Читать интересную книгу Народные русские сказки А. Н. Афанасьева в трех томах. Том 1 - Александр Афанасьев

Петух стал спускаться ниже и ниже и попал прямо лисе в лапы. Схватила его лиса и говорит: «Теперь я задам тебе жару! Ты у меня за все ответишь; попомнишь, блудник и пакостник, про свои худые дела! Вспомни, как я в осеннюю темную ночь приходила и хотела попользоваться одним куренком, а я в то время три дня ничего не ела, и ты крыльями захлопал и ногами затопал!..» — «Ах, лиса! — говорит петух. — Ласковые твои словеса, премудрая княгиня! Вот у нашего архиерея скоро пир будет; в то время стану я просить, чтоб тебя сделали просвирнею, и будут нам с тобой просвиры мягкие, кануны[78] сладкие, и пойдет про нас слава добрая». Лиса распустила лапы, а петух порх на дубок.

№16[79]

Зело удивительно: шла лисица из дальних пустынь. Завидевши петуха на высоцем древе, говорит ему ласковые словеса: «О милое мое чадо, петел! Сидишь ты на высоцем древе да мыслишь ты мысли недобрые, проклятые; вы де́ржите жен помногу: кто держит десять, кто — двадцать, и́нный — тридцать, прибывает со временем до сорока! Где сойдетесь, тут и деретесь о своих женах, как о наложницах. Сниди, милое мое чадо, на землю да покайся! Я шла из дальних пустынь, не пила, не ела, много нужды претерпела; все тебя, мое милое чадо, исповедать хотела». — «О мати моя, лисица! Я не постился и не молился; приди в и́нное время». — «О милое мое чадо, петел! Не постился и не молился, но сниди на землю, покайся, да не во грехах умреши». — «О мати моя, лисица, сахарные уста, ласковые словеса, льстивый твой язык! Не осуждайте друг друга, и сами не осуждены будете; кто что посеял, тот и пожнет. Хочешь ты меня силой к покаянию привести и не спасти, а тело мое пожрать». — «О милое мое чадо, петел! Почто ты такую речь говоришь? Почто я учиню так? Читывал ли ты притчу про мытаря и фарисея, как мытарь спасся, а фарисей погиб за гордость? Ты, мое милое чадо, без покаяния на высоцем древе погибнешь. Сниди на землю пониже, будешь к покаянию поближе; прощен и разрешен и до царствия небесного допущен». Узнал петух на своей душе тяжкий грех, умилился и прослезился и стал спускаться с ветки на ветку, с прутка на пруток, с сучка на сучок, с пенька на пенек; спустился петел на землю и сел перед лисицу. Скочила лисица, яко лукавая птица, схватила петуха в свои острые когти, зрит на него свирепыми глазами, скрежещет острыми зубами; хочет, как некоего беззаконника, жива пожрать.

И рече петел лисице: «О мати моя, лисица, сахарные уста, ласковые словеса, льстивый твой язык! Ты ли меня спасешь, как тело мое пожрешь?» — «Не дорого твое тело и цветное платье, да дорого отплатить некую дружбу. Помнишь ли ты? Я шла ко крестьянину, хотела малого куренка съесть; а ты, дурак, бездельник, сидишь на высоких седалах, закричал-завопил велиим гласом, ногами затопал, крыльями замахал; тогда курицы заговорили, гуси загоготали, собаки залаяли, жеребцы заржали, коровы замычали. Услыхали все мужики и бабы: бабы прибежали с помелами, а мужики с топорами и хотели мне за куренка смерть учинить; а сова у них из рода в род пребывает и всегда курят поедает. А тебе, дурак, бездельник, не быть теперь живому!».

Рече петух лисице: «О мати моя, лисица, сахарные уста, ласковые словеса, льстивый твой язык! Вчерашнего числа звали меня ко Трунчинскому митрополиту во дьяки, выхваляли всем крылосом и собором: хорош молодец, изряден, горазд книги читать, и голос хорош. Не могу ли тебя, мати моя лисица, упросить своим прошеньем хоть в просвирни? Тут нам будет велик доход: станут нам давать сладкие просвиры, большие перепечи[80], и масличко, и яички, и сырчики». Узнала лисица петушиный признак (sic), отпустила петуха из своих когтей послабже. Вырвался петух, взлетел на высокое древо, закричал-завопил велиим гласом: «Дорогая боярыня просвирня, здравствуй! Велик ли доход, сладки ли просвиры? Не стерла ли горб, нося перепечи? Не охоча ли, ворогуша[81], до орехов? Да есть ли у тебя зубы?»

Пошла лисица в лес, яко долгий бес, и возрыда горько: «Сколько-де я по земле не бывала, а такой срамоты отроду не видала. Когда бывают петухи в дьяконах, лисицы в просвирнях!» Ему же слава и держава отныне и до веку, и сказке конец.

№17[82]

Как волки озорничали,Себя величали, —Сходила свинья со двора,Сводила за собой махоньких и беленьких[83].Она думала — по́ лесу-ле́су,Ан у[84] колос, у овес.У ней были зубки ловки,Усё схватывала головки,Подходила к волку близко,Поклонилась ему низко:«Здравствуй, волк-волчок!Не будет ли с тебяМахоньких и беленьких?» —«Эх ты, свинушка!Я глазами окину —И тебя не покину».Взял за щетинуИ повалил на спину.И стал косточки объедать,А мякушко в кучку сбирать.Бежала непорочная лисица:«Ох ты, кум-куманек!Некупленное у тебя, дешевое;Не поделишь ли мясца?» —«Эх ты, кумушка!Ведаешь, ЕрмакЗап... натощак?И тебе того не миновать».Лисица слышит нерадостны речи,Назад, назад, да и бежать!Прибежала в город Козельск;В городе во КозельскеСидит красное чадо —Петух на дубу.«Ох ты, петух-петушок!Спущайся ты на низящее,С низящего на землящее;Я твою душуНа небеса взнесу».Петух сдуру лисицу послухал,Слезал на низящее,С низящего на землящее.Лисица стала петушка вертеть,Петушку невмочь стало терпеть,....................

Ох ты, лисица, желтая княгиня!Как у нашего у батюшкиМаслицем (блинки) поливают,Тебя в гости поджидают;Там-то не по-нашему,Пироги с кашею.Помяни, господи,Сидора да Макара,Третьего Захара,Трех МатренДа Луку с Петром,Деда-мироеда,Бабку-бельматку (?).Тюшу да Катюшу,Бабушку Матрюшу!

Лиса-лекарка

№18[85]

Бывал-живал старик со старухой. Старик посадил кочешок[86] в подпольецо, а старуха в попелушку[87]. У старухи в попелушке совсем завял кочешок, а у старика рос, рос, до полу дорос. Старик взял топор и вырубил на полу прямо[88] кочешка дыру.

Кочешок опять рос, рос, до потолку дорос; старик опять взял топор и вырубил на потолку прямо кочешка дыру. Кочешок рос, рос до неба дорос.

Как старику поглядеть на верхушку кочешка? Полез по корешку, лез-лез, лез-лез, долез до неба, просек на́ небе дыру и влез туда. Смотрит: стоят жерновцы[89]; жерновцы повернутся — пирог да шаньга[90], наверх каши горшок. Старик наелся, напился и спать повалился.

Выспался, слез на землю и говорит: «Старуха, а старуха! Какое житье-то на небе! Там есть жерновцы, как повернутся — пирог да шаньга, наверх каши горшок!» — «Как бы мне, старичок, там побывать?» — «Садись, старуха, в мешок; я тебя унесу». Старуха подумала и села в мешок.

Старик взял мешок в зубы и полез на́ небо; лез-лез, долго лез; старухе стало скучно, она и спрашивает: «Далеко ли, старичок?» — «Далече, старуха!» Опять лез-лез, лез-лез. «Далеко ли, старичок?» — «Еще половина!» Опять лез-лез, лез-лез. Старуха снова спрашивает: «Далеко ли, старичок?» Только старик хотел сказать: «Недалече!» — мешок у него из зубов вырвался, старуха на землю свалилась и вся расшиблась. Старик спустился вниз по кочешку, поднял мешок, а в мешке одно костье, и то примельчалось.

Пошел старик из дому и горько плачет. Навстречу ему лиска: «О чем, старичок, плачешь?» — «Как не плакать! Старуха расшиблась». — «Молчи, я вылечу». Старик пал лисице в ноги: «Вылечи, что угодно заплачу!» — «Ну, вытопи баньку, снеси туда толоконца мешочек, маслица горшочек, да старуху, а сам стань за двери и не смотри в баньку».

Старик вытопил баню, принес что надо и стал за двери; а лиса зашла в баню, двери на крюк, стала мыть старухины кости, моет — не моет, а все огладывает. Старик спрашивает: «Каково, старушка?» — «Пошевеливается!» — говорит лиска, а сама доела старуху, собрала костье и сложила в уголок и принялась месить саламату[91].

Старик постоял-постоял и спрашивает: «Каково, старушка?» — «Посиживает!» — говорит лиска, а сама саламату дохлебывает. Съела и говорит: «Старичок, отворь двери шире». Он отворил, а лиса прыг из баньки и убежала домой. Старик вошел в баню, поглядел: только старухины кости под лавкой, и те оглоданы, толоконце и маслице съедено. Остался старик один в бедности.