Читать интересную книгу Анализ личности - Вильгельм Райх

Мы уже согласились с тем, что интерпретаций, включающих глубокое зондирование, следует избегать до тех пор, пока не обозначится и не будет устранен передовой фронт кардинальных сопротивлений - вне зависимости от того, каким бы ясным, изобильным и легко поддающимся интерпретации ни был полученный материал. Чем больше материала выдает пациент без соответствующих сопротивлений, тем осторожней следует быть аналитику. Выбирая между интерпретацией бессознательного и устранением очевидных сопротивлений, аналитик должен предпочесть второе. <Никаких интерпретаций значения, если еще остается сопротивление интерпретации!> - вот наш принцип. Причина этого достаточно проста. Если аналитик предлагает интерпретацию до снятия соответствующего сопротивления, пациент принимает интерпретацию по причинам, связанным с переносом, и в этом случае он будет всецело отрицать ее важность при первых признаках негативного отношения, или за этим последует сопротивление. В любом случае интерпретация лишится терапевтической силы, пропадет зря. Такую ошибку исправить очень сложно, если возможно исправить вообще. Блокируется путь, которым интерпретация должна дойти до глубин бессознательного.

Важно не беспокоить пациента при развертывании его <аналитической личности> в первые недели лечения. Нельзя также интерпретировать его сопротивления до того, как они полностью развернутся и их сущность станет понятна аналитику. Естественно, момент интерпретации сопротивления выбирает сам аналитик на основе своего опыта. Для опытного аналитика достаточно малозаметного знака, а начинающий в подобном же случае будет дожидаться явных проявлений. Только опыт может подсказать аналитику, что он имеет дело со скрытыми сопротивлениями и через что они проявляются. Когда аналитик уловил значение подобных сопротивлений, он должен добиться их осознания с помощью соответствующей интерпретации, т. е. сначала он должен показать пациенту, что у него есть сопротивления, затем объяснить механизм их действия и, наконец, определить, против чего они направлены.

Если первое сопротивление переносу не предваряется существенной работой по припоминанию, главная сложность заключается в его устранении; сложность, которая уменьшается по мере роста навыков и практического опыта аналитика. Это препятствие включает тот факт, что для устранения сопротивления аналитик должен проанализировать бессознательный материал, относящийся и содержащийся в нем, но он не может получить этот материал, поскольку он блокирован сопротивлением. Подобно сну, каждое сопротивление имеет историческое происхождение и отношение к данной ситуации. Выйти из этого тупика можно, вначале угадав значение и цель сопротивления из данной ситуации (развертывание которой наблюдает аналитик), формы и механизм сопротивления, а затем устранив ее соответствующими интерпретациями - так, чтобы соответствующий инфантильный материал поднялся на поверхность. Только с помощью последнего сопротивление может быть полностью устранено. Конечно, не существует правил, как выследить сопротивление и определить его современное значение. В большой степени это вопрос интуиции - и здесь начинается искусство психоанализа, которому невозможно научить. Чем менее заметны, чем сильней замаскированы сопротивления (т. е. чем больше обманывает пациент), тем более уверенным в своей интуиции должен быть аналитик для разрешения ситуации. Другими словами, аналитик должен иметь особый дар интуиции.

Что такое латентное сопротивление? Это позиции пациента, выражаемые в аналитической работе не прямо и непосредственно, т. е. в форме сомнения, недоверия, медлительности, молчания, упрямства, апатии и т.д., а косвенно. Крайняя послушность или полное отсутствие выраженных сопротивлений говорит о наличии скрытого (и поэтому гораздо более опасного) пассивного сопротивления. Я обычно берусь за скрытое сопротивление, как только ощущаю его наличие; и я не колеблясь прерываю поток коммуникаций, когда узнаю все, что необходимо для того, чтобы понять его. Ведь из опыта я знаю, что аналитические коммуникации не дают терапевтического эффекта до тех пор, пока существуют неразрешенные сопротивления.

Односторонняя и поэтому неверная оценка аналитического материала часто приводит к катастрофическому непониманию и техническим трудностям. Начнем с того, что такое <аналитический материал>. Обычно под этим понимают коммуникации, сновидения, ассоциации, оговорки пациента. Теоретически, конечно, известно, что поведение пациента имеет аналитическое значение; однако определенный опыт показывает, что поведение пациента (манеры, внешность, язык, выражение лица, движения рук и т. д.) не только сильно недооценивается с точки зрения их аналитического значения, но обычно полностью упускается. На Инсбрукском конгрессе Ференци и я, независимо друг от друга, подчеркнули терапевтическую важность этих формальных элементов. По прошествии времени они стали для меня самой важной точкой опоры и отправным пунктом для анализа характера. Переоценка содержания материала зачастую идет бок о бок с недооценкой, если не с полным пренебрежением к поведению пациента, к тому, как он общается, рассказывает сновидения и т. д. Когда на поведение пациента не обращают внимания или не придают значения, равного его содержанию, неумышленно проявляется терапевтически катастрофическое понимание <психической поверхности>. Когда пациент очень вежлив, выдает большое количество материала, например, о своих отношениях с сестрой, мы имеем два пласта содержания: его любовь к сестре и его вежливое поведение. Оба они основаны на бессознательном. В свете этого мы не можем просто заявлять, что аналитик должен идти от поверхности. Мы знаем из аналитического опыта, что под этой вежливостью, более или менее бессознательно, всегда скрывается чуть ли не открыто недоверчивое или пренебрежительное отношение. Говоря более точно, стереотипная вежливость пациента сама по себе указывает на негативную критичность, недоверие или пренебрежение. А может ли инцестуальная любовь к сестре интерпретироваться без всякого дальнейшего рассмотрения, если появился относящийся к этому сон или ассоциация? Есть особые причины, почему в начале анализа следует заниматься той, а не другой частью психической поверхности. Было бы ошибкой дожидаться, пока сам пациент заговорит о своей вежливости и ее причинах. Поскольку в анализе эта черта характера немедленно превращается в сопротивление, то же верно для любого другого сопротивления: пациент никогда не откроется по собственному желанию. Аналитик должен сам выявить сопротивление под тем, под чем оно кроется.

Здесь нам могут возразить, что мое предположение, т. е. что вежливость немедленно становится сопротивлением, не соответствует данной ситуации, иначе пациент не предоставил бы материал. Но именно об этом и речь: это не тот материал, который нам важен; в начале анализа формальный аспект материала также имеет особое значение. Вернемся к нашему примеру с вежливостью: в соответствии со своими вытеснениями, невротик имеет все причины выйти на высокий уровень вежливости и социальных условностей и использовать это как средство защиты. Работать с вежливым человеком, безусловно, гораздо приятнее, чем с невежливым, весьма откровенным пациентом, который может, например, впрямую заявить аналитику, что тот слишком стар или слишком молод, что его кабинет плохо обставлен или что у него некрасивая жена, что он не очень умный или похож на еврея, ведет себя, как невротик, должен сам пойти к аналитику; и тому подобные <приятные> слова. Это не обязательно может быть феноменом переноса: аналитик как <чистый лист бумаги> - это лишь идеал, полностью никогда не достижимый. Истинная природа аналитика - факт, лишь на первый взгляд не имеющий никакого отношения к переносу. Пациенты особенно чувствительны к нашим слабостям; выискивая эти слабости, некоторые пациенты берут реванш за те стрессы, которые они переносят в процессе анализа. Только некоторые пациенты (в основном с садистскими характерами) получают удовольствие от требуемой от них искренности. Говоря терапевтическим языком, их поведение имеет ценность даже при сопротивлении. Но большинство пациентов слишком скованны и тревожны, слишком подавлены чувством вины, чтобы спонтанно обратить эту искренность в игру. В отличие от многих моих коллег, я придерживаюсь той точки зрения, что каждый без исключения случай начинается с более или менее выраженного отношения недоверия или скепсиса со стороны пациента, и обычно это отношение остается скрытым. Убедившись в этом, аналитик не должен, конечно, полагаться на потребность пациента излить душу или потребность в наказании; напротив, он должен приложить все свое умение, чтобы извлечь из пациента ясные причины недоверия и скепсиса (новизна ситуации, незнакомый аналитик, общественное предубеждение против психоанализа и т. д.), присущие аналитической ситуации. Только через его собственную искренность аналитик дает пациенту уверенность. Важно избегать более глубокого проникновения в бессознательное, пока между пациентом и аналитиком стоит стена традиционной вежливости.