— Ты есть не пробовала? — мрачно уточнил он.
— Простите? — подозреваю, выражение лица в этот момент у меня было весьма дурацким. — В каком смысле?
— В прямом. Есть. Еду. Как нормальные люди иногда делают. Попробуй; говорят, это помогает, — всё с тем же недовольным видом сообщил Ветров и вышел, не прощаясь. А я ещё несколько секунд молча разглядывала запертую дверь, пытаясь понять, что это было.
Разобраться, какие логические или ассоциативные цепочки привели ротмистра к этому вопросу именно сейчас, я не сумела. Да и вообще было непонятно, какое ему дело до моего питания, если только он не умудрился включить этот вопрос в обеспечение моей безопасности.
— Помогает в чём? — в конце концов поинтересовалась я не то у пустой комнаты, не то у обиженной Царицы Савской. — Знаете, Ваше Величество, мне кажется, найти общий язык с варами будет не так уж сложно. Смотря с чем сравнивать, — добавила с сокрушённым вздохом, почёсывая собачью голову. — Как ваша лапа?
Как оказалось, травм удалось избежать, пострадало только царское самолюбие, и вскоре Македа вновь вытянулась на полу у моих ног. А я неожиданно для самой себя дополнила заказ плотным обедом. Впрочем, нет, не дополнила; оказывается, прежний заказ офицер, уходя, оплатил.
Плотно общаться с Одержимыми мне прежде не приходилось. Единственный раз только довелось путешествовать в сопровождении одного из них, но я была не одна, и ни словом, кроме «здравствуйте — до свиданья», мы за весь путь не обменялись. Но всё равно создавалось впечатление, что по Ветрову судить обо всех не стоит; он с первого взгляда казался злым и нелюдимым, а тот юноша отличался сдержанностью и отменным воспитанием.
В общем, так и эдак обдумывая поведение второго и последнего участника дипломатической миссии, я пришла к выводу, что одержимость здесь может быть только дополнительным влияющим фактором, но не первопричиной такого странного поведения и скверного характера ротмистра. Поэтому, не отвлекаясь от обеда, я при помощи всё того же нейрочипа отправила запрос на личное дело этого мужчины. Вряд ли мне выдадут всю информацию, но хоть какую-то часть! В конце концов я имела полное право знать, кому доверяю свою жизнь.
После обеда наёмный автоматический аэрокар доставил нас с Македой к тому же парку, откуда почти три часа назад забрал Обручев. На территорию самого парка влёт личного и общественного транспорта был закрыт, или, вернее, строго не рекомендовался, а автоматика рекомендациям следовала слепо.
Ещё около часа побродив под сенью лип и клёнов, я направилась к дому. Настроения к размеренному неторопливому движению по усыпанным листвой дорожкам уже не было, но собака не была виновата в том, что у её хозяйки возникли срочные дела, а прогулка была ей жизненно необходима.
Когда я вернулась, Матвея Сергеевича дома не было, зато на столе в кабинете меня дожидался закрытый контейнер для транспортировки носителей информации, помеченный чёрной полосой — «для служебного пользования». Приняв душ и переодевшись в домашнее, я вернулась на рабочее место и для начала разбудила домашний компьютер. Подключаться к энцефалографу не хотелось — я очень сомневалась, что мне выдадут такой объём информации.
— Ну что, Македа, посмотрим, кто оттоптал ваши лапы? — иронично уточнила я у собаки, аккуратно вскрывая контейнер. Степеней защиты там было много, а при попытке взлома любой из них содержимое без лишних спецэффектов и шума уничтожалось, так что в процессе стоило быть внимательней.
В специально для того предусмотренное гнездо я вставляла клык с определённым предвкушением. Как оказалось, не зря. Интересное началось уже с первой строчки, с даты рождения. Оказалось, Ветров не просто не мой ровесник, каким выглядел; он был не намного моложе Аристова, весной ему исполнился пятьдесят один год. Собственно, уже одно это представляло собой пищу для размышления. Это означало, что гвардии ротмистр не просто имел боевой опыт, а… наверное, действительно мог быть «лучшим из лучших». И приведённый в конце досье длинный список наград, куда я заглянула из чистого любопытства почти сразу, заставил меня уважительно хмыкнуть, озадаченно вскинув брови. Кажется, даже у отца «иконостас» был скромнее.
А вот тот факт, что при подобном послужном списке Ветров добрался только до чина ротмистра, а не сидел где-нибудь во главе Военного Департамента, исчерпывающе описывал его характер. Непримиримый вздорный нрав он, похоже, демонстрировал всем без разбора, а не только мне. Но, с другой стороны, получалось, что великий князь не мог не быть лично знаком с этим Одержимым, сознательно доверил эту миссию ему, а, значит, доверял? Поверить в то, что совершенно не признающий авторитетов Ветров мог с кем-то вести себя иначе, будь то хоть сам Государь Император, было сложно. Как и поверить в то, что цесаревич мог сознательно восхищаться подобным маргинальным типом.
Отложив размышления об этом парадоксе на потом, я опять вернулась в начало досье. И чем больше читала, тем отчётливей понимала, что с ротмистром будет сложно, очень сложно: сложной была вся его жизнь с самого начала.
Ветров был Одержимым с рождения. Такое происходило нечасто, но слышать о подобных случаях мне доводилось. А также доводилось слышать, что таким детям было очень сложно адаптироваться в обществе. Прочерк в графе «родители» и специализированный интернат для детей с психологическими проблемами в качестве места жительства в первые годы жизни в этой связи почти не удивил: они явно отказались от проблемного ребёнка, напуганные окутывающими Одержимых слухами и, может быть, его взглядом.
Дальше всё было более-менее предсказуемо. Кадетский корпус, кавалерийское училище — высшее военное учебное заведение для Одержимых, благодаря незам составлявшим собственно кавалерию. А вся дальнейшая жизнь Ветрова состояла из службы, где из досье были вымараны не то что отдельные эпизоды — целые года, ознаменованные огромным количеством наград и взысканий. Никакой личной информации, кроме краткой характеристики, полностью отвечавшей моим личным наблюдениям, в досье не было.
— Опять вы, барышня, на том же месте, — из задумчивости меня вывел голос заглянувшего в кабинет Савельева. — Ладно хоть погуляли! Обедать-то будете, или опять одним кофе обойдётесь?
— Спасибо, Матвей Степанович, пообедала уже, — ответила я, не удержавшись от улыбки. — Честно, пообедала, хорошо и основательно. Вы мне лучше вот что скажите, — озарённая догадкой, я вывела голографическое изображение Ветрова на внешний проектор. — Вы случаем вот этого господина не знаете?