Читать интересную книгу Буймир (Буймир - 3) - Константин Гордиенко

При самом, коменданте стращал, чернил молодицу, пусть знают, какая это опасная женщина. Текля поняла, куда клонит староста, хочет навлечь на нее беду, и потому не стала таиться, спокойно ответила, хоть и перехватило дыхание:

- Мы все были активистами!

Не испугалась коменданта, по старой привычке осмелилась перечить старосте, чертова баба!

Пристало ли старосте терпеть такую строптивость? Не те времена, когда на смех поднимали, высмеивали Селивона на собраниях. Давно пора прибрать к рукам ненавистное бабье отродье, стереть с лица земли; опять-таки и без них не обойдешься! Селивона в жар кидало, в голове мутилось. Чтобы он не слышал больше их голосов! Кончились времена, когда бабы хотели миром заправлять. Пускай теперь на рот замок повесят!

И староста разразился бранью. Теклю распутницей назвал, поганым отродьем, сквернословил, поносил, и женщины должны были выслушивать это, терпеть, ведь со старостой в спор не вступишь, посмей только возразить, у него расправа короткая, немецким подголоском стал. Терпите, люди, обиду, терпите надругательство. Куда податься, где искать помощи? Бесправные теперь, кованый сапог наступил на душу. Да разве угаснет тяга к свободе, добытой в светлые годы? Сидели молча, погруженные в свои невеселые думы.

А Селивон не мог угомониться, угрожал загнать Теклю "дальше солнца", женщина и не рада была, что вздумала с ним пререкаться. Еще не привыкла спускать обиды и оскорбления, да, видно, придется. Селивон твердой рукой наведет порядок на селе - комендант имел возможность в этом убедиться, видя, как староста разговаривает с подчиненными. Комендант сказал несколько слов Селивону, тот даже просиял от столь высокой милости. И тут же объявил о новшестве, которое вводит немецкое командование: отныне наше хозяйство будет именоваться не "Красные зори", а хозяйство No 3, и председателем этого хозяйства, согласно приказу коменданта, теперь опять будет Родион Ржа, а завхозом Игнат Хоменко, потому как их советская власть преследовала, отстранила от работы, со свету сжить хотела, - нахваливал своих дружков-приятелей староста. Как не помнить Родиона? Известный на всю округу горлопан сидел сейчас с Игнатом Хоменко на передней скамье. Оба умильно таращились на коменданта, но за стол их теперь не посадили, там комендант Шумахер развалился в кресле, управляет собранием, а Селивон действует по его указке, стоя.

Не каждого, ясное дело, допустят пред самые очи коменданта, а вот председатель хозяйства No 3 Родион Ржа с завхозом Игнатом Хоменко на передней скамье сидят, - а где ж им сидеть? Перфил рядом с ними - надежные люди, сияют самодовольством и угодливостью. Удача снова вернулась к ним, дала в руки власть и амбары, будут верховодить, хозяйничать на селе, вершить суд и расправу. Опять потекут в хату реки добра, выслужатся, у самого немецкого коменданта будут на виду. На колени все село поставят, всех своих недругов сотрут в порошок... Да и мало ли еще каких привилегий обещало высокое назначение. Кому война, а кому корова дойна!

Собрание наблюдает за немецкими прихвостнями, что в милости у коменданта. Хорошего теперь не жди. Шумахер будет командовать, а уж Селивон с Родионом постараются угодить ему, из кожи вон будут лезть, лишь бы выслужиться.

Селивон никак не уймется, пошел растабарывать о том, что при немецкой власти крестьяне снова станут жить по-людски. Тут он чуть не со слезами опять заговорил о том, как угнетали нас да какие мы были загнанные; теперь, мол, нами будут править культурные люди, и надо нам поднять свое благосостояние. Подняв глаза к небу, дрожащим от волнения голосом возвестил: вот и воскресла наша ненька Украина! Нам теперь все предоставлено, во всем навстречу идут. Вольным стал труд. Хочешь, ремеслом каким занимайся, кустарничай, хозяйствуй; хочешь, торгуй, продавай, покупай, - никто тебе ничего... Всем вольная воля! Всюду выгода! Столько наговорил Селивон чудес, что собрание не знало, чему больше удивляться...

Селивон тут спохватился. Чуть было не брякнул "торгуй мясом", да вовремя язык прикусил. Чарку не хлопнешь, так не выкрутишься. Политику надо понимать. Селивон приохочивает людей к работе, скоро, мол, война кончится - новая жизнь настанет! Отруба отвалят вам. На своем коне работай. Аренду бери, заводи волов. Зачем нам эти тракторы - ни навозу, ни мяса! Землю при доме тебе дадут. Фюрер нам землю нарежет.

- Три сажени, - пробормотал себе в бороду садовник Арсентий.

До ушей начальства слова его не долетели, зато крепко засели в головах буймирцев. Люди теперь привыкли про себя держать свои мысли - не высказывать того, что на сердце лежит. Будто сговорились, таили про себя, хоронились, чтобы не узнал, не подслушал немецкий шпик, пролаза.

Как рыба в воде чувствовал себя Селивон на высоком посту, будто ожил, переродился, - покрикивает на людей, распоряжается; а кто противится новому порядку, молча сделает руками выразительный жест: веревку, дескать, на шею - и на виселицу!

Женщины меж собой зашептали, что староста большую силу забирает, сам Шумахер был у него в гостях. Разве пышнотелая Соломия не сумеет приветить гостя? Смазливая Санька полицаев пригревает, начальников.

Шумахер подал знак старосте, и тот закончил речь. Никто ни звука на слова старосты - не те порядки, какие уж тут прения да резолюции. Лишь тщедушный учитель Василий Иванович, к словам которого немецкое начальство не очень прислушивается, спрашивает старосту - будет ли у нас школа.

Селивон сгоряча собирался было напуститься на него, чтобы не забывался, теперь не прежние порядки, не совал нос, куда не следует. Да взглянул на коменданта, - тот утвердительно кивнул головой, - ответил, долго не думая:

- А как же без науки, немцы - люди культурные.

Тут старосту осенило, он объявил собранию, что в очень большой науке нам надобности нет, чересчур грамотными станем, кто тогда землю будет обрабатывать? Седою стариной повеяло от тех слов. Однако старые люди, обогащенные новым опытом, не разделяли его мнения.

Комендант Шумахер, который все это время молча следил за происходящим и лишь направлял старосту, решил вдруг обратиться к людям.

Селивон при этом показал, что он не лыком шит, кое-что смыслит, и с важностью, как и надлежит старосте, оповестил об этом сход. Правда, поначалу малость сбивался, с непривычки величать полным титулом, однако чем дальше, вел речь все тверже, уверенней, а напоследок неистово гаркнул:

- Зондерфюрер... герр комиссар... герр Шумахер!

Даже мелкий пот выступил на носу, столько старания приложил человек, чтобы не сбиться, не показать себя перед заграничными людьми в невыгодном свете, этаким простаком.

Каждому ли под силу эта хитрая наука, всяк ли найдется, враз смекнет, как величать начальника!

Как же приняло эту весть собрание?

Не в меру бурно принял эту весть в первую голову Селивон, хлопая в мясистые ладони, так что в ушах звенело. Родион Ржа, весь багровый, потом исходил, приветствуя начальника. У кладовщика Игната ладони горели. Перфил - тот бил в ладоши, как стрелял. Санька размахивала белыми полными руками, будто милого к груди прижимала. Расцвели от удовольствия Соломия с Татьяной...

Удивительно, что Шумахер остановил эти восторги. Небрежно отвел рукой. Поначалу собрание ничего в толк не могло взять, когда комендант выкатил глаза, вроде бы закричал на людей, но, прислушавшись к его ломаной русской речи, поняли, что у них теперь осталось одно-единственное право гнуть горб на немецкое командование. Не задавать никаких вопросов, ничего не требовать, ни о чем не допытываться, ни на что не рассчитывать, и лишь неуклонно выполнять приказы немецкого командования. И вообще положиться на милость победителей. Долгих разговоров с людьми отныне никто вести не будет - это была первая и последняя попытка. Никаких советов отныне у них спрашивать не будут. О всяких скверных старых привычках пусть забудут. Чтобы завтра же все до единого приступили к работе. За неподчинение ждет суровая кара, - полоснул он пальцем по шее.

Комендант сыпал угрозами, а женщины прятали под платками улыбки - уж очень потешно коверкал слова немец. Старики, более сдержанный народ, и те усмехались себе в бороду.

Напоследок комендант объявил сходу, что Красная Армия разбита и немецкая армия гонит противника на восток. Поиздевался над буймирцами, надеявшимися окопами остановить наступление, - ничто не в силах остановить непобедимых солдат фюрера! Шумахер побагровел, еще сильнее выкатил глаза и истошным голосом провозгласил здравицу Гитлеру. В ответ на это Селивон, а с ним Тихон, Родион Ржа, Игнат Хоменко и Перфил, как видно, знакомые с новыми порядками, тоже провозгласили здравицу Гитлеру - да во все горло, не дай боже, еще кто не расслышит. По поводу чего буймирцы, надо сказать, обменялись между собой не очень одобрительными репликами.

- Чтобы у вас языки поотсыхали! - сказала Текля.