— Ничего принципиального. Все эти разговоры – ерунда. Нормальные у нас с Моуринью отношения.
— Руку при встрече ему пожмете?
— Да. Мы уже делали это, и без проблем.
— Это легенда, что в «Челси» Роман Абрамович вас приглашал без участия Моуринью?
— Чепуха. Раздутые на пустом месте слухи.
— У вас вообще нет в футболе врагов, которым вы не пожали бы руку?
— Нет. Я очень спокойный и уравновешенный человек.
— И в жизни вас не предавали и не обманывали?
— Это было. Но в Библии написано: «Если тебя ударили по одной щеке, подставь другую». Считаю, это правильно. Очень правильно.
Может и правильно, и даже очень правильно. Вот только в устах суперзвезды спорта, которой каждую секунду на поле, да и в жизни тоже приходилось биться за свой всемирный успех, выцарапывать его, это прозвучало оглушительно. Я в первую секунду даже не поверил собственным ушам.
Если руководствоваться штампами, верить в одни только правила и не допускать возможность исключений, Шевченко с такой жизненной философией никогда, ни-ког-да не должен был добиться вообще какого-либо успеха в футболе. Ибо в спорте, как принято считать, преуспевают те, кто живет по суровому волчьему закону: выживает сильнейший. И чтобы выжить, там надо вовсю орудовать локтями, а уж никак не подставлять вторую щеку.
Но не случайно ведь чудесная книга Александра Нилина о другом гении футбола, Эдуарде Стрельцове, называется «Памятник человеку без локтей».
Такие, как Стрелец и Шева, выходят за рамки привычного миропонимания. И мы начинаем осознавать, что гениям локти необязательны.
* * *
Я уже упомянул покойного поэта и яростного футбольного болельщика Михаила Танича; как-то удивительно получилось, что со многими российскими людьми искусства мы не раз заговаривали о Шевченко. И все о нем едва ли не петь начинали! Во всяком случае, знаменитый оперный певец Зураб Соткилава в 2000 году рассказал:
— Оказавшись в Риме, не смог устоять перед искушением сходить на матч «Лацио» – «Милан», посмотреть на моего любимого игрока Андрея Шевченко.
Я уточнил:
— Марадона даже прислал в подарок Плисецкой ее любимые духи «Бандит». А вы можете похвастаться футбольными знакомствами такого уровня – допустим, с Шевченко?
— Я к ним не стремлюсь. Предпочитаю наслаждаться великим футбольным искусством на расстоянии, потому и не знакомлюсь с тем же Шевченко, хотя бываю в Италии очень часто. Был у меня по этому поводу замечательный урок. В то время, когда известность ко мне только начала приходить, великий Леонид Утесов сделал мне первую рекламу на всю страну, положительно отозвавшись о моем пении. Знакомы мы с Леонидом Осиповичем не были, и так жизнь нас и не свела до его смерти. Позже мне довелось общаться с человеком, близко знавшим Утесова. И оказалось, что его спрашивали: «Почему же вы не знакомитесь с Соткилавой, раз вам так нравится его искусство?» А Утесов отвечал: «Как же я могу к нему подойти, если преклоняюсь перед ним!» Вот почему я не стремлюсь сближаться с Шевченко и другими футболистами, которыми восторгаюсь.
Два года подряд – сначала в Милане, а потом в Москве – «Спорт-Экспресс» в торжественной обстановке вручал Шевченко приз «Звезда», учрежденный для лучшего футболиста года в странах СНГ и Балтии. На втором из этих вечеров в честь Андрея, который прихватил на праздник своего друга Кларенса Зеедорфа, выступал один из лучших классических пианистов современности, лауреат конкурса имени Чайковского Денис Мацуев.
Он покорил зал темпераментным и виртуозным исполнением Второй венгерской рапсодии Ференца Листа. Старый рояль «Метрополя» с трудом выдержал напор звезды мировой музыки. И когда Шевченко поднимался из-за стола, чтобы поблагодарить Мацуева, было видно, что форвард «Милана» восхищен талантом пианиста в не меньшей степени, чем тот – даром двукратного обладателя «Звезды».
Мне удалось поймать Мацуева через несколько минут после окончания церемонии по телефону.
— Я уже в пути, — пояснил музыкант. — Вечер доставил мне большое удовольствие, но продлить его при всем желании я не мог. Все расписано по минутам, и нужно было ехать на запись пластинки. Ее, кстати, я отодвинул как раз ради «Звезды», участие в которой стало для меня особым событием и заставило изменить намеченный график. И ничуть об этом не жалею!
— Почему выбрали именно произведение Листа?
— Это романтическая, атакующая рапсодия. Рапсодия в стиле Шевченко и словно созданная для Шевченко.
— Во время исполнения казалось, что во всем мире есть только вы, Лист и рояль. Как, скажите, последний выдержал двух первых?
— Рояль, конечно, старенький. И после меня его, скорее всего, придется ремонтировать. Но для Шевченко и «СЭ» я был готов играть на любом инструменте!
— Успели переброситься с ним парой фраз?
— Да. Пожелали друг другу успеха. Отношусь к Андрею с большой симпатией не только как к спортсмену, но и как к человеку.
Однажды я поинтересовался у великого актера Олега Табакова:
— Кто из нынешних футболистов нравится вам больше всех?
— Титов. И Шевченко. С ним, кстати, я общался – как-то мы были на гастролях в Киеве, и Суркис дал нам возможность пожить в Конча-Заспе. Там и познакомились. Потом еще виделись на матче «Милана» в Германии. Он почти ребенок, но при этом профессионал и большой талант.
«Почти ребенок» – запомним эту неожиданную формулировку. Потому что Олег Павлович неоднократно проявлял себя как большой знаток человеческих душ, умеющий заглянуть внутрь людей и подметить там что-то внешне скрытое, а внутренне – самое важное. Позже обязательно к этому вернемся.
А пока возобновим разговор о воспитании и чувстве благодарности.
В апреле 2003-го, в ответном полуфинале Лиги чемпионов, шевченковский «Милан» играл дерби против «Интера». И происходил этот мегаматч в первую годовщину смерти Валерия Лобановского.
Шева за те дни дважды потряс всех. Сначала – когда публично пообещал забить «Интеру» в память о Лобановском. Потом – когда это обещание выполнил. «Милан» победил 1:0 и вышел в финал, где Шевченко тоже суждено было сыграть решающую роль…
Когда в телевизионном интервью спустя секунды после окончания матча Шевченко говорил, что посвящает гол своему великому учителю, мне, честно, хотелось плакать. Оттого, что есть еще люди высокого полета, которые помнят, кто они и откуда. И которые на глазах у всего мира способны по заказу сдержать такое слово.
Уже много лет спустя, после работы с Анчелотти и Моуринью, я поинтересовался у Андрея:
— Лобановский – лучший тренер в вашей жизни?
— Мне повезло, я работал со многими хорошими тренерами. Но именно Валерий Васильевич дал мне путевку в большой футбол. Поэтому – да.
Резо Чохонелидзе, с которым я разговаривал в 2007 году, вспоминал:
— Лобановский во многом и «слепил» Шевченко. Еще давным-давно великий тренер говорил мне, что лет через 15–20 каждый игрок вне зависимости от своего номинального амплуа, оказавшись на любой позиции, обязан будет уметь действовать на ней профессионально. Тогда ведь об этом не было и речи! И потом Лобановский воплотил эту теорию универсализма в Шевченко. Он ведь не только нападающий. Андрей способен и играть в отборе, и развивать атаку, и завершать ее. Да, у нас в «Милане» сейчас есть Роналдо, но ему до Шевченко далеко: он может только атаковать. Я не забуду, как за сезон до перехода в «Милан» спрашивал у Лобановского, готов ли парень к отъезду в клуб такого уровня, и тот отвечал: «Пока нет». А год спустя на такой же вопрос услышал: «Теперь готов». То есть Лобановский говорил объективно, исходя не из собственных интересов как тренера «Динамо», а из реального уровня футболиста. И через три месяца Шевченко стал игроком «Милана».
…В 35, спустя почти десять лет после смерти тренера, Шевченко нередко иллюстрирует свою мысль цитатой Лобановского, которые за десяток лет в «Милане» и «Челси» вовсе не выветрились из его головы. Тоже ведь – штрих.
Не говоря уже о том, что «Золотой мяч» (единственный, кстати, приз, который стоит дома у Шевы в Лондоне; все остальное хранится в Киеве у родителей) Андрей первым делом привез на могилу Валерия Васильевича. Как и кубок Лиги чемпионов.
А ведь творилось вокруг Андрея тогда такое светопреставление, что человек без внутреннего стержня не то что тренера, который вывел в люди, — мать родную забудет как зовут. Журналисты табунами, сотнями гонялись за ним по пятам, ловя каждое слово и каждый жест. Иной бы либо стал нервным, дерганым, либо надел бы такую «корону», что не подберешься. Шева же знай себе общался – и те, кому повезло знать его до суперзвездных времен, не замечали в нем никаких перемен.