. Не притворяйся, что ты не веришь в проклятие.
Джек пожал плечами, стараясь не встречаться с ней взглядом.
– Не имеет значения, что я думаю. Важно то, каким образом погасить пожар, чтобы мы могли вернуться к нормальной жизни. Когда ты обнаружила, что твои братья замышляют недоброе, ты должна была кому-то сказать об этом.
– Вот как? И кто же сможет удержать их? Может быть, твой отец? Человек, который заявил, что убьет любого Маклейна, появившегося на его территории?
Джек нахмурился:
– Он так сказал?
– Твой отец не любит сдерживаться. Кроме того, если бы я рассказала ему о планах братьев, они бы просто придумали что-нибудь другое и сделали бы все для того, чтобы я об этом больше не узнала.
Джек потер шею.
– Ты пыталась отговорить их?
– Разумеется!
– Ты сказала о возможных последствиях и…
– Кинкейд, я продумала все варианты. Нет никакого другого выхода.
Джек с минуту пристально смотрел на нее.
Фиона слегка ссутулила плечи. Возможно, он найдет выход, которого она не смогла отыскать. Возможно, он отыщет тропку, которую она прозевала…
– Проклятие! – Джек повернулся, подошел к кровати и оперся о постельный столбик. – Ну и дела! – Он провел рукой по волосам, поморщившись, когда коснулся пальцами ссадины. – Твои братья такие же горячие головы, если не хуже.
– Мои братья имеют основания для гнева, – вскинулась Фиона.
– Недостаточные для того, чтобы замышлять убийство.
– Джек, я не оправдываю их, но ты не знаешь, что мы пережили.
– Фиона, не надо…
– Это тебе не надо! – Она сжала кулаки, ярость придала ей энергию, которую она было утратила. Снаружи на солнце набежала тень, внезапный порыв ветра с грохотом рванул ставни. – Каллум умер, его кости гниют под шестью футами земли. Мы все в гневе, абсолютно все в гневе! – Она ткнула пальцем себя в грудь. – Знаешь, как мне все это не по душе? Мне тошно видеть тебя в подобной ситуации! Мне тошно лгать моей семье и отцу Маккенни! Тошно, что я вынуждена выйти замуж за самого гадкого мужчину на земле!
Эти слова буквально прозвенели в комнате. Джек устремил на нее взгляд голубых глаз, которые потемнели настолько, что сделались почти черными.
– Ты уже сожалеешь, что вышла за меня замуж?
– Так же как и ты сожалеешь о том, что женился на мне.
– Мы согласны в одном: мы не подходим друг другу.
– И никогда не подходили, – горячо добавила Фиона.
– В таком случае ты также согласишься, что нежеланный ребенок, который придет в этот мир, ничего не изменит.
– Наш ребенок не будет нежеланным! Я буду с радостью и удовольствием заботиться о нем.
Джек прищурил глаза.
– Все не так просто. Воспитание ребенка – это нелегкое дело. – Он пошевелил губами. – Даже я знаю это.
– Не могу с этим не согласиться, – сдержанно проговорила Фиона.
– Но мужчина, которого ты считаешь недостойным мужем, может оказаться плохим отцом.
У нее заполыхали щеки.
– Джек, не надо…
– Нет, мы не должны уходить от правды. Что почувствует ребенок, узнав, что он был зачат лишь для того, чтобы положить конец глупой вражде?
– Ему не нужно будет знать об этом.
– Рано или поздно обман все равно обнаружится.
Он был прав. Фиона сжимала и разжимала кулаки.
Наконец, не придумав внятного возражения, она с кислым видом сказала:
– Не могу поверить, что тебя беспокоят подобные вещи.
– Твое мнение обо мне ниже некуда. По-твоему, я всего лишь Черный Джек – человек, не имеющий сердца?
– Нет-нет, – возразила Фиона, жалея о своих словах. – Я не имела в виду…
Джек вскинул вверх руку.
– Забудь об этом, мне не следует удивляться. У тебя нет оснований считать иначе. – Повернувшись, Джек подошел к окну. Бледное послеобеденное солнце осветило его лицо, каштановые волосы. Тело его было напряженным от гнева. – Какая дьявольская ситуация!
Фиона слегка дрожала от прохлады, которая ощущалась в спальне. Она с вожделением подумала о тепле, которое ощущала, когда стояла, уткнувшись лицом в грудь Джеку, чувствуя, как аромат мужского тела щекочет ей ноздри. Тепло распространялось по всему ее телу, спускаясь все ниже, порождая некое сладкое и все более крепнущее влечение.