Глядя на удаляющуюся спину Нарт, я думал о женщине, что всего лишь дала мне кров и рассказала сказку. И за это умерла.
А второй половиной мозга я думал о самой Нарт. О том, как грациозно покачивается ее спина и бедра, несмотря на огромную силу, которой природа снабдила их хозяйку. Неуклюжесть, так бросавшаяся в глаза с момента нашей встречи, как будто покидала ее. Возможно, дикарка была больна или ударилась головой, а теперь хворь постепенно отходила?
И как странно она смотрит на меня. Будто пытается говорить глазами.
— Давай-давай, пойдем! Или ты устал? — В скрипучем голосе Траны скользнула озабоченность. Солнце уже подкрасило розовым стену ущелья, тропа, действительно, выровнялась, словно кто-то специально разбирал и укладывал аккуратно камни.
Она вела вверх.
Подталкиваемый Траной, я доковылял до конца и выбрался на плоскую, широкую площадку, открытую всем ветрам. Далеко подо мной лежало нижнее плато, над самым краем его едва различимо маячил зуб Крепости Костей. Багровое марево укрыло горизонт и приняло в себя солнце. В этом тяжелом свете красные плиты площадки казались облитыми густой венозной кровью. Фобос желтой букашкой бежал по гаснущему небу.
«Фобос? — рефреном ударила меня мысль. — Я опять назвал Вестника Фобосом? Что это значит? На каком языке?»
«Страх. Это означает страх» — едва слышно прозвучал в голове нежданный ответ, и я содрогнулся.
— Эй-эй, не упади, а то покатишься! — Трана обхватил меня за плечи и подвел к отвесной стене. — Сядь. Это Красная поляна, здесь будем ждать.
«Я устал. Наверное, от усталости, — думал я, почти не слушая его. — Иначе откуда эти навязчивые слова? Они приходят, когда я измотан».
— А почему поляна? — Спросил вслух, только чтобы отвлечься. — Где лес?
— Старое название, — вздохнул Трана. — Был лес. Но даже дед его не видел. Гибнет лес. Чем дольше живем, тем его меньше. Путной древесины теперь до Дарсума не сыщешь, а еще двунадевять назад рубили в полдне пути отсюда, по всем южным отрогам и в долине. Вырубили, а новый не растет. Раньше рос, теперь вот…
Закончил он непривычно длинную для себя речь. Видно, тема задевала за живое.
Моя голова гудела стаей мух, набившихся в ловушку нектарницы. Ничего, погудят и уймутся. Немного отдохнуть…
«Ксената, вернись! Черт тебя дери, возвращайся!»
С воем я вскочил на ноги. Трана испуганно отпрянул вдоль стены, Нарт подпрыгнула и странно посмотрела в мою сторону. Но мне было не до них. Кто говорит со мной внутри моей головы?! Пустынник заполз корнем через ушную раковину, пока я отсыпался под барханом, и отложил кладку разумных жужелиц? Теперь они говорят со мной? Я сплю?
«Услышал, наконец-то. Это Пол. Вспоминай. Пол. Ганимед. Шакрат, лкумар…»
Шакрат… Причем здесь море? Шакрат живет в море, лкумар — его пара. Что она хочет сказать, эта Пол с мужским голосом? Я был уверен, что голос мужской, хотя слышал его не ушами, но звучал он как будто через уши. И какой-такой еще черт должен меня драть — за что, зачем?
Я растерянно глянул на Трану. Должно быть, слишком растерянно, он попятился еще дальше.
— Ты… слышал? — неуверенно спросил я у него.
Он отрицательно повел плечом.
— Слышал… Что? — Голос Траны слегка дрожал.
Я обернулся к Нарт, успевшей подойти почти вплотную.
— А ты?
Она опять уставилась на меня. Так же, как раньше, долго, в глаза. Потом легко коснулась пальцами моего лба. Словно давая понять, что я слышу там. И погладила по плечу. Она меня успокаивает? От неожиданности я рассмеялся.
— Померещилось. Заснул, видимо, — успокоил я Трану. — Когда сплю, всякое слышится, просыпаюсь, кричу.
— Тебя родила пустыня, — серьезно прокомментировал он мои слова. Трана больше не выглядел испуганным, напротив, уверенность появилась в нем. — Был ты раньше или нет, ты родился из песка, ты теперь рожденный пустыней. Тебя ждет Армир. Скачешь как прыгун-переросток, значит, можешь идти.
И он двинулся в обход по краю площадки, даже не глядя, следую ли я за ним. Нарт дождалась, пока я тронусь, пристроилась сзади.
Поднявшись по шелестящей осыпи, что белела в быстро падающих на мир сумерках, мы оказались перед черным провалом в скале. Пещера или рукотворный тоннель.
— Там Армир, — бросил через плечо Трана и вошел в темноту.
Вскоре внутри что-то зажелтело. Похоже, он зажег факел. Дикари они и есть дикари: извели весь лес, а остатки жгут…
Нарт подтолкнула меня, приглашая войти. Я пригнулся и шагнул в проход. В лицо дохнуло прохладой и влагой. Здесь дул чуть заметный ветерок. Он слегка шевелил сухие листья, непонятно каким образом оказавшиеся у входа. Я сделал еще несколько шагов, и глаза привыкли к неяркому, колеблющемуся свету факелов. Трана держал по одному в каждой руке, они горели, слегка потрескивая. Звук разносился в тишине пещеры.
Один факел он дал Нарт, и мы двинулись вглубь горы. Вскоре пламя уже горело ровно, движение воздуха прекратилось, нас окружила влажная тишина, тревожимая лишь шарканьем наших шагов. От пещеры отходили ответвления, иногда даже более широкие, а иногда напоминающие отнорки, но мы шли, как я заметил, почти неизменно придерживаясь левой стены.
Иногда с потолка срывались темные бабочки, бросались на огонь и, с громким хрустом, сгорали. Их опаленные тельца падали на дно пещеры. Трана ругался на них: пару раз его факел тух, приходилось поджигать заново. Так я узнал, что дикари здесь пользуются довольно эффективным видом кремневой зажигалки: взводят рычаг, резко давят на него основанием ладони, и в сухой мох или в древесные волокна, заложенные в специальное углубление, летит сноп искр. Остается только приложить к промасленной обмотке факела и запалить ее. Что-то не складывается у меня в голове с этими дикарями, понять бы, что…
«Ксената… Лицо… Лиен… Фонарики… Вспомни…» — зашептала мне пещера. Я схватился за голову. Какая еще Лиен? Чье лицо? Что я должен вспомнить?!
В этот момент все и произошло.
Мы как раз вошли в грот с вырезанными в стенах нишами. Они выглядели рукотворными, да и колоннам, расположенным по обе стороны от входа, вовсе не силы природы и времени придали вид вставших на дыбы морских чудовищ.
Тени метнулись к нам с обеих сторон. Трана выронил факел, сзади зарычала Нарт, послышался тяжелый глухой удар тела о камень. Нарт продолжала рычать, и вдруг тьму впереди разрезала яркая вспышка, на несколько секунд ослепившая меня. Раздались ругательства на восточном торговом — я его знаю не хуже западного, но переводить воздержусь. Мне поставили подножку, повалили на пол и выкрутили руки. Я сразу расслабился и сдался, поскольку бороться не было ни смысла, ни сил. Впереди снова полыхнуло, кто-то закричал не по-человечески, словно прощаясь с жизнью. На сей раз я приготовился и подглядывал сквозь едва приоткрытые веки. Огнелуч длинным желтым языком хлестнул по дальней стене и проехался по шевелящимся темным фигурам. Снова раздались душераздирающие вопли, завоняло паленым мясом, а затем грубый голос прямо над моей головой рявкнул:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});