Читать интересную книгу Хочу остаться легендой - Александр Абдулов

…Сейчас как раз Сергей Соловьев запускается с фильмом под названием «О, сердце!» («О любви…») по Чехову. Я там «Медведя» буду играть…

Думаю, любовь, ее невозможно сформулировать и объяснить. Любовь — это то, что не понимается мозгами. Как только она становится разумной, расчетливой — это уже нечто другое. Любовь — сумасшествие, безумие и все что хотите. Со временем она перерастает в привычку, жизнь идет, и все. А вначале это неземное состояние, когда ты не ходишь, а летаешь, когда от прикосновения руки можешь сойти с ума, — совершенно неконтролируемый процесс. Причем у всех она проявляется по-разному, кто-то даже берет и прыгает с десятого этажа. Расчетливый человек разве может пойти и прыгнуть вниз головой? А я знаю, что способен на подобные безумства… У меня раза два в жизни было нечто невероятное, когда я творил такое, что боже мой! И вены резал, и с пятнадцатиметровой вышки прыгал. Попробуйте прыгнуть, я посмотрю на вас. Меня сейчас и самого туда не затащишь. Никогда в жизни — самоубийца, что ли? А тогда прыгал, чтобы показать, на что способен…

Удовольствия бывают разные. Нельзя, конечно, все ставить в один ряд, но это могут быть и женщина, и друзья, и машина, и вкусная еда. Или солнце вдруг вышло — и ты радуешься, подставляя ему лицо. Я люблю свой дом в деревне на Валдае, люблю садиться на водный мотоцикл и гонять по озеру — это такое счастье! Там тридцать с лишним уникальных озер, которые остались после ледникового периода, в них просто потрясающая вода. Раз десять за лето туда ездил. Я снимался в тех местах в «Тихих омутах» у Эльдара Рязанова, у которого тоже там дом есть…

Знаете, странное дело — я просто влюбился в это место, мне оно безумно понравилось. Там свой микроклимат, абсолютно другая жизнь. У меня невероятно красивый дом, я его сам построил. Он сложен из огромных бревен. На Валдае его очень красиво называют — дом Медведя. Ко мне как-то ехали друзья, искали-искали, остановились и спрашивают: «Где здесь улица Белова?» — «А что вам надо?» Они отвечают: «Нам к Абдулову». — «А, дом Медведя?» — и сразу дорогу указали…

Я вообще-то не светский человек в таком, общепринятом смысле. Ни на какие тусовки не хожу, люблю душевную компанию или просто по-тихому уехать на дачу. А ходить куда-то, чтоб лишний раз где-то мелькнуть, мне это уже не надо. Когда я вижу по телевизору одних и тех же людей, то не понимаю, как они успевают перебегать с тусовки на тусовку. Смотришь, идет какой-то концерт — они там сидят, переключаешь канал — и там они же. Причем ведущий этой программы снимает ведущего следующей, и так далее. Такое впечатление, что они переходят из павильона в павильон.

Я это уже видеть не могу… Да, собственно, и не смотрю. Но когда прихожу домой, то сразу включаю телевизор — просто чтоб мелькало, шумело. И такое ощущение, что в доме еще кто-то есть. Я могу глядеть на экран и ничего не видеть. А смотреть люблю футбол… Да я и сам в него неплохо играл. Даже кубок есть, который ленкомовская команда «Авось» выиграла на чемпионате Москвы. Тогда команд двадцать за него сражалось: ансамбль «Березка», Театр Маяковского, Театр Моссовета, ТЮЗ. В финале мы играли с Театром Маяковского, который тренировал сам Старостин. Вот это был праздник! На матч приходили главные режиссеры, с той стороны были Андрей Гончаров, Армен Джигарханян. От нас — Марк Захаров, Евгений Леонов, Татьяна Ивановна Пельтцер. На стадион являлся весь театр, приходил оркестр с инструментами, играли, свистели, орали. Это было целое зрелище, настоящее шоу. Куда бы мы на гастроли ни приезжали, везде матчи устраивали. Помню, однажды в Саратове, где мы играли с интеллигенцией города, такое невообразимое количество зрителей собралось, что их умоляли сойти с трибун, чтоб те не рухнули…

Конечно, кроме кубков в моем доме есть еще некоторое количество исторических предметов. Вот висит в рамке билет на самолет, который разбился. Я должен был лететь на нем в Ленинград.

Еще на стенах моего дома висят фотографии с Робертом Де Ниро, с Катрин Денев — я знаком с ними… Де Ниро три раза приезжал на Московский фестиваль, во времена, когда я был его директором. Есть снимки с Ричардом Гиром, который тоже трижды приезжал в Москву, и все три раза я его принимал. Там висит портрет Евгения Павловича Леонова. Из картин у меня есть Анатолий Зверев, есть работы и других художников, но не могу сказать, что я коллекционер. Вот что дарят, то и вешаю. Не собираю ни банки, ни спичечные коробки. Пытался собирать деньги — тоже ничего не получилось… Хотя… Не будем разрушать имидж. Пускай все думают, что я миллионер и у меня все хорошо…

Серьезно ответить на вопрос о том, насколько имидж человека отличается от его реального содержания, довольно трудно, может быть даже невозможно. Ну не стану же я рассказывать о том, какой хороший человек Александр Гаврилович Абдулов… Ну, хотят некоторые люди видеть во мне другого, отличного от реального, мол, такой везунчик, баловень судьбы, смазливая мордашка, герой-любовник и все в том же духе. Как-то принесли мне статью с такими «тезисами». «Звезда устала» называлась эта статья. В ней было написано о том, что, дескать, я уже отработан. И мне невероятно захотелось спросить у автора: что значит отработан? Когда за год человек сам снимает кино, снимается в двух четырехсерийных телефильмах и двух художественных фильмах — это что, отработан? Пусть мне назовут, кто за этот год сделал больше…

Я невероятно гордился тем, что двадцать лет курил, а потом в одночасье бросил и два с половиной года не прикасался к сигаретам. А вот на съемках «Бременских музыкантов», когда разыгралась буря и мы ничего не могли сделать, со мной просто началась истерика, и я снова закурил. И очень стыдился этого…

В общем, в какие-то такие моменты особенно чувствуешь, как быстро летит время. Последний юбилей, сорок пять лет, у меня бурно прошел. Ко мне приехали человек сто. На день рождения ко мне гости всегда сами приезжают, без приглашений, из разных концов страны, из-за границы. А у меня же участок приличный, места много, и все действо происходило на улице, поскольку это конец мая. И попал в нашу компанию Чак Норрис, который смотрел на это дело, удивлялся и постоянно спрашивал: «У вас что, сегодня какой-то общенациональный праздник?»…

А что касаемо повседневной жизни… Да разве это жизнь? Мотаемся, мотаемся, мотаемся… Знаете, я вот раньше боялся отключать телефон. Думал, только отключу — и какой-то серьезный звонок пропущу, что-то важное не случится. А с некоторых пор я перестал этого бояться, поэтому сейчас я отключаю телефон довольно часто…

Уверен, внутри каждого из людей уживаются несколько прототипов, или, если хотите, персонажей. Снимай вас целый день скрытой камерой, и в течение этого дня вы будете и булгаковским Коровьевым, и Стивой из «Анны Карениной», и Ноздревым из «Мертвых душ»…

Кстати говоря, Ноздрев, как я для себя выяснил, единственный в «Мертвых душах» положительный герой — он один не продал душу дьяволу. Он — эдакий постаревший Хлестаков: вот сидит он один-одинешенек в своей деревне и, чтобы разогнать скуку, все время себе что-нибудь придумывает. Развлекается, так сказать. Думаете, нужно ему было продавать этих несчастных собак — да не нужно. Мы в картине придумали эпизод, когда в деревне к Ноздреву выбегают человек тридцать детишек. И все как один рыжие, такие, как он. Представляете, вся деревня рыжая!..

Спрашивается, откуда взялся такой Ноздрев? А все просто — подсмотрел, взял из реальной жизни… У меня приятель есть, так вот, когда мы с ним приходим на пляж, я обычно шучу: «Леша, свитер забыл снять». Вот и герою своему я придумал такой грим: рыжий парик, рыжие бакенбарды, рыжие усы — настоящая медная проволока… Потом я расстегиваю рубашку — у меня и грудь такая же медная. Говорю: «Давно не брал я в руки шашек», засучиваю рукава — а у меня и руки такие же…

Категорически уверен — ничего лишнего в жизни нет. Все мое… Ну скажите, пожалуйста: от Коровьева можно было бы отказаться, или от Стивы, или от Ноздрева? Как можно отказываться от таких ролей?! Нет, мол, я еще подумаю, я еще подожду: а вдруг мне Гамлета предложат. Ну, сиди и жди! И это никакая не гонка, это образ жизни… Извините, я приехал из Ферганы, в Москве у меня не было никого. И все, чего в этой жизни я добился, я добился сам. Если бы сидел и ждал, когда придет добрый дядя и даст мне конфетку, ни черта бы из меня не получилось… Конечно, устаю. Страшно устаю. Вот сейчас сплю и вижу, как первого мая сяду в самолет, улечу в Астрахань, возьму лодку и в полнейшем одиночестве уплыву в камыши и буду ловить рыбу. И так четыре дня. Кайф!

…Знаете, вообще-то актер не должен говорить об усталости. Ну да, это край — дальше только гроб, летальный исход…

В последнее время я частенько становлюсь главным персонажем каких-то скандальных публикаций… Ой, такую херню пишут — что-то страшное. Например, что я уже на операцию лег, что с жопы перетянул кожу на лицо… Или вот про некое странное заболевание, после которого в театре со мной за руку никто не здоровается, из опасения подцепить заразу… Действительно, не все со мной здороваются за руку, да и я тоже не со всеми…