Жюли и ее родители мечтают о блестящей партии. Она отвергла длительное ухаживание скромного медика Дюма только потому, что ее мать не сочла его подходящим зятем для их почтенной семьи.
Такие провинциальные буржуазки до революции мечтали о том, что их отметит и безумно полюбит какой-либо граф или виконт, и они, щеголяя пышным кринолином, украсят своей особой придворные балы Версаля. Но с 1798 года все обстояло иначе. Дыхание революции коснулось и этого замкнутого мирка, сотрясло его узкий идейный горизонт.
Жюли знает, что Андре Мари любит ее, — при всей своей робости он совершенно не умеет скрыть своих чувств, но разве он тот человек, о котором она мечтала?
Пусть без блеска чинов и дворянского герба, — но тот, кто тревожит ночью ее воображение, красив, строен, он словно сошел с картины Фрагонара. А Андре?
В письмах к сестре Жюли подтрунивает над его внешностью и манерами. «Он знает все, кроме света…», «он похож на старика, он так серьезен, никогда не увидишь, чтобы он смеялся», «сегодня он явился в новом рединготе на английский манер, горничная заявила, что он похож на щеголя…» Действительно, какая жалость! Он знает все, но не знает светского этикета, не привык к светскому пустословию, не понимает тяги среднего провинциального буржуа подражать этому высшему свету. Впрочем, у этого буржуа нет даже сколько-нибудь правильного представления о светской жизни.
Однако постепенно и незаметно для самих себя Жюли и вся семья Карронов подпадают под обаяние ума и сердца Андре Мари. Элиза первая поняла, какое чистое и преданное сердце бьется в груди этого немного неуклюжего юноши и какие необ'ятные возможности таит его исключительный интеллект.
Она не понимает и удивляется сдержанности своей сестры, не решающейся ответить Андре взаимностью. «Меня привлекает, — пишет Элиза сестре, — его чистосердечность, его кротость и доброта, а особенно эти слезы, которые по всякому поводу, помимо желания, навертываются у него на глазах… Устраивайся, как хочешь, но прежде чем полюбишь его сама, позволь мне его любить хотя бы немного; он так добр».
Долгие годы впоследствии Элиза остается лучшим другом Ампера, помогая и ободряя его советами и нежным участием в трудные минуты жизни.
Сердечный прием, который нашел Андре Мари у Карронов, и добрососедские отношения, установившиеся между обоими семействами, делают его немного смелее. Он решается даже преподнести букет цветов, что поражает привыкшую к его застенчивости Жюли. Он хочет открыться в своих чувствах, но каждая подобная попытка кончается лишь самобичующей записью в дневнике: «Сегодня застал ее одну, но опять не решился заговорить…»
Не будучи в силах преодолеть свою робость, сдержать наплыв чувств, мешающих ему об'ясниться с Жюли, он в конце концов решается поговорить с ее матерью.
Госпожа Каррон не обнадежила, но и не разочаровала его. Тогда он пишет Жюли: «Извините ли вы чувство, заставляющее меня вам писать? Иным способом мне невозможно нарушить молчание, сделавшееся невыносимым. Так как ваше отсутствие лишает меня радости видеть и слышать вас, того единственного, чем я мог бы наслаждаться, я открыл вашей матери мои чувства, и мне показалось, что она не будет противиться моему счастью, если вы согласитесь. Я знаю, как мало я достоин подобного счастья; только самая нежная и самая покорная любовь, наполняющая мою душу, дает мне право надеяться…»
Послание остается без ответа.
Но горячее чувство Андре захватывает и Жюли — Андре любим.
Мать Андре и родители Жюли серьезно беспокоятся о материальном положении будущей четы. Ни та, ни другая сторона не обладает сколько-нибудь значительным материальным достатком. Ампер только теперь отдает себе отчет, каких трудов стоит госпоже Ампер сводить концы с концами в их скромном бюджете.
В 1793 году приговором комиссаров Конвента все личное имущество казненного Жан Жака Ампера подлежало секвестру. Госпожа Ампер пыталась сохранить хоть что-нибудь из прежнего состояния, но только после термидорианского переворота эти попытки увенчались некоторым успехом. В августе 1794 года на прошение, представленное «гражданкой Сарсей, вдовой означенного Ампера, павшего под мечом правосудия», последовал благоприятный ответ. Мать Ампера просила о разрешении пользоваться домом и усадьбой в Полемье, а также об отмене секвестра, наложенного на принадлежащую лично ей часть имущества. Эта часть была приблизительно оценена в 65 тысяч франков, и в счет ее был снят секвестр с Полемье и возвращены некоторые, в большинстве сомнительные, долговые обязательства. Но ни сама вдова Ампер, ни тем более ее дети не обладали деловой хваткой. Полемье едва-едва приносило 1200 франков в год, а взносы по долговым обязательствам поступали крайне неисправно.
Лично Андре Мари мог рассчитывать на свою долю отцовского наследства, т. е. на одну четвертую дохода с имения. Кроме того, мать подарила ему долговое обязательство на 10 тысяч франков, которое было погашено лишь несколько лет спустя. С своей стороны, Жюли Каррон унаследовала после смерти отца на 12 тысяч франков разных вещей и 1200 франков наличными. По тем временам этого было, конечно, далеко недостаточно для приличной буржуазной жизни, о которой мечтали для своих детей обе стороны.
Таким образом, до женитьбы Андре Мари должен был позаботиться о какой-либо деятельности, дающей постоянный доход. Не оставалось ничего другого, как избрать себе определенную профессию, тем более, что Амперу было уже двадцать три года. Но полученное воспитание не подготовил его ни к какому практическому занятию. Близкие не придают серьезного значения его занятиям математикой, его склонности сочинять трагедии, рифмовать песенки и мадригалы. Еще более скептически смотрят эти практические люди, воспитанные в прозаической деловой атмосфере, на увлечение Андре ботаникой, химией и философией.
Госпожа Каррон советует Андре Мари стать биржевым маклером — «ведь это такое доходное и почтенное ремесло».
Жюли считает, что ее будущему мужу лучше всего заняться торговлей. Это мнение поддерживает симпатизирующий жениху господин Перрисс, муж старшей сестры Жюли, имеющий в Лионе солидное типографское и переплетное дело.
Однако Андре Мари не хочет следовать этим советам. Он любит науку, любит размышлять о трудных вопросах человеческого знания, он хочет выбрать для себя такую профессию, которая не мешала бы этим влечениям. Андре Мари решил сделаться педагогом. Он был уверен в успехе. Ведь давал же он уроки итальянского языка Жюли и Элизе, и разве сын господина Перрисса не сделал под его руководством блестящих успехов в математике?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});