что все необходимые прелюдии для оперативного соития я выполнил сполна.
— Пидарас! — коротко кивнув и преданно глядя мне в глаза, заявил Василий Семёнович.
— Позвольте, а мне в швейной мастерской, сказали, что он добрейший и порядочнейший человек! — изумился я столь диаметрально разнящейся оценке Вячеслава Марковича труппой и швейной мастерской одного и того же театра.
— Да нет, товарищ Корнеев! — коротко отмахнулся профессиональный театрал и мастер сцены, — Слава в хорошем смысле слова пидарас! — Василий Семёнович даже подбородком мотнул, выражая высочайшую степень положительности пидора Славуши.
Теперь стало понятно, почему дамы с кружевным рукоделием так прозвали проткнутого закройщика. И почему не открыли мне его маленькую гомосячью тайну. Наверное и впрямь, хороший парень этот несчастный Ворожейкин. А то, что он по тихой грусти балуется под хвост, так это его личное пидорское дело. Поскольку жопу подставляет он свою личную, а не чужого дяди, стало быть и дело это его, сугубо суверенное. Но с другой стороны, по прошлому опыту я хорошо знал, что вот именно такое личное дело может запросто послужить мотивом для удара ножом в печень. Африканские страсти, пылающие в гомосячьей среде, это вам не скучные межполовые отношения. У них-то, у гомосеков, как раз всё серьёзнее и гораздо волнительней!
— Чего уж там говорить, товарищ следователь Корнеев, — с таинственной печалью в голосе и поозиравшись на розетки, пододвинулся к моему уху Николай Тимофеевич, — Чего уж, если сам Белоцерковский Пётр Михайлович к этому склонность имеет! — он раболепно закатил глаза на засиженную мухами лампочку.
— А кто у нас Пётр Михайлович Белоцерковский? — задал я логичный вопрос присутствующим культуристам.
— Как кто?!! — отрепетированным дуэтом воскликнули Николай Тимофеевич и Василий Семёнович, явно не веря в то, что я не знаю столь основополагающей максимы. — Вы шутите, товарищ милиционер?! Белоцерковский Пётр Михайлович, это же главный режиссёр и художественный руководитель нашего театра!
— Вона как! — хмыкнул я, — Так, что, и он тоже по этому делу специалист? — добродушно улыбнулся я обладателям возвышенных, но таких свободных нравов.
— Ну да! — ответил мне артист Василий, а его коллега Николай просто кивнул, подтверждая некоторую пикантность ситуации. — Об этом в общем-то многие знают. И в городе, и даже за его пределами. В культурной среде, разумеется!
В разговор, не выдержав, вклинился второй соратник по притворству за деньги.
— Вот скажите, товарищ следователь, куда милиция смотрит? Ведь никакой защиты талантливым актерам от этих пидарасов! Лучшие роли — им! Ставки и звания, тоже в первую очередь им! — с надрывом вздохнул Николай Тимофеевич, — Вон, чтобы роль Яго получить, Васе Шишкарёву задницу подставлять пришлось! Йэх..! — обречено махнул рукой не признанный злыми пидарасами гений.
Текущие дрязги творческих геев, не относящиеся к описанной мне сто восьмой, меня не интересовали и я вернул собеседников в актуальную для меня колею.
— А скажите мне, товарищи артисты, — я впервые назвал присутствующих товарищами и они это оценили, — Петр Михайлович, он по какой специализации проходит? Он активный или пассивный герой-любовник?
— Ну что вы, товарищ Корнеев! Он альфа-самец, разумеется! — с неподдельным уважением произнес артист Василий, — В том-то и беда! Он ведь мужской состав подбирает в труппу по своим критериям! Нет, в этом театре истинному таланту не пробиться! В Ярославскую драму уеду! Меня туда давно ведущим зовут!
Я еще минут сорок позадавал вопросы, выясняя связи потерпевшего и отношение к нему коллег. Как из числа труппы, так и из технического состава. Кое что вырисовывалось, но ясности пока не было. Но зато теперь я имел примерное представление, кого и о чем мне следует спрашивать. Порвав на глазах растроганных артистов бланк протокола и сложив обрывки обратно в папку, я откланялся.
Поскольку к Якову Зиновьевичу мне идти сегодня смысла не было, я направился на выход из этого высококультурного вертепа. Через час мне предстояло допрашивать потерпевшую по грабежу. Дежурный следователь слишком поверхностно её отработал.
С театральной вахты я отзвонился в прокуратуру Злочевской, чтобы узнать о судьбе завезенных вчера ей обвинительных заключений.
— Я к тебе секретаршей не нанималась! — с того конца линии зашипела Нюрка, — Откуда мне знать, подписали твои заключения или нет?! Приезжай сюда и сам спрашивай у Карякина, подписал он или нет!
— Солнце моё, если честно, это я просто по тебе соскучился очень! И шоколадку тебе купил! Большую, как ты и велела! — начал я увещевать прокурорскую помощницу. Прокатиться впустую до прокуратуры мне никак не хотелось.
— Ань, ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь, сходи пожалуйста, спроси? — я придал голосу чувственности столько, что сам почти поверил в своё любовное томление относительно Нюрки.
— Чего ходить, я и так знаю, что подписал! — ехидно фыркнула стервозная мерзавка, — Приезжай, забирай, дела у меня на столе! И только попробуй, Корнеев, шоколадку не привези!
Я закрыл трубку ладонью и непечатно выразился. Потом предупредил Нюрку, что выезжаю и направился к машине.
Глава 4
В коридоре второго этажа Октябрьской прокуратуры я столкнулся с Нюркиной подружкой. Прокурорская лейтенантша шла мне навстречу со стопкой каких-то папок. Задел я её не сильно. И то только потому, что хотел побыстрее прошмыгнуть мимо прокурорского кабинета. Но и небольшого толчка хватило, чтобы вся её макулатура посыпалась на пол. Пришлось сначала здороваться, потом извиняться и уже после всего этого помогать собирать подшитые документы. Мельком глянув на них, я понял, что это отказные.
— Давай, помогу! — решил я загладить свою косвенную вину в столкновении, — Куда нести? — вопросительно посмотрел на роскошную грудь прокурорской фемины.
— Они все на отмену! Неси в мой кабинет! — покраснев, распорядилась девица.
— Тогда вперед иди, я не знаю, где твой кабинет, — решил я оглядеть и анфас моей новой знакомой.
И юбка, и китель у нюркиной подружки были не казенного покроя, а сшиты на заказ. Прижимая к себе стопу скрепленных суровыми нитками материалов, я с удовольствием рассматривал двигающуюся впереди задницу.
— Ты вчера даже со мной познакомиться не захотела! — упрекнул я фигуристую спину прокурорши.
Она резко обернулась, чтобы что-то ответить и поймала мой не совсем пуританский взор. Далее к ее кабинету мы шли плечом к плечу. Оставлять меня в своем тылу девица больше не решилась.
Остановившись у двери с номером тридцать шесть, анькина подружка,