Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В качестве примера можно привести строки из отчета начальника артиллерии Брянского фронта о действиях опергруппы генерала Чибисова, где написано: «21 июля в 4:30 вся артиллерия произвела 30-минутную обработку переднего края обороны противника, завершённого ГМП и налётом бомбардировочной и штурмовой авиации. Пехота под прикрытием арт. огня прижималась к разрывам. С переносом артогня в глубину медленно продвигалась вперёд… Борьба с артиллерией противника велась по батареям, обнаруженным наблюдением, но ввиду отсутствия средств ПАИР (артиллерийская инструментальная разведка. — И. С.) огонь был малоэффективен. Огонь 152-мм систем использовался главным образом по скоплениям резервов противника»[55].
Совершенно незамеченными штабом 340 сд оказались действия поддерживавшей её 201 тбр, как если бы их и вовсе не было, хотя танкисты целый день вели бой вместе с пехотой. За день боя в медсанбат 340 сд поступило 228 раненых, потери убитыми и пропавшими без вести ещё не были определены[56].
Документов 193 сд за лето 1942 года в архиве практически нет, поэтому не представляется возможным сказать, что именно мешало её полкам выполнить свою задачу. Но, судя по всему, дивизия испытывала те же проблемы, что и другие стрелковые части. Нельзя забывать и о том, что единственным предшествующим фронтовым опытом 193-й сд был катастрофический разгром, случившийся всего неделю назад, когда за два дня боя в составе 5 ТА дивизия потеряла боеспособность и была снята с фронта для сбора личного состава и приведения частей в порядок. Тяжёлые потери и поражение в первом же бою самым пагубным образом повлияли на настроение оставшегося личного состава, мотивация и обученность значительной части которого и до боёв была не на высоте.
Командированный в 193 сд работник политуправления Брянского фронта батальонный комиссар Прокофьев доносил: «В дивизии около 50 % личного состава нерусской национальности… которые плохо понимают русский язык Приказ НКО № 130 на их языках дивизия не получала, имеет лишь на русском, газет также нет, поэтому воспитательная работа и доведение приказов этим национальностям, как заявил начальник политотдела тов. Овчаренко, организовать очень трудно…
По оврагам и полям в местах боевых действий 193 сд разбросано много винтовок, ручных пулемётов, противогазов, стальных касок и других <предметов снаряжения и вооружения>. Сбор вооружения и противогазов организован плохо, на что мною обращено внимание начальника политотдела дивизии и даны указания немедленно собрать все винтовки, противогазы и стальные каски»[57].
Неудивительно, что вялые действия 193 сд и её слабая боеспособность вызывали раздражение у командования взаимодействующего с ней 1 ТК. За день боя 193 сд потеряла согласно донесениям 201 человека ранеными, количество убитых и пропавших без вести в дивизии не могли сообщить начальству и на следующий день[58].
В отличие от центра опергруппы действовавшие на её левом фланге 167 сд и 118 тбр добились определённого успеха, достигнув реки Большая Верейка и захватив село с таким же названием. Но их продвижение далось очень нелегко. В результате боя 118 тбр потеряла 5 танков сгоревшими (два Т-70, два Т-34 и один КВ) и 5 подбитыми (два Т-34 и два Т-70), 14 человек убитыми и 23 ранеными[59].
Гораздо большие потери понесла 167 сд, полки которой наступали по совершенно открытой местности междуречья. В отличие от недовольных её действиями танкистов, пехота не могла укрыться за бронёй от пуль и осколков и несла тяжёлый урон от обстрелов и бомбёжек. (Шофер 535-й отдельной химроты 167 сд Морозов М. И. вспоминал: «В первых боях под Бол. Верейкой немецкая авиация нещадно бомбила нас. „Мессершмитты“ буквально гонялись за каждой машиной и повозкой, за каждым солдатом. При движении к переднему краю на меня дважды пикировал фашист. Пулеметной очередью я был ранен»[60].)
Налёты фашистской авиации особенно усилились с выходом наших частей к реке в Малой Верейке. Вражеские самолёты наносили бомбо-штурмовые удары по подходящим сюда войскам и технике, срывали продвижение пехоты и не давали возможности сапёрам наводить переправы. С выходом стрелковых частей на южный берег реки заметно возросло и сопротивление пехоты противника, до того быстро откатывавшейся с занимаемых утром позиций. Потери наших войск были тяжёлыми.
Начальник политотдела 167 сд батальонный комиссар Кифман доносил о первом дне наступления: «По предварительным данным с нашей стороны убито и ранено более 500 человек. Только по 520 полку в бою с немецкими фашистами убитые и раненые составляют 211 человек. Из них ранен командир полка майор Дубов Сергей Никифорович… имеется большое количество потерь политсостава, что объясняется незнанием своего места в бою. Заградотряд задержал 2 красноармейца, которые пытались дезертировать. Красноармейца 520 полка Р. б/п, 1919 г.р., и красноармейца 465 полка С., б/п (фамилии сокращены мной до начальных букв. — И. С.). Оба они в частях расстреляны. Направляю документы и письма, найденные у убитых и захваченных в плен немецких солдат. Приложение: писем 22, фотокарточек 10, книжек 1, личный воинский документ, газет 1»[61].
Врач 615 сп 167 сд И. Ю. Цвердлина вспоминала:
«…B первом бою наша санрота расположилась в поле на косогоре южнее Суриковых Выселок. На носилках и просто на земле лежали и сидели раненые. Врач Кожина Нина Александровна, фельдшеры Николай Днепро и Дернов вместе со мной оказывали первую, самую необходимую медицинскую помощь. Одних раненых приносили санитары-носильщики или товарищи, другие приходили сами, причем сами шли такие, какие в мирное время не смогли бы подняться с постели: с переломами костей ног, с тяжелыми травмами головы и брюшной полости. Нам помогал старший врач полка Матвеев Вячеслав Сергеевич. Эвакуацией раненых занимался командир санроты Розенштейн Александр Михайлович. Помню, привезли молодого солдата, почти мальчика. У него была оторвана одна нога и раздроблены кости другой. Он много потерял крови. До сих пор в ушах звучит его мольба: „Спасите меня, я жить хочу“. Мы оказали ему необходимую помощь, но он все же умер»[62].
По плану наступления стрелковые дивизии должны были по достижении рубежа реки быстро навести переправы для танков, но, как оказалось в реальности, это было гораздо легче написать, чем сделать. Конечно, дивизионные сапёрные подразделения располагали силами и средствами, чтобы навести нужное количество переправ в срок, и теоретически могли обеспечить проход танков вовремя, если бы работы шли без помех!
Но смелый штабной расчёт явно исходил из предположения о том, что под ударами нашей пехоты враг будет выбит с рубежа реки и не сможет помешать сапёрам в наведении переправ, а фронтовая авиация надёжно прикроет район переправ от ударов вражеских бомбардировщиков. В действительности же ни того, ни другого не случилось. Более того, на центральном участке наступления, где 340 и 193 сд вообще не смогли выйти к реке, немецкие войска получили возможность с занятых ими высот вести прицельный огонь по району переправ с фланга. В результате вышедшие к реке части 167 сд лишились спасительного мёртвого пространства, где они могли бы частично укрыться при обстреле с южного берега, и оказались под перекрёстным огнём с обоих берегов Большой Верейки.
Провалились и расчёты на прикрытие района операции истребителями, появлявшимися здесь лишь эпизодически, в результате чего вскоре в небе над полем боя стала всё чаще появляться вражеская авиация. Под её ударами раз за разом срывалось наступление наших стрелковых частей, прекращали атаку танки, а сапёры не столько строили переправы, сколько спасались от бомбёжек и обстрелов в щелях и воронках у реки, а то и прямо в воде под обрывистым берегом. В таких условиях и проходило наведение переправ через Большую Верейку 21 июля 1942 года.
С продвижением наших войск через оставленные немецкие позиции, и особенно с выходом их к реке, всё более явной стала и другая угроза для наступающих — мины. Перед отходом немцы успели заминировать дороги, объезды, наиболее вероятные пути выдвижения к реке, но особенно густо — сами места возможных переправ. Причём в освобождённой Большой Верейке наши бойцы зачастую встречались с оставленными врагом минами-ловушками, растяжками и тому подобными «сюрпризами», косвенно говорящими о спланированности немецкого отхода и его инженерном обеспечении.
Комиссар 27 тбр доносил: «При занятии нашими частями деревни Большая Верейка всё село было заминировано. Обнаружено следующее минирование:
1. На крыльце у двери лежал человек без ног, но жив. Бойцы подошли взять человека, но при его взятии произошёл взрыв мины, человек был заминирован.