– Куда падвести тебя? – спросил он.
Климов назвал адрес Сани.
– Сколка дашь? – осведомился водила.
– А сколько надо?
– За тысячу павезу, менше нет, далеко, – нахмурил косматые брови южанин.
– Ладно, – кивнул Климов, дернул ручку двери и плюхнулся на заднее сиденье прогретых жигулей.
Водитель что-то спрашивал у него дорогой, но Климов настолько замерз и измучился, что почти сразу, как только немного согрелся, стал проваливаться в сон. Автомобиль, покачиваясь на неровностях дороги, еще больше усыплял его. К концу пути он так крепко заснул, что водителю пришлось даже слегка хлопнуть его по щеке.
– Эй, дарагой, ты пьяний, что ли?
– Приехали уже? – с трудом разлепляя глаза, спросил Климов.
– Да, вот твой дом, денги давай, – сказал водитель.
– Вот, возьми, – протянул Климов мятую купюру.
– Эээ, ты чего, на тысячу договорились! – возмутился водитель и потянул руки, чтобы схватить его за куртку.
– Да погоди ты клешни тянуть, сейчас позвоню другу, будет тебе тысяча. Не убегу я, не боись, – отмахнулся Климов и набрал номер Сани. – Сань, спустись, и пятисотку захвати, будь ласков.
Саня ничего не ответил и положил трубку. Через пять минут он вышел из подъезда в длинном пальто, накинутом на домашний халат, сунул водителю в опущенное стекло водительской двери пачку сотенных банкнот. Климов с трудом выбрался из продавленного сиденья жигулей, хлопнул дверью и поплелся в подъезд вслед за Саней. После прогретого салона автомобиля он еще острее почувствовал холод сквозь промокшие насквозь джинсы и летние мокасины, и невольно ускорил шаг, желая как можно скорее оказаться в теплой квартире. Когда дверь подъезда захлопнулась, преграждая путь стылому осеннему воздуху, Климов почувствовал, что почти согрелся.
Саня, так же, как и Климов, жил в доме сталинской застройки, но гораздо шикарнее, построенном для каких-то номенклатурных работников. Квартира досталась ему в наследство от вдового бездетного дяди по отцовской линии, занимавшего партийную должность. Подъезды – просторные, с давно не крашеной, пыльно-серой и в узорах паутины лепниной под потолком и огромными, полуслепыми от многослойной грязи окнами – больше хотелось назвать парадными на петербуржский манер. В большом лифте, который, впрочем, сейчас не работал, кое-где сохранилась отделка красного дерева. Приятели поднялись пешком на четвертый этаж по широкой лестнице, и Саня открыл ключом высокую двустворчатую дверь своей квартиры. Верный себе, он не захотел ставить обычную металлическую дверь вместо старой, и, хоть и с превеликим трудом, но нашел контору, которая согласилась сделать имитацию той двери, что была раньше. Саня вообще считал, что историю нужно хранить, в чем бы она ни заключалась: в предметах быта, книгах, фотографиях, мебели или коврах. Поэтому очень берег дядину обстановку, благо бывший владелец квартиры был человеком с большим вкусом. То, что сохранить не удавалось, как, например, входную дверь, Саня восстанавливал как можно ближе к оригиналу. Единственное, что он поменял без сожаления – бытовая техника и телевизор. Саня был сибарит и обожал жить с комфортом. Климов считал это чудачеством и пустой тратой денег, но каждый раз, бывая в не по-советски роскошном интерьере, испытывал смешанное чувство зависти и восхищения. Однако сегодня ему было не до восторгов.
Саня вошел первым, снял пальто, принял куртку у Климова и оглядел друга, стоящего перед ним в порванной в нескольких местах со следами крови футболке, мятых мокрых джинсах и окончательно раскисших мокасинах.
– Мда… – протянул он. – Хорош.
Климов зябко передернул плечами, с трудом согреваясь.
– Попить бы чего горяченького, – сквозь зубы произнес он.
– Горяченькое в твоей ситуации очень желательно соединить с горячительным, – задумчиво сказал Саня. – Пойдем, я дам тебе что-нибудь переодеться, умойся, а я пока подумаю, чем мы будем тебя согревать.
Через пятнадцать минут они сидели на кухне за большим столом и пили приготовленный Саней грог. Климов, одетый впушистый теплый халат и огромные шерстяные носки, обхватил обеими руками стакан и прихлебывал обжигающий напиток, поеживаясь и крякая. Саня сидел напротив, подперев голову рукой, и ждал, пока Климов окончательно отогреется.
– Ну? – наконец не вытерпел историк. – Мне жутко любопытно, в какую историю ты вляпался.
Климов отхлебнул глоток, откинулся на высокую спинку стула и посмотрел прояснившимся взором на друга.
– Сань, я не знаю, поверишь ли ты мне, – начал он. – Все это очень странно. Я начинаю думать, что схожу с ума.
– Ну не томи, – закатил глаза Саня. – Что за манера начинать с длинных предисловий? Расскажи все по порядку, после решим, сумасшедший ты или нет.
Климов вздохнул и начал рассказывать все, что приключилось с ним после их недавней совместной посиделки в «Пороховой бочке» у Вадика. Саня слушал не перебивая. Когда Климов закончил, он после некоторой паузы произнес:
– Все это действительно очень странно. Я не верю в мистику, ты знаешь, и больше склоняюсь к тому, что у тебя очень расстроена нервная система. Работа, развод, Татьяна с любовником и претензиями на твою квартиру… Есть от чего поехать крыше.
– Сань, можно, я у тебя поживу пару дней? – перебил его Климов.
– Поживешь? – удивленно поднял брови Саня.
– Пожалуйста, – попросил Климов и в его глазах появилось какое-то детское просящее выражение. – Не могу я там один оставаться. Немного приду в себя и вернусь домой.
– Ладно, – пожал плечами Саня, продолжая недоумевать. – Неужели галлюцинации могут так сильно напугать?
– Ты себе не представляешь, как, – сказал Климов. – Говорю же, не помню, как из дома ушел.
– Ну и дела… – вздохнул историк. – Живи. Но с условием: завтра ты поищешь специалиста по мозгам и обязательно в ближайшее время сходишь к нему на консультацию.
– Это непременно, – кивнул Климов. – Но у меня еще одна просьба: ты не мог бы съездить ко мне и привезти кое-какие вещи?
Саня махнул рукой:
– Иди спать, невротик. Завтра выходной, утром встанем и поговорим. Если будет такая необходимость – съезжу, конечно. Кто еще поможет тебе, дураку?
– Спасибо тебе! Ты да Толстый – единственные, кто у меня есть, – чуть не прослезился Климов и привстал, чтобы обнять Саню. Тот ворчливо отстранился, явно стесняясь сентиментального чувства, которое вызвала у него последняя фраза Климова, и ушел стелить гостю постель.
Через несколько минут измученный дизайнер уже крепко и спокойно спал в кромешной темноте под большим пуховым одеялом на диване в большой гостевой комнате. Тяжелые бархатные шторы на огромные, в полстены, окна, опустил заботливый Саня, чтобы солнечный свет не помешал другу выспаться: на город медленно надвигался рассвет следующего дня.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});