Читать интересную книгу Письма с Земли - Наталья Астахова

Ты подходишь вое ближе, и улыбка сползает с твоего лица. Ты идешь все медленней и медленней. И с каждым шагом все бледнеешь. Останавливаешься.

— Сегодня?

Молча мотаю головой. Совсем онемела.

— Вчера?

Опять трясу головой, просто коза какая-то бессловесная.

— Когда?

Открываю рот и сама удивляюсь хриплому от долгого молчания голосу своему:

— В воскресенье.

Город-то, город, о нет — Град! Какой цветной, разноцветный. Какое чистое небо и река прозрачная. А купола золотые, а зелень, а белые стены… Ну а люди! Какие одухотворенные, какие красивые лица! И я больше не хожу, летаю над землей, и больше не молчу, верней, не просто молчу, а слушаю, как говоришь или молчишь ты.

— …Проснись, милая, к тебе пришли.

— Не хочу. Просыпаться не хочу, видеть никого не хочу.

— Больно ты нервная. Всегда такая или от ушиба? Спи, коли не хочешь никого видеть. Скажу, что пускать не велено.

Но они уже прорвались в мою белую палату, сами тоже белые. Мои сотрудники. Сожалеют, сочувствуют, сострадают.

— Ну, как ты тут живешь, существуешь?

Голоса какие бодрые. А мне что делать? Тоже улыбаться?

— Послушайте, вы же люди пишущие, должны знать родной язык. Скажите, как пишется и слышится глагол «быть» в настоящем времени? Вот я была, я буду, а в настоящем как?

— Есть, — почти хором отвечают они.

— Ну уж дудки. Есть — это совсем другое. Этот глагол спрягается так: я ем, ты ешь, он ест, они едят и так далее Я ведь о другом спрашиваю.

Они смеются, они думают, что я шучу, и уходя в полной уверенности, что раз больного не покидает чувство юмора, значит, близко до выздоровления.

…Никто на свете не умеет делать подарки так, как ты. Жизнь в общем-то довольно спокойная, и может так случиться, что никогда не представится возможность вынести близкого человека из огня или отдать ему свою кровь. О том, какие глубокие чувства испытывают к нам наши близкие, мы должны лишь догадываться, ожидая стихийного бедствия, чтобы они смогли их проявить. Или же нужно мерить все мелочами. О, эти мелочи! Но из них-то и состоит все наше существование, и не такие уж они и мелкие, если люди разводятся из-за авоськи картошки, не купленной вовремя.

На этот раз ты подарил мне целый остров. Со всех сторон окруженный переходящими одно в другое озерами. На острове — старинная барская усадьба. Скоро здесь будет музей, а пока музея нет, есть только директор. Он, конечно, твой друг. Он, конечно, рад твоему приезду, но ему некогда, и он отдает тебе ключи от маленького двухэтажного дома. Это — гостиница. Она уже готова, отремонтирована, но гостей еще нет, и мы получаем два ключа — от двери в наш номер и от всей гостиницы тоже.

Град — не столица, но по сравнению с островом и он многолюдный. Здесь вообще никого. Лес, озера, птицы. Ромашки на широком лугу. Облака. И опять все чистых, без полутонов, цветов. Лето, самое его начало. Еще не жарко. Вкус зеленоватой, невызревшей земляники. Уж, скользнувший в воду. Усталость, легкая, звенящая. От долгого блуждания по лесу, от купания в теплой, темной воде ночного озера, от удивительной тишины, наполненной птичьим пением.

— Так не бывает, наверное, это все мне снится. Ты не знаешь, где мы? Как называется эта планета?

Голос твой звучит глуховато, сливается с шелестом листьев.

— По-моему, мы на Земле.

— Ну что ты! Там я прожил целых тридцать лет и три года. Там так не бывает, я знаю.

Я тоже живу на этой планете давно, и тоже так ни разу не было. Но все-таки что-то похожее уже было. А вот где, когда, не помню.

…— Поднимите одеяло.

— Это еще зачем?

— Укол сделаю.

…Наверное, я оглохла. Такой полной тишины не бывает, не может быть. Птиц было слышно даже ночью. Потом, уже сквозь сон, слышала шум дождя, шлепана капель по ладоням листьев. Проснулась от тишины, от полного отсутствия звуков. Подошла к окну, створки его скрипнули. Значит, не все звуки исчезли в природе и я не оглохла.

В раме распахнутого окна — лес. Зеленый, мокрый, чистый. Листья блестят, мокрые ветки. Где же это было?

Оглядываюсь. Ты спишь. Не слышишь. Сарафан со стула, через окно — прямо в лето, лицом — в мокрые листья.

Бегом на луг, без тропинки, босиком по папоротнику, по крапиве, нет, не больно. Вот они, земляничные стебельки с розоватыми, еще не совсем поспевшими ягодами. Стебелек к стебельку, будет земляничный букет.

Снова дождь, тихий, чуть слышный. Потом сильней, и уже не капли, а струи, потоки. Назад, к окну, распахнутому в комнату, наполненную теплом твоего дыхания.

Оконная рама делит мир на две части: по ту сторону твое лицо, еще не совсем проснувшееся. Ты испуган, встревожен. И сквозь тревогу — радость — увидел. По эту сторону окна — я, сквозь дождь, сквозь мокрые ветки, бьющие по лицу, прижимаю к груди мокрые земляничные стебли.

Еще минута — и вторая часть уже без меня. Я в комнате, теплой, сухой, рядом с тобой. А за окном — только мокрый лес, только летний утренний дождь.

Ну где же это уже было?

— Тогда, на картинке календаря, тоже был июнь, а ты не верила, что краски могут быть такими чистыми, и очень злилась, да?

— Откуда ты знаешь, я же тебе никогда про это не рассказывала?

— Как будто обязательно все рассказывать. А ты напрасно злилась тогда на того человека. Он был прав, когда говорил, что будет и у тебя такой дождь.

— Опять, опять это. Был прав, что будет. А в настоящем?

…Меня вылечили и выписали из больницы. Но еще держат дома, не пускают на работу. За окном уже осень. Золотая. Холодно от металлического привкуса этого красивого слова. Но все-таки хорошо, что вернулись цвета.

— Как много оттенков, чистые цвета были только в Граде? — спрашиваю я у мамы, глядя в окно.

— В каком Граде, деточка?

Пытаюсь рассказать ей про картинку в календаре, про то, как я не верила, что так может быть в самом деле, пока сама не увидела, пока не побывала в Граде, на острове. Говорю, сбиваясь, волнуясь, про купола и тополя, про реставраторов и испытание молчанием Она слушает, испуганно гладит меня по щеке, ладонь мягкая, прохладная. Отводит от окна, укладывает на диван, укрывает пледом.

— Успокойся, родная, это пройдет. Так бывает после сильного ушиба. Это все тебе, наверное, когда-то снилось, а потом ты решила, что было в самом деле. Ты же никуда в этом году из Крыма не уезжала. Бедная моя головушка.

Кажется, меня считают сумасшедшей.

Звонок. Прерывистый, пронзительный. Мама подходит к телефону. Слушает, поворачивает голову в мою сторону. Голос ее чуть дрожит, когда она говорит:

— Тебя вызывает какой-то Град. Разве есть такой город?

И рука ее подрагивает, когда она передает мне трубку.

Сквозь шорохи и треск я слышу твой голос:

— Ты все еще спрягаешь глагол «быть»? Слушай, я вчера совершенно случайно купил маленькую книжечку Базена. Тебя не устроит его определение? Послушай, что он пишет. Цитирую: «Для тех, кто творит и любит (а это единственно возможные способы „быть“, все остальные связаны с „иметь“), смерть — это постоянный стимул к жизни». Нравится?

— Нет.

— Почему?

— Потому что я ничего не поняла. Послушай, а ты ведь, правда, на самом деле существуешь? Я тебя не придумала? Мне никто не верит, и про Град тоже…

— Заканчивайте, ваше время истекает.

Почему это у всех телефонисток такие противные голоса? Что ей, чужого времени жалко?

— Ну все, видишь, не дают поговорить. Все, будь.

Буду, была, а сейчас что?

ПЕРЕПИСКА ПО ПОВОДУ

«Начальнику ЖЭУ-6 от гражданки Спиридоновой Н. И., проживающей по улице Таврической, 6/12, кв.53.

На неоднократные просьбы жильцов поставить дверь в подъезде взамен украденной вы отвечаете молчанием. Между тем, подъезд наш стал притоном. Подозрительные личности распивают в нем алкогольные напитки, одеколон и пр. А также оправляются.

Кроме того, отсутствие двери грозит исчезновением привидения Тимоши. Оно же легкое, его может вынести сквозняком.

Прошу срочно принять меры, иначе будем вынуждены жаловаться выше. Число, подпись».

«Гражданке Спиридоновой. Вам неоднократно давались разъяснения в том, что дом ваш предназначен под снос, следовательно, ремонт нецелесообразен. За сохранность привидения ЖЭУ ответственности не несет. Начальник ЖЭУ-6.

Подпись, печать, число».

«Председателю домкома от гражданина Козина Л. А., проживающего в кв. № 53. Довожу до вашего сведения, что при составлении списков на получение жилья в новом доме не было учтено одно обстоятельство. А именно. На шесть семей, проживающих в нашей квартире, у нас ныне имеется одна кухня, один туалет и одно привидение, именуемое Тимошей. Получая новое жилье, каждой семье будет предоставлена отдельная кухня, отдельный туалет и прочее. А привидение? Если жилищные органы не могут предоставить каждой семье отдельное изолированное привидение, пусть сейчас решат, с кем переедет в новый дом наше, именуемое Тимошей. Считаю, что имею первоочередное право пользования привидением, так как живу в этой квартире дольше всех, а до этого здесь жили мои родители, и привидение принадлежит нам. Число, подпись».