Глава 12
БУДКА ОБХОДЧИКА
Вторую неделю стоял эшелон на станции Низковка.
— Бахмач не принимает, не хватает паровозов, — объяснял Генка.
Он, как сын машиниста, считал себя знатоком железнодорожных дел.
Генка ехал теперь в эшелоне на легальном положении. Отец разыскал его, отодрал за уши и хотел увезти обратно в Ревск, но Полевой и Мишина мама вступились за Генку.
Полевой увел отца Генки к себе в вагон. О чем они там говорили, неизвестно, но, выйдя оттуда, отец хмуро посмотрел на Генку и объявил, что сегодня он его не заберет, а вернется в Ревск и — «как решит мать».
На другой день он опять приехал из Ревска, привез Генкины вещи и письмо тете Агриппине Тихоновне. Он долго разговаривал с Генкой, читал ему наставления и уехал, взяв с Мишиной мамы обещание передать Генку тете «с рук на руки».
А эшелон все стоял на станции Низковка. Красноармейцы разводили между путями костры, варили в котелках похлебку. По вечерам в черной золе тлели огоньки, в вагонах растягивалась гармошка, дребезжала балалайка, распевались частушки. Взрослые сидели на разбросанных шпалах, на рельсах или просто на земле. Они разговаривали о политике, о железнодорожных порядках, о боге, но больше всего о продовольствии.
Продовольствия не хватало, и вот однажды Миша и Генка отправились в лес за грибами.
Лес был далеко, верстах в пяти. Мальчики вышли рано утром, рассчитывая к вечеру вернуться, но получилось иначе.
Идти пришлось не пять верст, а больше. Дорогу им объяснили неправильно. Они проплутали целый день, и, когда наконец насобирали грибов и двинулись обратно, уже смеркалось. Пошел дождь, и тучи совсем затемнили небо.
«Почему так неравномерно расположены шпалы под рельсами? — думал Миша, шагая рядом с Генкой по железнодорожному полотну. — Никак нельзя ровно идти: один шаг получается большой, другой маленький. По простой дороге и то лучше».
Дорога шла по насыпи, бескрайными полями. Изредка далеко-далеко, сквозь пелену дождя, виднелась деревенька и как будто слышалось мычанье коров, лай собак, скрипенье журавля на колодце — те отдаленные звуки, что слышатся в шуме дождя, когда далеко в вечернем тумане путник видит поселение.
Уже в темноте они добрались до будки обходчика. Отсюда до Низковки три версты.
— Давай зайдем, — предложил Генка.
— Незачем. Только время терять.
— Чего мокнуть под дождем? Переночуем, а завтра пойдем.
— Нет. Мама будет беспокоиться, и эшелон могут отправить.
— Фью! — свистнул Генка. — Его еще через неделю не отправят. Потом, ведь мы идем со стороны Бахмача, так что увидим. Зайдем! Хоть воды выпьем.
Они постучали. В ограде залился бешеным лаем пес, потом за дверью раздался женский голос:
— Чего надоть?
— Тетенька, — тоненьким голоском пропищал Генка,— водицы испить.
Пес за оградой заметался на цепи и залился пуще прежнего.
Стукнул засов, дверь открылась. Через тесные сени мальчики вошли в низкую просторную избу.
Кто-то завозился на печи, и мужской старческий кашляющий голос спросил:
— Матрена, кого впустила?
— Сынков, — ответила женщина, почесывая бок и зевая. — Водицы просят. По грибы, чай, ходили? — спросила она у ребят.
— Ага.
— Идете куда?
— В Низковку.
— Далече, — протянула женщина. — Куда же вы на ночь-то глядя?
— Да вот, тетенька, — ухватился за это замечание Ген-ка, — я и то говорю. Может, пустите нас переночевать?
— Чего ж не пустить! Места не жалко. Куда ж вы ночью под дождем пойдете? Ишь, как сыплет,— говорила женщина, стаскивая с печи и постилая на полу тулуп,— да и лихие люди ионе шатаются, а то и под поезд попадете. Вот, ложитесь. До света вздремнете, а там и дойтить недолго.
Она набросила крючок, задула лучину и, кряхтя, полезла на печь. Ребята улеглись на тулуп и быстро уснули.
Глава 13
БАНДИТЫ
И приснилась Мише какая-то неразбериха. Жеребенок вороной с коротким развевающимся хвостом. Он резвится, вскидывая задние ноги, он мчится по полю у подножия отвесной скалы. Все смеются: Полевой, дедушка, Славка, Никитский… Смеются над ним, над Мишей. А жеребенок то остановится, нагнет голову, капризно машет ею, то брыкнет ногами и опять мчится по полю.
Вдруг… это не жеребенок, а конь, огромный вороной конь. Он с разбегу кидается на скалу, на совершенно отвесную скалу, и взбирается по ней…
Он взбирается по ней, как громадная черная муха, а Никитский стучит по дереву рукояткой нагайки: «Держи коня, держи коня!»
Конь взбирается все медленней и медленней. «Держи коня, держи коня!» — кричит Никитский. Вдруг лошадь отрывается от скалы и со страшным грохотом летит в пропасть…
Грохот прервался у Мишиных ног: ведро еще раз звякнуло и утихло.
— Держи коня! — опять крикнул кто-то из избы во двор и выругался: — А, черт, поставили ведро тут!..
Чиркнула спичка. Тусклая лучина осветила высокого человека в бурке. На дворе ржали лошади и заливался неистовым лаем пес.
— Это кто? — спросил человек в бурке, указывая нагайкой на лежащих в углу ребят.
— Ребятишки со станции, по грибы ходили, — хмуро ответил хозяин. Он стоял в исподнем, с лучиной в руках; всклокоченная его борода тенью плясала по стене. — Да они спят, чего вы беспокоитесь!..
— Поговори!.. — прикрикнул на него человек в бурке. Он подошел к ребятам и нагнулся, вглядываясь в них. И в ту секунду, когда, притворясь спящим, Миша прикрыл глаза, над ним мелькнул колючий взгляд из-под черного чуба и папаха… Никитский!
Никитский подошел к обходчику:
— Прошел паровоз на Низковку?
— Прошел, — угрюмо произнес старик.
— Ты что же, старый черт, финтить? — Никитский схватил его за рубашку на груди, скрутил ее в кулаке, притянул к себе, и голова старика откинулась назад.
— Греха, — прохрипел старик, — греха на душу не приму…
— Не примешь? — Никитский, не выпуская обходчика, ударил его по лицу рукояткой нагайки. — Не примешь? Через час должен поезд пройти, а ты в монахи записался? — Он еще раз ударил его. Старик упал. Никитский выбежал во двор. Некоторое время там слышались голоса, конский топот, и все стихло. Только пес продолжал лаять и рваться на цепи.
Через час должен пройти поезд! С Низковки! Паровоз туда уже вышел… Может быть, их эшелон? И вдруг страшная догадка мелькнула в Мишином мозгу: бандиты хотят напасть на эшелон!.. Миша вскочил. Что же делать? Как предупредить? За час они не добегут до Низковки…
На полу стонал обходчик. Возле него, охая и причитая, хлопотала старуха.
Миша растолкал Генку:
— Вставай! Слышишь, Генка, вставай!
— Чего, чего тебе? — бормотал спросонья Генка.
Миша тащил его. Генка брыкался, пытался снова улечься на тулуп.
— Вставай, — шептал Миша, — вставай! — Он тряс Генку: — Вставай! Здесь Никитский… Они хотят на эшелон напасть…
Ребята тихонько выбрались из сторожки.
Дождь прекратился. Земля отдавала влагой. С крыши равномерно падали капли. Полная луна освещала края редеющих облаков, полотно железной дороги, блестящие рельсы. Пес во дворе не лаял и не гремел цепью, а выл жутко и тоскливо.
Мальчики в ужасе бросились бежать. Они бежали по тропинке, идущей вдоль насыпи, и остановились, увидев на путях темные фигуры людей. Послышался лязг железа — бандиты разбирали путь.
Это было самое высокое место насыпи перед маленьким мостиком, перекинутым через глубокий овраг. К оврагу спускалась рощица. Мальчики услышали а ней ржание лошадей, шорох, хруст ветвей, приглушенные голоса. Тихонько спустились они с насыпи, обогнули рощу и снова помчались во весь дух.
Холодный рассвет все ясней и ясней очерчивал контуры предметов, раздвигал дали. Вот видны уже станционные огни. Мальчики бежали изо всех сил, не чувствуя острых камней, не слыша шума ветра. Вдруг донесся отдаленный протяжный гудок паровоза. Они на секунду остановились и снова понеслись вперед. Они ничего не видели, кроме изогнутых железных поручней паровоза, окутанных клубами белого пара. Поручни эти всё увеличивались и увеличивались, стали совсем громадными и заслонили собой паровоз.
Миша хотел ухватиться за них, как вдруг чья-то сильная рука остановила его… Перед мальчиками стоял Полевой.
— Ну, — строго спросил Полевой, — где шатались?
— Сергей Иваныч… — Миша тяжело дышал, — там Никитский…
— Где? — быстро спросил Полевой.
— Там… в будке обходчика… Они в овраге сейчас…
— В овраге? — переспросил Полевой.
— Да.
— Вот как… — Полевой на секунду задумался — А мы их тут ждали… Ну ладно, разведчики! А теперь марш в вагон! И смотрите: больше из вагона не вылезать, а то под замок посажу…