Читать интересную книгу Дневник чумного года - Даниэл Дефо

Все это происходило из-за паники, когда люди впервые услыхали, что чума приближается - пожалуй, где-то незадолго до Михайлова дня {105} 1664 года, особенно же после того, как двое умерли в Сент-Джайлсе в начале декабря; а потом - после следующей тревоги - в феврале. Когда же чума действительно разразилась, люди быстро поняли, как глупо доверять этим безграмотным созданиям, которые просто выманивали у них деньги; потом их страхи приняли другое выражение: они повергли всех в полнейшее оцепенение и отчаяние; народ не знал, куда податься и что предпринять для собственного спасения. Люди бегали по соседям, от дома к дому, и даже кричали прямо на улицах: "Господи, помилуй нас! Что же нам делать?"

И действительно, бедняков стоило пожалеть: ведь спасения им, почитай что, не было; это вызывает ужас и наталкивает на серьезные размышления они, быть может, придутся по вкусу не всем читателям, - которые заключаются в следующем: поначалу смерть заносила свой серп не над любой головой, а все больше заглядывала в жилища бедняков, в их постели, всматривалась в их лица. И хотя в поведении бедняков могли проявляться (да и проявлялись в избытке!) и тупость и недомыслие, но было в нем немало совершенно оправданной тревоги, идущей из глубины души, если можно так выразиться. У скольких пробудилась совесть; сколько суровых сердец смягчилось; сколько было сделано покаянных признаний в преступлениях, долгое время хранившихся в тайне! Не нашлось бы такого христианина, который остался бы безучастен к предсмертным стонам стольких отчаявшихся созданий, умиравших в одиночестве, так как никто не решался приблизиться к ним, чтобы облегчить их мучения. А о скольких убийствах и грабежах поведано было тогда громогласно, только никто из слушателей не уцелел, чтобы сообщить об этих признаниях! Даже прохожим на улицах было слышно, как люди призывали милосердие Божие, моля Спасителя нашего Иисуса Христа и восклицая: "Я был вором!", "Я был прелюбодеем!", "Я был убийцей!" - и тому подобное; но никто не смел остановиться, чтобы расспросить подробнее об этих преступлениях или оказать помощь беднягам, страждущим телесно и душевно, которые выкрикивали свои признания. Некоторые священники поначалу навещали больных, но это длилось недолго {106}. Ведь это было все равно, что предстать перед лицом Смерти. Даже могильщики, самые закоснелые люди в городе, иногда отступали, не решаясь переступить порог иных домов, где целые семьи были начисто скошены болезнью и где обстоятельства смерти были особенно ужасны. Но так было только попервоначалу.

Время приучило их ко всему, и позднее могильщики бестрепетно заходили в любой дом, о чем у меня будет случай рассказать позднее.

Полагаю, что теперь, когда поветрие вот-вот должно было начаться, городские власти стали всерьез обращать внимание на условия жизни людей. Что именно предприняли они в отношении регулирования передвижения и изоляции зараженных семейств, я расскажу особо; относительно же здравоохранения уместно будет сказать здесь, что, видя безрассудство людей, гоняющихся как полоумные за знахарями, шарлатанами, провидцами и предсказателями, как я уже описывал выше, лорд-мэр, набожный и здравомыслящий человек {107}, направил врачей и хирургов облегчить страдания бедняков - я хочу сказать, заболевших бедняков, - а особливо велел Коллегии врачей издать указания, какими дешевыми лекарствами следует пользоваться {108} при всех случаях заболевания. Это была одна из самых милосердных и здравых мер, которые можно было в то время предпринять, потому что она уменьшила число людей, слонявшихся у дверей каждого, помещавшего объявление, и слепо принимавших яд, а не лекарства, тем самым приближая смерть, вместо того чтоб сохранить жизнь.

Эти указания врачей давались после консультаций со всей Коллегией; и так как они были рассчитаны специально на бедняков, принимавших дешевые лекарства, они распространялись таким образом, чтобы каждый мог с ними ознакомиться: экземпляры раздавались бесплатно всем желающим. Но так как перечень этих указаний был очень широко распространен и увидеть его можно было буквально на каждому шагу, мне нет нужды утомлять читателя и приводить его здесь дословно.

Я вовсе не хочу умалять авторитет или сомневаться в познаниях этих врачей, утверждая, что яростная вспышка болезни, когда она достигла наивысшей точки, была подобна пожару, случившемуся годом позднее. Огонь, пожравший то, что чума оставила нетронутым, не поддавался никаким способам тушения; все пожарные приспособления были сломаны, насосы и ведра отброшены прочь, и вся мощь человеческая оказалась поставленной в тупик и совершенно бессильной и несостоятельной. Так и чума не поддавалась никаким лекарствам, и сами врачи угодили к ней в лапы, прямо вместе с предохранительными пилюлями во рту {109}. Люди ходили по городу, поучая других, советуя, что тем делать, пока симптомы болезни не появлялись у них самих и они не падали замертво, сраженные тем самым врагом, бороться против которого учили других. Такова была участь нескольких врачей, среди них были и самые известные {110}, а также участь нескольких самых искусных хирургов. Немало и знахарей перемерло; особенно тех, кто имели глупость верить в свои собственные снадобья, тогда как им следовало бы осознать всю их бесполезность и, подобно прочим воришкам, скорее бежать куда глаза глядят, понимая вину свою, от справедливого наказания, которое должно было воспоследовать за их сознательный обман.

То, что врачи умирали от общего бедствия, вовсе не умаляет их трудов и стараний; утверждать это у меня и в мыслях не было; наоборот, это служило к их чести - они рисковали собственной жизнью - и действительно теряли ее - в служении человечеству. Они стремились делать добро, спасать людские жизни. Но не следовало ожидать, что врачи будут в силах остановить возмездие Божие или предотвратить болезнь, мощно вооруженную самим Небом, и помешать ей выполнять ту миссию, ради которой она была ниспослана.

Несомненно, своим искусством, прилежанием и осмотрительностью врачи помогли многим - многим спасли жизнь, многих поставили на ноги. Но, не умаляя достоинств ни их самих, ни их искусства, должен сказать, что они не могли спасти тех, у кого уже проступили признаки заразы {111} или кто уже был смертельно болен до того, как послал за врачом, что случалось очень часто.

Остается упомянуть, какие меры предпринимались городскими властями для общей безопасности, чтобы предотвратить распространение болезни, когда она только что разразилась. У меня еще не раз будет случай поговорить об их милосердии, осмотрительности, бдительном отношении к бедным, стремлении соблюдать порядок, снабжать население продовольствием и прочим необходимым, когда болезнь начала распространяться, как это было позднее. А сейчас я хочу остановиться на распоряжениях и правилах, изданных ими, относительно содержания зараженных семей.

Ближе к июню лондонский лорд-мэр и Совет олдерменов {112} начали, как я уже говорил, более пристально заниматься регламентацией жизни города.

Мировой судья Миддлсекса {113} по распоряжению министра велел запирать зараженные дома в приходах Сент-Джайлс-ин-де-Филдс, Сент-Мартин, Сент-Климент-Дейнз и других; и это дало хорошие результаты: на нескольких улицах, где было началась чума, она исчезла после того, как стали строго наблюдать за зараженными домами и немедленно хоронить мертвецов, как только их обнаруживали. Заметили также и то, что чума, пожалуй, начала спадать в тех приходах, где она особенно свирепствовала, по сравнению с такими приходами, как Бишопсгейт, Шордич, Олдгейт, Уайтчепл, Степни и другие; и сразу же принятые меры - такие как запирание домов - во многом помогли остановить ее.

Это самое запирание домов впервые применили, насколько я знаю, во время чумы 1603 года {114}, разразившейся в год вступления на престол Якова I; {115} а право запирать людей в их же собственных домах было дано парламентским указом, называвшимся "Указ о милосердной помощи и содержании людей, заразившихся чумой"; на основании этого парламентского указа лорд-мэр и олдермены города Лондона отдали распоряжение (оно вступило в силу 1 июля 1665 года, когда количество зараженных приходов в пределах Сити было еще невелико - по последней сводке на 92 прихода было всего четыре зараженных), согласно которому несколько домов в Сити было заперто, а кое-кого из заболевших перевезли в чумной барак за Банхилл-Филдс {116}, неподалеку от Излингтона {117}, и благодаря этим мерам, когда в городе умирало в целом около тысячи в неделю, в Сити их было только 28 человек, и он оставался самым здоровым районом в продолжение всего мора.

Как я уже говорил, эти распоряжения лорд-мэра были опубликованы в конце июня и вступили в силу с 1 июля; звучали они следующим образом:

РАСПОРЯЖЕНИЯ,

сделанные и изданные лорд-мэром и олдерменами

города Лондона в связи с распространением