– Что? – спросила она быстро. – Говори, не мямли.
Я указал взглядом на экран.
– Хиггинса в доме нет. Никаких следов. Когда выехали, был и вроде бы не намеревался отлучаться… А сейчас исчез. По крайней мере, не обнаруживается…
Она предположила:
– Может быть, в «комнате паники»?
– Может, – согласился я. – Хотя с чего там уединяться, когда опасности нет?..
– Тогда сиди, – велела она. – Нужно дождаться. Иначе пойдем туда зря.
– Да ну, – ответил я, – кто бы подумал, капитан.
– Я не капитан!
– Правда? – спросил я. – Ах да, капитан Очевидность вообще-то самец, но по меньшей мере блондин.
– Я брюнетка, – напомнила она с высокомерием урожденной блондинки.
– Брюнетка равна блондину, – сказал я с объективностью ученого, которому важны точные значения на шкале измерений. – Примерно так и думал.
– В таком громадном дворце, – ответила она, – есть где потеряться… но все равно нужно знать точно, где искать.
– Или хотя бы, – уточнил я, – что он там, а перевернуть все и найти сумеем.
Она помолчала, а я, поглядывая на здание, одновременно попытался представить себе мир, когда все смогут подключаться напрямую к Интернету, к спутниковой связи и вообще ко всему, к чему могу сейчас я. Такое время наступит вот-вот, а я при всей своей быстродумности не могу сообразить, во что это выльется, если вот так просто, без регулировки в жестком ручном режиме.
Страшновато и, как мне кажется, очень много джокеров.
– Чего молчишь? – спросила она вдруг.
Я буркнул без охоты:
– А ты что-то спрашивала?
– Нет, – заявила она, – но ты должен развлекать женщину.
– А как насчет равноправия? – поинтересовался я.
– А я из консервативной семьи, – напомнила она с чувством превосходства. – Даже из ультраконсервативной.
– Как удобно, – согласился я. – А я вот из ультрасовременной. Весь мир консервов мы разрушим…
– Чудовище.
– Наступает мир чудовищ, – согласился я. – А ты не чудовище с точки зрения даже очень просвещенных людей средних веков?.. Отвратительная и дико распущенная и развратная женщина с омерзительными манерами. Но ты считаешь это свободой… Так что все зависит от точки отсчета.
– Точки зрения.
– Да, точки зрения. Но и твои свободы в этой стране выглядят кощунством, не так ли?
Она двинула плечами.
– Здесь все еще средневековье. Приправленное техническим прогрессом, позаимствованным с Запада.
Некоторое время мы молчали, она иногда прикладывала к глазам окуляры бинокля, вглядываясь в фасад здания, словно Хиггинс выйдет на балкон и будет там делать утренние упражнения, а моя мысль, что постоянно ищет себе работу, а когда не находит, то такой хренью занимается, начала представлять клубок проблем, с которыми столкнется человек, так как он сейчас всего лишь короткий этап от обезьяны к сингуляру, даже очень-очень короткий.
Как-то давно видел яркую картинку для слабопонимающих: там начертили циферблат часов, а на нем выделили сектор от Большого взрыва до появления первых звезд, это заняло три четверти циферблата, затем период на создание планет, на это ушла почти вся последняя четверть, и только самый крохотный участок, меньше процента, отвели на возникновение жизни и развитие ее до простейших амеб…
На отдельном циферблате взяли те же двенадцать часов, посвятив его теме жизни: там от простейших до динозавров путь снова на три четверти, на появление млекопитающих – оставшаяся четверть, и только на последней секунде появился человек…
Так что вся человеческая цивилизация на вселенских часах умещается в миллионные доли секунды. Не успеешь вообще заметить, как вдруг откуда-то возник человек и тут же исчез…
Эсфирь завозилась на соседнем сиденье, словно снизу вылезли шипы и царапают ей упругую задницу, бросила на меня сердитый взгляд.
– Не спишь?
– Работаю, – ответил я.
Она вскинула брови.
– Как? Не вижу, чтобы таскал камни.
– А я их таскаю, – заверил я. – Интересно… смотрю на тебя и… даже жалко, что в сингулярности не будет разделения на мужчин и женщин.
Она фыркнула.
– Никогда такого не будет!
– Понятие пола исчезнет, – заверил я. – Каждый сможет конструировать тело как хочет, а свойства в него будет вписывать сам. Либо какие изволит, либо какие в данный момент в тренде. Боюсь, все будут становиться очень уж… одинаковыми. Каждый захочет идеальную память, идеальное здоровье и защиту, быструю реакцию, постоянно работающий мощный мозг…
Она покачала головой.
– Даже и не знаю. Что-то хорошо, а остальное просто ужасно.
– Да, – согласился я, – особенно ужасно иметь мощный мозг… Главное, навыки секретного агента будут не нужны. Вся программа обучения впустую… Думаю, если бы знала о неизбежной сингулярности, выбрала бы другую работу. И вообще жила бы по-другому.
Она покачала головой, голос прозвучал с железной уверенностью:
– Нет!.. Если бы мне представилась возможность прожить жизнь снова, я прожила бы ее точно так же.
Я хмыкнул, но промолчал, спорить трудно не только с голой женщиной, но одетая такой же баран, с какой стороны ни зайди, везде рога.
Она посмотрела с подозрением.
– Чего? Я же вижу!.. И морда у тебя не молчальная. Говори!
– Не смею, – ответил я, – Феликс Эдмундович. Вам виднее, иначе пришлось бы застрелиться… Вообще-то, если честно, это одна из самых лживых фраз, которую любят напыщенно изрекать… альтернативно одаренные.
Она вскинулась:
– Ты чего?
– Возможно, – предположил я, – это вообще чемпион по лживости и дурости, можно в книгу рекордов Гиннесса. Мне кажется, на свете нет настолько полного идиота, который, зная, какие кризисы и упущенные возможности ждут его и страну впереди, не попытался бы при повторном варианте исправить какие-то ошибки в своей неидеальной жизни, а какие-то не допустить вовсе. Или такие извращенцы есть?
Она нахмурилась, опустила бинокль и посмотрела на меня злыми глазами.
– Считаешь, все, кто говорит это, а таких много, врут?
– Еще как, – подтвердил я. – И даже брешут. Думаю, это инстинктивная попытка защитить свою хиленькую жизненную позицию. Чаще всего абсолютно провальную. Железный Феликс столько крови пролил, что только вера в правоту дела революции спасала его от самоубийства. Вообще, человек очень даже не любит признаваться в ошибках и твердит, что вот его дорога и есть лучшая из лучших, он бы не хотел другого варианта своей жизни, вот честное слово не желал бы стать здоровым и богатым! Не-ет, лучше останется больным и бедным в непролазном говне, потому что так духовнее, он так видит, а все остальные просто не понимают в силу своей ограниченности…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});