Читать интересную книгу Звездоплаватели-трилогия(изд. 1960) - Георгий Мартынов

Время шло. С момента старта прошло уже около пятнадцати минут. Мы находились далеко за пределами атмосферы и летели в пустом пространстве. Мной овладело лихорадочное нетерпение. Лежать становилось всё тягостнее. Чудовищный гул наших атомно-реактивных двигателей действовал на нервы и вызывал мучительное желание, чтобы он прекратился хотя бы на минуту. Внутри корабля, сквозь шлем, он был невыносимо громок. Что же творится там, у кормы корабля? Какое это, вероятно, потрясающее зрелище! Исполинская ракета с длинным огненным хвостом за кормой, с непостижимой быстротой несущаяся в чёрной пустоте.

Я завидовал полному спокойствию, с которым Белопольский терпеливо ждал конца этой пытки. Пайчадзе, более нервный, часто смотрел на часы.

Примерно через двадцать минут после начала полёта Камов неожиданно для меня встал и подошёл к одному из окон. Он двигался, по-видимому, легко. Немного сдвинув плиту, закрывавшую окно, он посмотрел в узкую щель. Я бы дорого дал, чтобы быть на его месте.

Последние минуты тянулись невероятно медленно. Стрелки часов как будто остановились совсем.

Осталось три минуты… потом две…

Скорость нашего корабля приближалась к чудовищной цифре — двадцать восемь с половиной километров в секунду. Когда двигатели замолкнут, мы будем лететь с этой скоростью семьдесят четыре дня, пока не достигнем Венеры.

Когда осталась одна минута, я закрыл глаза и приготовился к той огромной перемене, которая должна была произойти: от удвоенной тяжести к полной невесомости. Я знал, что шевелиться надо будет очень осторожно, пока организм не приспособится.

Внезапно что-то случилось. В ушах стоял прежний гул, но я всем телом почувствовал перемену. Появилось лёгкое головокружение и почти тотчас же прошло.

Тюфяк, на котором я лежал, стал вдруг неощутимо мягок. Я почувствовал себя так, как будто лежал на поверхности воды. Гул быстро стихал, и я понял, что он только у меня в ушах. Кругом была тишина. Двигатели прекратили работу.

Открыв глаза, я увидел Камова, который стоял у пульта.

Стоял… но его ноги не касались пола. Он неподвижно висел в воздухе без всякой опоры.

Эта, впервые увиденная, фантастическая картина поразила меня, хотя я знал, что так и должно быть. Корабль превратился в маленький обособленный мир, в котором полностью отсутствовала тяжесть.

Я лежал, не решаясь сделать хотя бы одно движение. Пайчадзе снял шлем и встал. Ни один акробат на Земле не смог бы сделать это таким образом. Он согнул ногу, поставил ступню на пол и плавно выпрямился во весь рост.

Белопольский сел и какими-то странными, неуверенными движениями тоже снял шлем. По его губам я видел, что он что-то говорит, но не слышал ни звука. Меня окружала мёртвая тишина. Взявшись за руку Пайчадзе, Константин Евгеньевич хотел подняться на ноги, но неожиданно оказался висящим в воздухе. Впервые я увидел на всегда невозмутимом лице астронома волнение. Он сделал судорожную попытку коснуться пола и вдруг перевернулся головой вниз. Арсен Георгиевич, смеясь, помог ему принять прежнее положение.

Оба астронома направились к окну. Вернее, направился один Пайчадзе, а Белопольский двигался за ним, уцепившись за его руку. Достигнув стены, он ухватился за один из бесчисленных ремней, прикреплённых повсюду, и, по-видимому, обрёл устойчивость. Пайчадзе нажал кнопку — металлическая ставня поползла в сторону.

Любопытство заставило меня покинуть спасительный тюфяк. Я медленно отстегнул ремни и снял шлем. Было странно чувствовать свои невесомые руки. Я бросил шлем на тюфяк, но он не упал, а повис в воздухе. Осторожно, стараясь не делать резких движений, я стал подниматься на ноги. Всё шло хорошо, и я самодовольно думал, что избегну ошибки Белопольского, как вдруг, повиснув в воздухе, невольно попытался схватиться за что-нибудь. Мои ноги на короткий миг коснулись пола, и я, как пушинка, взлетел к потолку, — вернее, к той части помещения, которая до сих пор воспринималась как потолок.

Корабль как будто мгновенно перевернулся. «Пол» и всё, что на нём находилось, оказалось наверху. Камов, Пайчадзе и Белопольский повисли вниз головой.

Моё сердце бешено билось от волнения, и я с трудом удержался от крика.

Камов посмотрел на меня.

— Не делайте резких движений, — сказал он. — Вы сейчас ничего не весите. Вспомните, что я вам говорил на Земле. Плавайте в воздухе, как в воде. Оттолкнитесь от стены, но только очень слабо, и двигайтесь ко мне.

Я последовал совету Камова, но не сумел рассчитать силу толчка и стремительно пролетел мимо него, довольно сильно ударившись о стену.

Не стоит описывать подробно всё происходившее почти непрерывно в первые часы со мной и Белопольским. Если бы эти невольные полёты и кувырканья мы проделали на Земле, то давно сломали бы себе шею, но в этом невероятном мире всё прошло безнаказанно, если не считать нескольких синяков.

Камов и Пайчадзе, прошедшие уже школу предыдущего полёта, помогали нам получить первые навыки для движений, но и они не избежали ошибок.

Любопытно было наблюдать при этом за выражением лиц моих спутников. Пайчадзе, сделав неловкое движение, весело смеялся, и было видно, что он нисколько не боится показаться смешным. Камов хмурил свои густые брови и сердился на самого себя за проявленную неловкость. Белопольский после каждого невольно проделанного «трюка» украдкой взглядывал на нас, и на его серьёзном морщинистом лице появлялось выражение страха. Это был страх перед насмешкой, но даже Пайчадзе, добродушно насмехавшийся надо мной, ни разу не улыбнулся при неловкости, проявленной Константином Евгеньевичем.

Что касается меня, то я, не обращая внимания на насмешки Пайчадзе, намеренно делал различные движения, чтобы скорее научиться «плавать в воздухе».

В общем, мы освоились довольно быстро. Не прошло и трёх часов, как я уже мог двигаться, куда хотел, произвольно меняя направление, пользуясь для этого ремнями, стенами, любыми попавшими под руку предметами.

Свободное парение в воздухе доставляло неописуемое ощущение, напоминающее далёкое детство, когда я во сне так же свободно летал с места на место, просыпаясь всегда с чувством сожаления, что сон кончился.

Мы провели несколько часов у окна обсерватории. Оно было не очень велико, приблизительно метр в диаметре, но поразительно прозрачно, несмотря на значительную толщину стекла.

Звёздный мир производил подавляющее впечатление своей грандиозностью. Но особенно — поразительный, ни с чем не сравнимый вид имели в эти первые часы полёта Земля и Луна. Мы находились на таком расстоянии, что оба небесных тела казались нам приблизительно одинаковых размеров. Два огромных шара, один жёлтый, а другой бледно-голубой, висели в пространстве сзади и немного левее пути корабля. Солнце освещало значительно больше половины их видимой поверхности, но и неосвещённая часть легко угадывалась на чёрном фоне неба. Как мне и говорил Камов во время нашего первого разговора два месяца тому назад, мы видели ту сторону Луны, которая не видна с Земли. Казалось, что это не хорошо известная, привычная с детства спутница Земли, а какое-то другое, незнакомое небесное тело.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});