– Мне казалось, уши у всех более или менее одинаковы.
На сей раз он увидел, что в ее глазах промелькнул озорной огонек, а в уголках глаз появились морщинки.
– Нет, милорд. У вас особенные уши.
– Это верно, потому что старший брат часто таскал его за уши, чтобы Закери вел себя хорошо, – вставила тетя Тремейн.
– У меня самые обыкновенные уши, – заявил Закери.
– Я считаю, что у вас прелестные уши, – отважилась самая младшая из Уитфелдов.
– Нет, они не прелестные, а красивые, – поправила ее другая сестра.
Завязался спор: можно ли называть уши мужчины «прелестными» или «хорошенькими», или более подходящими были бы мужские комплименты. Закери воспользовался моментом и, наклонившись через угол стола в сторону старшей сестры, пробормотал:
– С моими ушами что-то не так?
У нее в первый раз после начала разговора слегка порозовели щеки.
– Нет. Но вы спросили, на что я смотрю, а я ответила. Если я была слишком прямолинейна, прошу меня простить.
– Ничего страшного. И все же – почему мои уши? Она опустила ресницы.
– Я их изучала. Я хочу нарисовать ваш портрет.
– Вы часто говорите мужчинам, с которыми едва знакомы, что хотите нарисовать их портрет?
Она покраснела еще больше, но посмотрела ему в глаза.
– Нет, милорд. Вы первый.
Да, это очень странное начало флирта. И к тому же весьма смелое, если учесть, что совсем близко за столом сидели ее родители. Как бы она это ни называла – рисовать или целоваться, – он не возражал. По крайней мере она не трещала без умолку, как остальной выводок. Вообще-то Уитфелдов можно было бы считать друзьями его семьи, а это означало, что он не может затевать ничего скандального. Но с другой стороны, она…
– Так нарисуйте, – улыбнулся он. – Но вы должны будете показать мне, что у вас получилось.
– Разумеется, милорд.
Возможно, пребывание здесь будет не таким скучным, как он ожидал.
– А где мы встретимся… чтобы вы… для портрета? – Он поддержал ее довольно очевидный намек.
– Как насчет того, чтобы вы пришли в мою мастерскую завтра утром? – предложила она. – Около восьми. Я думаю, до девяти часов нам никто не помешает.
– Я захвачу с собой свои уши. – И все остальное, добавил он про себя.
– Ты видела письмо, которое она получила? – спросила миссис Уитфелд его тетю.
– Да, многообещающее.
– Месье Танберг пишет, как истинный джентльмен, А он даже не англичанин.
Закери сдвинул брови. Он, видимо, что-то пропустил.
– А кто это…
Он не закончил вопрос, потому что разговор неожиданно перекинулся на Бо Браммела и его манеры джентльмена. Этот человек был хлыщом, но девицы Уитфелд и слышать об этом не хотели. Поэтому Закери попридержал свое мнение при себе и лишь прокомментировал несколько встреч, которые были у него с Браммелом.
Однако его внимание было приковано исключительно к Кэролайн. Прежде чем решиться на флирт, нужно задать несколько вопросов тете Тремейн. Хотя она была самой близкой из родственников, у нее, по словам Мельбурна, всегда была пугавшая всех тенденция жить и действовать по собственному плану.
Впрочем, возможно, она действует по подсказке Мельбурна. Себастьян лишь предложил ему завести собаку, и это, по мнению Закери, прозвучало больше как шутка. Но не мешает проверить, решил он.
Как только обед закончился, Закери подошел к тете.
– Позволь проводить тебя в гостиную, – сказал он, предлагая ей руку.
– О, не беспокойтесь, мы сами справимся, – возразила миссис Уитфелд, не дав тете ответить. – Вы, наверное, хотите выкурить сигару и выпить стакан портвейна с мистером Уитфелдом. Я знаю, как аристократы любят свой послеобеденный портвейн.
Закери посмотрел на главу дома: он был единственным членом семьи, не проронившим ни слова за обедом.
– Я не хочу нарушать традиции, – сказал Закери, неохотно отпуская руку тети Тремейн.
– На самом деле, имея семь дочерей, мне не всегда удается следовать традиции, – неожиданно сказал мистер Уитфелд и сделал Закери знак следовать за ним.
Они прошли через холл и мимо кухни в маленькую угловую комнату на первом этаже. Когда мистер Уитфелд зажег две лампы, Закери обомлел: странные предметы заполняли комнату почти до потолка. Это были деревянные шары, какие-то дощечки с колесами с обеих сторон, глиняные горшки с пучками засохших трав, миниатюрные греческие колонны, сделанные, по всей вероятности, из папье-маше.
– Садитесь, милорд, – предложил мистер Уитфелд, смахнув со стула круглую деревянную решетку.
– Спасибо. – Закери стал осторожно пробираться между необычными предметами. Он был поражен их количеством и разнообразием. – Могу я задать вопрос?
– Если вы хотите, чтобы я что-то объяснил, скажу прямо – я не могу справиться с девочками. Я хотел иметь двоих детей. Моя жена решила, что они должны были родиться мальчиками, и не собиралась останавливаться, пока не добьется своего.
Закери откашлялся.
– Значит, вы все еще…
– Нет, упаси Бог. Еще один ребенок любого пола, и я пущу себе пулю в лоб.
– У меня самого два брата и сестра. Иногда мне хочется, чтобы нас было больше. – Хотя в последнее время идея быть единственным ребенком стала казаться Закери довольно привлекательной.
– Еще братьев и сестер? Вы либо сошли с ума, либо вам повезло.
– Понемногу того и другого.
– Ха-ха. Хорошо сказано, милорд. Портвейн или бренди?
– Если можно, бренди, пожалуйста.
– Я тоже отдаю предпочтение бренди.
Отец семейства отпил большой глоток янтарной жидкости.
– Надеюсь, вы не обиделись на Каро за ее комментарии по поводу ваших ушей? Она иногда бывает слишком… прямолинейна. Этим, я думаю, она в меня.
Закери недоумевал. Очевидно, Кэролайн либо уже и раньше использовала рисование в качестве предлога, либо у нее было известное пристрастие к ушам. В этой семейке все возможно.
– Вовсе нет, – ответил он, правда не сразу.
– Спасибо. Она одна из двух разумных девушек в этом доме. Другие настолько глупы, что, откровенно говоря, я просто не знаю, что с ними делать.
– Могу я спросить, почему ни одна из них не замужем?
Уитфелд рассмеялся:
– Вы заметили, что они чуть было не разорвали вас на части, как только увидели? Представьте себе молодого человека, пришедшего, чтобы поухаживать за одной из них. Все холостяки обращаются в бегство меньше чем через минуту.
Это можно понять. Если бы не тетя Тремейн, он под любым предлогом уехал бы отсюда с первыми лучами солнца. И ни разу бы не обернулся. .