Разглядев лица, Тим узнал лишь одного: молодой мужчина – из того кочевья, что пришло к становищу вчера, остальные – дети не старше Шарка. Кочевье невеликое – и полусотни народа не наберется взрослого. Пощипали их где-то на востоке оламекские волки-воины, теперь, говорят, сливаться они думают с кем-нибудь, покуда род опять не окрепнет.
Странно, что уже взрослый воин с детворой якшается, – не по возрасту ему наставником мелочи быть, да еще и трех сразу. Ну да в чужом роду, может, и порядки свои.
Четверка осадила коней перед Тимом, закружила вокруг хороводом. Мальчишки презрительно цокали и сплевывали под копыта коня, мужчина гонял коня молча, бросая на Тима злобные взгляды. Тот и ухом не повел на угрожающую пляску степняков – продолжал осушать чашу, флегматично поглядывая в сторону кургана.
Покружив с минуту, мужчина решил, что ритуал демонстрации собственной крутости можно считать законченным. Не настолько велика добыча, чтобы, привлекая к себе удачу парочки ребят, кружить вокруг них четверть часа. Такая антилопа – добыча хорошая, но не знатная, хватит и минуты ритуальной карусели, если ты, конечно, не излишне суеверен.
Осадив коня, мужчина произнес:
– Я – Норг из рода Шулаков, сын Инина из рода Шулаков, что погиб от собак-оламеков, и мать моя Гнира из рода Ликадов, здравствует и поныне, выносив четырнадцать детей и вырастив четверых. Это мои младшие кунаки: Бирго, Анахем и Пивисар.
Тим, допив кровь, взмахнул чашей, стряхивая последние капли, спрятал в седельную сумку, сложил руки на луке седла, степенно представился:
– Я – Тимур из рода Ликадов, сын Сергея, что небесный безродный, здравствует и поныне; мать моя Энеяна из рода Ликадов, выносила шесть детей, вырастила одного, умерла при родах. Это мой младший кунак Шарк.
Норг осклабился:
– Я слышал о тебе, Тимур. Это правда, что твой отец пришел с неба, а твой конь может обогнать стрелу?
– Да. Отец мой явился с неба. Кунар – мой конь, он быстр, и стрелу, думаю, может, и обгонит. Не хочется мне этого проверять – ведь может и не обогнать.
Степняки дружно заржали – столь простые шутки им нравились.
– А правду говорят, что вы пришли, чтобы слиться с родом Ликадов?
– Да, Тимур, правда. Нас мало, наши мужчины изранены, мы не можем кочевать сами. Нас так мало, что даже мне приходится делить степь с тремя младшими кунаками сразу. Говорят, твой конь – нерожденный? Это тоже правда?
– Правда, – кивнул Тим.
– Как это может быть?! – с суеверным опасением поинтересовался Норг.
– Мать Кунара погибла: в нее попала стрела при набеге оламеков. Я увидел, что ее брюхо шевелится, и разрезал его, вытащил жеребенка. Потом сам его выкармливал несколько дней, пока он не окреп и не стал бегать за кобылой-кормилицей.
– Ты очень хитрый, раз в неродившемся жеребенке разглядел такого коня. Ты покажешь нам место, где твой отец сошел с небес?
– Мне надо закончить с этой антилопой. Я взял ее из-за рогов, но бросать мясо не стоит тоже.
– Конечно, – кивнул Норг. – Мои кунаки помогут разделать тушу, и потом мы можем посмотреть на то место.
– Хорошо, – согласился Тим. – Но поспешите: нам до того места добираться придется час. У вас лошади уставшие.
Мальчишки, спешившись, повытаскивали ножи, принялись помогать Шарку. Глядя, как они жадно жрут печень, Тим поморщился, но ничего не сказал.
На вторую лекцию о паразитах его не хватило.
* * *
Анахем, склонившись, изучил следы, удивленно заявил:
– Это человек! Тут пешком прошел человек!
– Тебя не спрашивают, кто прошел, все и сами видят, – одернул мальца Норг.
Тим, покосившись на воина, заметил в его глазах неуверенность. И в самом деле трудно поверить, что кто-то по степи своими ногами может передвигаться. Если ребенок здесь пошел – это еще не радость, радость – когда начинает в седле держаться. Все – этот младенец уже настоящий ребенок, его вырастили. Теперь несколько лет – и в кунаки пойдет.
Страшное наказание – это когда тебя отвозят в сухую степь и бросают там одного, без коня. Тот, у кого нет коня, уже не степняк. Он – вне закона. Не доберется до него стрела кочевника, так хищники догонят. Конь и человек в степи – это две половинки единого целого, разделять их нельзя.
Норг обернулся:
– Тимур, мне жаль такое спрашивать, но не изгоняли ли у вас из рода кого-нибудь недавно?
– Нет, Норг, не было такого. И я не слышал, чтобы это было у соседей.
– Они могли молчать о таком позоре.
– Могли.
– Тимур, трава еще шевелится, он ходил здесь недавно, мы его быстро догоним и принесем в становище его голову.
– Я не вижу у тебя знаков посвящения. Ты – не воин. И я не воин. А это – всего лишь младшие кунаки.
– Если ты не воин, то почему у тебя есть меч?
– Я снял этот меч с врага. Убил врага сам. Меч врага – мой меч: мое право.
Норг презрительно сплюнул:
– Тимур, и ты, такой грозный убийца, испугался пешего? Не бойся – твой быстрый конь, если сильно постарается, унесет тебя от него. Ведь этот изгой – пеший.
Кунаки Норга обидно заржали. Но Тимура этим не пронять:
– Норг, твои слова меня не заставят делать глупое дело. Если у этого человека есть лук, он может ранить или убить младших кунаков. Подумай о таком позоре.
– Я подумал. Наш род теперь слаб. Если принесем голову этого изгоя, покажем, что мы – не грязь под копытами оламеков. Это согреет сердца сородичей. Старики скажут, что род не угас. Он расцветает вместе с нашим взрослением. А ты можешь идти за нами. Посмотришь издалека.
– Это твой выбор, Норг. Но все же побереги кунаков.
– Я так и сделаю. Они пойдут за мной – я первым встречу этого изгоя.
Четверка накхов-шулаков рванула по следу. Шарк, посмотрев им вслед, жалобно прогудел:
– Теперь они убьют изгоя сами – и станут говорить всем, что мы испугались.
– Шулак – люди глупые и завистливые. Какие бы подвиги мы ни совершили, всегда найдутся злые языки, которые будут говорить плохое. Так что не обращай внимания на молву.
– Все равно мне обидно будет.
– Норгу голова изгоя нужнее. Он из Шулаков, а у тех принято на уздечку подвязывать узелок из волос убитого врага. У Норга нет ни одного такого узелка, а он уже созрел для воинства. Его это тяготит. А мне этого не нужно.
– Тебе хорошо говорить – ты убил зимой двух оламеков и привел их коней. А я когда смогу убить своего первого врага?
– Рано тебе еще.
– Ты всегда так говоришь. Тим, мы останемся или пойдем следом?
– Мы пойдем за ними. Нам все равно туда идти.
– Зачем?
– Шарк, не будь глупцом. Мы обещали им показать место, где мой отец сошел с неба. След ведет как раз туда.
* * *
К Мокрому урочищу Тим и Шарк добрались через час. Ровная, как лепешка, степь здесь изменяла себе: сваливалась вниз, в плоскую долину. На дне ее сочился крошечный ручеек, не пересыхавший даже летом; правда, местами он исчезал полностью, прячась под землю. Далеко внизу вдоль русла протянулась серия крошечных озер – туда пастухи любили гонять стада на водопой, там же частенько останавливались проходящие кочевья накхов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});