Последовал еще один удар, да такой сильный, что Эндер чуть не заплакал от боли.
Если это Графф его подставил, значит никто не поможет. Придется справляться самому. Эндер приготовился к следующему удару. «Сейчас», – подумал он. И – да, его ударили. Было больно, но сейчас он пытался рассчитать, когда последует очередной удар. Вот. Как раз, точно. «Ты попался», – подумал Эндер.
И когда сосед сзади снова потянулся, чтобы ударить, Эндер вскинул обе руки, схватил его за запястья и изо всех сил рванул.
При нормальной силе тяжести мальчик врезался бы в спинку кресла и здорово расшиб себе грудь. В невесомости же он сорвался со своего места и, кувыркаясь, улетел к потолку. Эндер не ожидал этого, так как не сообразил, насколько нулевая гравитация увеличивает даже его детскую силу. Мальчик пролетел через кабину, врезался в потолок, от него отскочил в кресло одного из своих товарищей, размахивая руками, вылетел в проход и, вопя во все горло, ударился о переборку пилотской кабины. Его левая рука при этом неестественно подвернулась вниз.
Все это длилось считаные секунды. Графф мгновенно оказался рядом, поймал парня и ловко перебросил его вдоль прохода своему помощнику.
– Левая рука. По-моему, перелом, – сказал он.
Уже через минуту мальчику дали обезболивающее, осторожно уложили обратно в кресло, и один из офицеров начал напылять на сломанную руку гипс.
Эндера тошнило. Он всего-навсего хотел перехватить удар. Нет! Нет, он хотел сделать ему больно, поэтому дернул изо всех сил. Он не желал, чтобы наказание вышло настолько публичным, но сейчас его противник ощущал именно ту боль, которой добивался Эндер. Его просто подвела невесомость. «Я Питер. Я точно такой, как он». И Эндер ненавидел себя за это.
Графф стоял у кабины пилотов:
– Вижу, до вас не сразу доходит. Ваши жиденькие мозги никак не могут воспринять очевидный факт. Вас привезли сюда, чтобы сделать солдатами. В ваших старых школах, в бывших семьях вы, наверное, считались крупной рыбой, крепкими и хитрыми парнями, но мы отбираем лучших из лучших, и только с такими людьми вам теперь придется иметь дело. И когда я говорю, что Эндер Виггин лучше всех, ловите намек, пустоголовые. Не связывайтесь с ним. В Боевой школе и раньше случались смертельные случаи. Я понятно объяснил?
Весь остаток полета было очень тихо. Мальчик, сидевший рядом с Эндером, старался не касаться его.
«Я не убийца, – повторял себе Эндер снова и снова. – Не Питер. Что бы Графф ни говорил, я не такой. Я всего-навсего защищался. И очень долго терпел. Ждал. Я не такой, как он говорит».
Голос из динамика объявил, что они приближаются к школе. Двадцать минут ушло на то, чтобы сбросить скорость и войти в док. Эндер пропустил всех вперед. Остальные, в общем довольные, что он остался позади, карабкались по лестнице в том направлении, которое было низом, когда они отчаливали. Графф ждал в конце узкой трубы, ведущей из челнока в сердце Боевой школы.
– Ну, Эндер, как тебе полет? – весело спросил Графф.
– Я думал, вы мой друг. – Несмотря на все усилия, голос Эндера дрогнул.
Графф посмотрел на него слегка озадаченно:
– С чего ты это взял?
– Потому что вы… Потому что вы говорили со мной хорошо и честно. Потому что вы не лгали.
– А я и сейчас не лгу, – сказал Графф. – В мои обязанности не входит быть другом. Я должен создавать лучших в мире солдат. Лучших в истории войн. Нам нужен Наполеон. Или Александр. Только Наполеон под конец проиграл, а Александр быстро сгорел и умер молодым. Нам нужен Юлий Цезарь. Но он хотел стать диктатором, и его за это убили. А нам нужен военный гений без недостатков. И моя задача – сотворить его, а также мужчин и женщин, которые станут его помощниками. И нигде не сказано, что я должен быть другом маленьких мальчиков.
– Вы заставили их ненавидеть меня.
– Ну и что? Что ты теперь будешь делать? Забьешься в угол? Станешь лизать их маленькие задницы, чтобы они тебя снова полюбили? Только одно может заставить их перестать ненавидеть тебя. Ты должен быть настолько хорош, чтобы они не могли тебя не замечать. Я заявил, что ты лучше всех. И черт возьми, тебе придется таким стать.
– А если не смогу?
– Тогда плохо. Слушай, Эндер, мне действительно жаль тебя. Ты одинок и напуган. Но жукеры все еще там, в космосе. Десять, сто, миллион чужаков, миллион миллионов, насколько нам известно. У них несметное число кораблей и неизвестное нам оружие. И они жаждут пустить это оружие в ход, чтобы уничтожить нас. Речь идет не о судьбах мира, Эндер. Только о нас, о человечестве. Если мы все погибнем, на биосферу это никак не повлияет, природа просто перейдет на другую ступень эволюции. Но человечество не хочет умирать. Как вид, оно развивалось, чтобы выжить. А выживаем мы только благодаря тому, что создаем гениев. Мы стараемся, стараемся, и вот раз в несколько поколений такой гений рождается среди нас. И изобретает колесо. И огонь. И поднимается в воздух. Строит город, объединяет народ, создает империю. Ты хоть что-нибудь из этого понимаешь?
Эндеру казалось, что понимает, но он не был уверен и потому промолчал.
– Нет. Конечно нет. Постараюсь объяснить попроще. Все люди рождаются свободными, за исключением тех случаев, когда в них нуждается человечество. И похоже, человечество нуждается в тебе. Думаю, оно нуждается и во мне тоже: я должен определить, на что ты годишься, Эндер. Мы оба можем совершать какие угодно плохие, отвратительные поступки, но если с нашей помощью человечество выживет, значит мы выполнили свое предназначение.
– Выходит, мы лишь орудия?
– Человек и есть орудие, которым пользуются другие люди, чтобы помочь нам всем выжить.
– Это ложь.
– Нет. Это просто половина правды. О другой ее половине можешь не беспокоиться, пока мы не выиграем войну.
– Война закончится еще до того, как я вырасту.
– Очень надеюсь, что ты ошибаешься, – заметил Графф. – Между прочим, сейчас ты еще сильнее вредишь себе. Остальные ребята наверняка обсуждают наш с тобой разговор. Что там делает старина Эндер Виггин? Правильно, опять подлизывается к Граффу. Если ты прослывешь любимчиком учителей, тебе точно конец.
«Иными словами, вали, оставь меня в покое».
– До свидания, – сказал Эндер и, перебирая руками, двинулся по туннелю вслед за остальными.
Графф смотрел ему вслед.
– Неужели тот самый? – спросил один из учителей рядом.
– Бог знает, – ответил Графф. – Но если нет, лучше бы ему появиться, да поскорее.
– А может, он вообще не появится, – сказал учитель.
– Возможно. В таком случае, Андерсон, Бог – жукер. И можешь меня цитировать.
– Всенепременно.
Они немного постояли молча.
– Андерсон!
– Мм?
– Малыш не прав. Я его друг.
– Знаю.
– Он чист. У него золотое сердце.
– Я читал доклады.
– Андерсон, подумай только, что мы из него сделаем…
– Лучшего полководца за всю историю человечества, – ни секунды не колеблясь, ответил Андерсон.
– А потом взвалим на его плечи ответственность за судьбу мира. Ради него самого я надеюсь, он нам не подойдет. Очень надеюсь.
– Да не беспокойся ты так. Жукеры могут перебить нас всех еще до того, как он закончит школу.
– Спасибо, – улыбнулся Графф. – Мне сильно полегчало.
5. Игры
– Прими мое восхищение. Сломанная рука – это штрих настоящего мастера.
– Все произошло случайно.
– Неужели? А я-то уже объявил тебе благодарность в приказе.
– Это было чересчур. Тот гаденыш чуть ли не в герои выбился. Это могло напрочь сорвать подготовку остальных. Я надеялся, Эндер позовет на помощь.
– На помощь? Я думал, ты больше всего ценишь в нем то, что он сам справляется со своими трудностями. Когда он там, в космосе, столкнется с вражеским флотом, ему никто не придет на помощь, как ни зови.
– Да кто ж мог знать, что чертов сосунок вылетит из кресла и врежется прямо в переборку?
– Еще один красочный пример идиотизма военных. Если бы у тебя были хоть какие-то мозги, ты сделал бы настоящую карьеру. Стал бы страховым агентом, например.