Читать интересную книгу Глубина 11 тысяч метров. Солнце под водой - Жак Пикар

Мы были удовлетворены первой серией погружений. Конечно, об океанографических открытиях говорить еще было рано. Пока что речь шла о том, чтобы освоить батискаф. Надо было совершить еще одно погружение где-нибудь подальше; я был убежден, что теперь любая точка Средиземноморья по плечу «Триесту».

«Триест» на несколько недель поставили в сухой док, тщательно проверили все узлы, отремонтировали кое-что из оборудования. 25 сентября 1953 года наша эскадра вновь вышла в море: за буксиром послушно тащился батискаф, замыкал строй вспомогательный катер. По дороге мы встретили итальянский корвет «Фениче», он возвращался в Неаполь, а утром должен был подойти к месту погружения.

Ночь прошла беспокойно, ветер крепчал, волны с силой толкались в борт «Триеста». Но батискаф вел себя прекрасно. На заре мы столпились на баке буксира «Теначе», грустно глядя вниз: между нами и «Триестом» метались пенистые буруны. Видимо, сегодня не судьба. Придется отложить запланированное погружение на глубину 3 тысячи метров в Тирренском море. Для очистки совести мы с инженером Сальвио спустили на море резиновую лодку, и я в 33 акробатическом прыжке перескочил с нее на палубу батискафа. Все здесь в порядке, но как быть? Никому из нас еще не доводилось маневрировать при таком волнении. Но ведь метрах в десяти — двадцати под нами море спокойно и безмятежно!

Разве мог тогда кто-нибудь подумать, что через несколько лет после четырех дней буксировки мы без колебаний начнем погружение в 400 километрах от ближайшего берега при высоте волн 6–8 метров, — настолько мы были уверены в прочности «Триеста».

Но в тот день риск показался нам слишком велик, решено было переждать непогоду в крохотном порту острова Понцы, в двадцати милях отсюда. 29 сентября после полудня мы с инженером Траетта вышли на рейд Понцы взглянуть, можно ли планировать испытание на завтра.

А на следующий день, 30 сентября, «Триест» установил, по выражению прессы, «мировой рекорд погружения»: мы с отцом опустились на 3150 метров.

Напомню, что незадолго до этого французы наконец спустили на воду батискаф ФНРС-3; пробные испытания он прошел в Тулоне (750, 1500 и 2100 метров). Опыты показали, что наша старая гондола отменно выдерживает давление средних глубин, а новый поплавок безотказно поднимает на поверхность. Но экипаж ФНРС-3 преследовали бесчисленные технические неполадки, не было у них и хорошего эхолота. В результате они решили не приближаться вплотную ко дну. Мы же на сей раз решили снова достичь дна. Была выбрана широкая равнина на глубине чуть больше трех тысяч метров; замеры показывали, что там не было скальных выступов, о которые мог удариться батискаф.

Итак, рано утром 30 сентября 1953 года мы прибыли на место. Море еще не успокоилось окончательно. Быстро закончили последние приготовления: сняли предохранители с балластных электромагнитов, проверили зазоры, бегло осмотрели основные приборы. В 8.00 захлопнулся люк гондолы, в 8.08 шахта наполнилась водой, а в 8.19 началось погружение — вначале медленно, потом быстрее, быстрее. В 8.36 на глубине 300 метров за бортом почти непроглядная тьма. В первые минуты наше внимание отвлекали всевозможные шумы и бульканье — это изо всех щелей вырывался воздух, а шнорхели заполнялись водой. Но скоро наступила полная тишина: «Триест» плавно шел вниз.

Поскольку метеосводка предвещала ухудшение погоды наверху, мы решили ускорить спуск. То и дело приникали к иллюминаторам, но море казалось совершенно пустым, записывать было нечего. Если мы гасили прожекторы, то могли видеть фосфоресцирующий планктон. На глубине 2600 метров, примерно через час после ухода с поверхности, мы начали тормозить, но, должно быть, недостаточно сильно, потому что уже на 63-й минуте после погружения на глубине 3150 метров батискаф коснулся дна! Посадка прошла мягко, без толчка, но мы все равно зарылись в ил… Ах, как нужен эхолот!

Испытания прошли удовлетворительно, все приборы функционировали нормально; сквозь задний иллюминатор отчетливо было видно дно — широкая, залитая белым светом равнина. Понаблюдав какое-то время, решили подниматься. В 10.35 мы вновь вынырнули на поверхность.

«Фениче» быстро доставил нас на Понцу. Население маленького островка устроило нам трогательный прием. Мы бы с радостью остались на несколько недель в этом райском уголке среди столь гостеприимных людей, но сезон кончался, а в шторм этот порт едва ли мог стать «Триесту» надежной защитой: разумнее было вернуться в Кастелламмаре. Нас избрали почетными гражданами острова Понца, и мы распрощались.

На пути в Кастелламмаре возле южного побережья острова Искья мы совершили еще одно погружение на 600 метров. Со мной на этот раз был инженер де Санктис. 2 октября 1953 года «Триест» возвратился в свой порт приписки, выполнив намеченную программу подводных исследований. Несмотря на поздний час (было около полуночи), сотни рабочих и служащих судоверфи вышли встречать нас. «Триест» стал любимым детищем этих людей, и верфь, построившая его, радовалась первым успехам питомца…

Теперь «Триест» надо было ставить в сухой док на зиму и подвести итоги первой кампании. Успехи были скромные, но важность их нельзя было недооценить. «Триест», переняв эстафету у ФНРС-2 (ставшего ФНРС-3), по сути дела открыл океанографам двери в глубины моря. За несколько недель человек проник так глубоко, как никогда раньше. Впервые благодаря батискафу человек смог взглянуть собственными глазами на морское дно, лежащее на километровой, а затем и на трехкилометровой глубине. Беглые наблюдения подтвердили, что система фар и иллюминаторов работает отлично и позволяет детально изучать морское дно.

ФНРС-3 еще не дошел до глубин, недоступных водолазам. Лишь несколько месяцев спустя во время серии погружений в Атлантике ФНРС-3 продемонстрировал свои возможности. Профессор Моно, сопровождавший отца в дакарской 35 экспедиции 1948 года, занял теперь его место в гондоле возле того же иллюминатора и продолжил работу, прерванную шесть лет назад. Скептикам, ухмылявшимся при первых опытах ФНРС-2, оставалось теперь помалкивать.

«Триест» обладал прекрасной гондолой из кованой стали; его поплавок выдерживал сильные удары волны; детали были отработаны и пригнаны. Благодаря этому, миновав тяжелый этап предварительных испытаний, его со следующего сезона можно было сразу пускать в дело. Средиземное море становилось, пожалуй, мелковато для такого аппарата…

Однако не будем торопить событий, нас отделяли от желанного мига еще шесть долгих лет. В 1954 году нам оказала щедрую поддержку фирма «Фиат», и мы смогли вновь спустить «Триест» на воду. Сезон уже был в разгаре, поэтому решено было не выходить из Неаполитанского залива, а совершить серию из восьми погружений на месте. Мы испытали некоторые новые приспособления, в частности новую систему освещения. Громоздкие светильники, стоявшие на ФНРС-2 и ФНРС-3, мы заменили на маленькие кварцевые лампы «Филипс», наполненные парами ртути. Мощностью они во много раз превосходили прежние и выдерживали давление самых больших глубин; отпадала надобность в тяжелых колпаках. Надо сказать, что эта система освещения парами ртути дала такие впечатляющие результаты, что ее затем использовали на всех подводных аппаратах во Франции и США.

В 1955 году я несколько месяцев проработал на борту «Триеста», но финансовое положение не дало возможности провести большие испытания. Тулонская группа, которую в отличие от нас не лимитировали подобные соображения, устроила несколько рекламных погружений на ФНРС-3 для журналистов и фоторепортеров. Нам же приходилось считать каждый сантим; дело дошло до того, что мы вынуждены были аннулировать приглашение нескольким ученым из-за того, что не оказалось денег для покупки новых аккумуляторов.

К счастью, в 1956 году ситуация улучшилась. Мы получили субсидию от Швейцарского национального фонда научных исследований и некоторую сумму от итальянского правительства — ее выхлопотал для батискафа Миланский университет; наконец, нам оказал поддержку Итальянский олимпийский комитет, взявший на вооружение лозунг моего отца: «Исследования — это спорт ученых». На эти деньги мы приобрели новые батареи и осенью провели серию погружений.

Погружались мы в паре с профессором геологии Миланского университета Поллини на 150, 620, 1100, 2000 и 3700 метров. Среди океанографов профессор Поллини оказался самым «глубоководным».

«Триест» уверенно опускался на дно — у нас к этому времени уже был эхолот, любезно предоставленный неаполитанской фирмой «Микролямбда». Эта серия погружений положила начало научной океанографической карьере «Триеста». И этой судьбе он оставался верен до конца…

Тем временем случай свел меня в Лондоне с Робертом С. Дитцем, сотрудником Управления морских исследований США. Геолог по образованию, Дитц был командирован в Европу для ознакомления с работами, могущими представить интерес для американского военно-морского флота. Мое первое беглое описание батискафа привело его в восторг; он приехал в Кастелламмаре. Мы, кажется, произвели на него благоприятное впечатление. И он на нас тоже! К примеру, Дитц с ходу понял и оценил принцип действия пружинного компенсационного клапана — это приспособление позволяет поплавку «дышать», то есть пропускает во время погружения внутрь регулируемый поток воды и выталкивает его при подъеме. Я даже улыбнулся про себя, слушая его одобрительные замечания: в Тулоне, когда мы работали над ФНРС-3, французские офицеры в один голос отвергли клапан, как «неэффективный».