Я увидел свою жертву сквозь огромные окна, окружающие то ли какое-то помещение для заседаний совета, то ли бальный зал. Оно могло быть и тем и другим. Присматриваться не осталось времени. Меня влек золотой цвет, одно-единственное яркое пятно во всем темном пространстве. Разбив когтями стекло и даже не ощущая боли от острых осколков, цепко впившихся в драконью шкуру, я проник внутрь. Подавляющих размеров зала была достаточно вместительна даже для меня. Пустоту в желудке заполнил надоедливый грызущий голод. Вслед за ним возросло чувство злобы ко всему живому. Это чувство было не моим. Яркая золотая точка, как будто манила. Я сам не понял, как в когтях очутилось что-то продрогшее и хрупкое, похожее на маленького зверька. Так замирает от страха в когтях хищника белка или куница. И все-таки когтями я ощущал не мех, а более шероховатую материю. Парча! С первой попытки определил я. Золотая парча. В памяти всплыло, как острый осколок стекла, имя. Франческа! Мне ведь не хочется, чтобы с красивым существом, которое я сейчас тащу на заклание случилось то же, что и с Франческой. Лучше принести в жертву кого-то другого. Или множество жертв, чтобы голод точно утих. Одного возницы с повозкой было недостаточно, значит нужно выбрать десяток, сотню крестьян. По счастью вблизи ощущался запах дыма, мяса, дров, вспаханных полей. Там деревня. Я ринулся вперед, даже не задумываясь о том, какой собираюсь причинить вред. Деревня, действительно, была рядом, и огонь не миновал ее.
ЧТО ГЛАВНОЕ В БОЮ?
Ветки кипарисов цеплялись за одежду, царапали лицо, когда я продирался мимо них в чащу. Колючки терновника и низкие сучья дубов тоже делали свое дело. В темноте все деревья одинаковы. У всех цепкие длинные ветки, которые вместо того, чтобы пропустить хозяина леса, пытались вцепиться в кожу, как живые тонкие пальцы.
На царапины я старался не обращать внимания, все равно они скоро заживут. Вся лесная живность и птицы и звери поняли, что меня лучше не беспокоить. Даже голодные волки пристыжено притихли, потому что поняли: появился более грозный хищник еще голоднее чем они. Волки сами могут в одночасье стать для него пищей.
Для меня самого трудности были привычны. Сложнее всего было оберегать от случайных ранений свою ношу. Облако золотой парчи, так похожей на саван Франчески, жгло мне пальцы. Надо было быть осторожным, ведь если какая-то сухая ветка расцарапает кожу девушки, которую я нес на руках через весь лес, то мне же самому придется ее лечить. Где-то поблизости должна была находиться избушка егеря, но дойти до нее по сугробам оказалось не просто. Я пешком дошел до самой черты своей империи, а здесь всегда зверствовал лютый мороз. Колкий снегопад раздражал заживающую после царапин кожу. Груз, который почти ничего не весил, начал оттягивать руки.
Вот и избушка. Я почти с радостью устремился туда, вышиб ногой дверь и не сразу почувствовал, что чей-то пристальный взгляд буравит мне спину. Я обернулся. Никого. Позади только снежная мгла. Ни один волк, привлеченный запахом крови, не рискнул бы подобраться ко мне ближе, чем на несколько метров.
-- Если ты не в силах свершить правосудие, то это сделаю я, - прохрипел у моего плеча знакомый голос. - Давай сюда девчонку.
Я отшатнулся, прежде чем узловатые пальцы успели вцепиться мне в плащ. Омерзительный горбатый силуэт впервые вызвал у меня настолько сильное отвращение, что я захотел убежать от него. Блеск короны, как будто в насмешку надвинутой на морщинистый лоб все еще напоминал о прежнем величии.
-- Уходи, - почти зашипел я на Ротберта. - Здесь проходит черта моих владений, ты не переступишь ее при всем желании. Твое правосудие глухо и слепо, но даже если б было иначе, добыча принадлежит только мне.
-- Так значит война? Ты хочешь сражаться? - бессильная ярость заставила князя повысить голос.
-- Как только вам будет угодно, - с холодной любезностью пояснил я. Мне даже не доставило удовольствие то, что он топчется у самых границ и не в силах пересечь их. Я оставил его за порогом, а сам чуть наклонил голову, чтобы не стукнуться о притолоку и скрылся в дверном проеме. Дверь сама собой с шумом захлопнулась, как будто разгораживая два мира.
Избушка егеря давно уже пустовала. На стенах слоя пыли и паутины. В очаге холодная зола. На полу полчища вредоносных насекомых. Смогу ли я привести в порядок такую халупу. Даже для меня это бы оказалось утомительной работой, но выбора не оставалось. Тараканы и клопы сами разбежались, безошибочно почуяв опасность, исходящую от меня. Они уползли очень быстро и на до этого залепленном крошечными тельцами полу четко проступили глубокие борозды от когтей. Волк не может так сильно расцарапать доски пола, да и не один другой зверь не смог бы. Царапины были нанесены с небывалой яростью.
Локтем я задел и опрокинул чащу, стоявшую на грубо сколоченном столе. Из нее выкатилась мерзкая липкая масса и разделилась на мелкую капель. Пиявки. Кто притащил их сюда? Кто мог принести саму чащу? Домик больше не пустует, это ясно, но кому понравиться жить в холоде и грязи? Липкий ком пиявок растекся по полу. От моих ног они предпочли убраться подальше, видимо, сработал инстинкт самосохранения. Одна капля моей крови и эти склизкие ползущие тельца воспламенились бы.
Одна чистая койка и попона тут же стали кроватью для Розы. Навязчивая мысль о том, что ее гладкий лоб мог бы быть уже залит кровью, а тело выпотрошено, никак не исчезала. От этой мысли меня прошиб холодный пот.
Какое-то существо снаружи пихнуло дверь. Та скрипнула и приоткрылось. Кто-то принюхался к воздуху и, видимо, почуяв меня, понесся прочь сломя голову. Значит, новый жилец не станет нас беспокоить. Что ж, это даже хорошо.
Роза успела сильно замерзнуть, но я знал, что может ее спасти. Самовозгорающаяся кровь, которая убила бы пиявок, может вернуть ей жизненное тепло. Я огляделся по сторонам в поисках ножа и не найдя его, без церемоний перегрыз вены у себя на запястье и приложил кровоточащую кисть к ее посиневшим губам.
-- Только не умирай, - мысленно попросил я. - Кто, кроме тебя, сможет разделить со мной мои темные пристрастия к древней магии. Может быть, если ты будешь рядом, мне станут понятны все до единого древние письмена.
В хижине было еще холоднее, чем в лесу. Казалось, ледяной ветер сочится во все щели. Я мог бы разжечь огонь в очаге одним вздохом, одним мановением руки, но вместо этого зачем-то стал искать поленья, трут и кочергу. Пустая поленница не подавала надежд. Ни огнива, ни трута найти не удалось. На топливо я разломал пару ненужных стульев, быстро щелкнул пальцами, высекая несколько искр, и поспешно обернулся на Розу, надеясь, что она еще не очнулась. А если б очнулась, странное бы перед ней предстало зрелище - чародей высекает пламя из ничего и ломает зазубренные доски с такой легкостью, будто это тонкие прутики. Гвозди из разломанной мебели посыпались на пол. Их перезвон мог бы разбудить и мертвого, но Роза не просыпалась еще очень долго.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});