— Он, и его жена, и дети.
— Слишком старые, такие я убрать не могу, — сказала она. — Пока не могу.
Он взглянул на девочку, но она только улыбнулась, приложила палец к губам и потянулась за расческой.
Потом она попыталась расчесать его спутанные волосы. Его причесывали впервые в жизни. «Играет со мной, как с куклой, — подумал он. — Как со своим Конрадом». Но он не возражал. Он наслаждался каждой минутой их встречи. Впервые в жизни он не чувствовал себя одиноким и каждое утро надеялся, что увидит Элиссу.
В тот день, когда они расстались, он первым делом вывалялся в пыли, взлохматил волосы и вымазал грязью лицо. К чему хозяину знать об их встречах?
Однако на этот раз Конрад явился в таверну чистым и причесанным, хоть и в лохмотьях. Теперь ему было наплевать. Теперь Бранденхаймер ему ничего не сделает.
В тот день, на берегу реки, Элисса впервые заговорила о его глазах. Раньше, когда он замечал, что она ловит его взгляд, то старался отвернуться.
— У тебя странные глаза, Конрад, — сказала она.
Он немедленно прикрыл их руками — жест понятный, но бесполезный: колдунья Элисса умела видеть и сквозь них.
— Не надо, — сказала она, дергая его за руки.
— Зачем тебе мои глаза? — спросил он, заглядывая ей в лицо. Ее глаза были такими же черными, как и ее волосы, как стрелы, которые она ему подарила. — Что ты там видишь?
— А ты? — эхом отозвалась она.
— Ничего! — отрезал он и зажмурился. — Все, — добавил он немного погодя.
Больше о глазах они не говорили.
До сегодняшнего дня. Все было по-прежнему. Почти. Время, место. Изменились только они сами. Они выросли. Они стали ближе друг другу, знали друг о друге все. И вместе с тем что-то их разделяло.
— У тебя странные глаза, Конрад, — сказала Элисса. Опять.
И тем самым нарушила их негласный договор о молчании. Раньше он никогда не говорил с ней о колдовстве, о тех вещах, которые она могла делать с его помощью, а она никогда не говорила с ним о его глазах, вернее, об одном из них — левом.
Его слепом глазе.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
И больше никто не помнил, что здесь когда-то находилось — или могло находиться.
Будущее целого мира складывается из мелких деталей, довольно незначительных, если судить о них с точки зрения великого целого. Вместе с тем каждая из этих деталей составляет неотъемлемую часть единой схемы, и кто может сказать, что окажется важнее для будущих столетий.
После того дня мир неуклонно катился к царству Хаоса. Появись на этом пути какое-либо препятствие, его немедленно бы убрали, как ту деревню.
Большая часть нападавших понятия не имела, зачем они это делают; впрочем, это их и не интересовало. Битва — вот единственное, что было им нужно.
Сражение или просто кровавая резня — разницы они не ощущали. Результат был всегда один и тот же: боль и муки, пытки и смерть. Смерть врагов, союзников, своя собственная — всего лишь признаки вечной войны.
Единственным смыслом их жизни была смерть, и в этом захватчики значительно преуспели. Они жили ради смерти — и должны были умереть…
Конрад не видел того, что видела Элисса, что видели люди. Он никогда не видел своего лица, своих глаз.
Элисса часто говорила ему, что у него странные глаза. Что она имела в виду — их внешний вид или что-то иное, он не знал. Глаза самой Элиссы были темными и глубокими, как омут, и видела она гораздо больше, чем ему говорила. Впрочем, он тоже видел то, что было ей недоступно, но предпочитал об этом молчать.
На следующий день Элисса принесла с собой зеркало.
Было раннее утро. То место, где он когда-то убил тварь, превратилось теперь в луг — лес отодвинулся еще дальше после того, как в нем поработали лесорубы.
Чтобы их не заметили, Элисса и Конрад стали встречаться подальше от моста.
— Ты ведь себя никогда раньше не видел? — спросила она, глядясь в зеркало, и, откинув со лба черную прядь, заправила ее за ухо. — Смотри. — И протянула ему зеркало. — Только осторожнее, я не хочу, чтобы какой-нибудь урод разбил стекло!
Он не слушал. Не отрывая глаз, он смотрел на предмет в ее руке. Овальной формы, в серебряной оправе. Даже его ручка и задняя часть были из серебра, в которое были вставлены блестящие красные и желтые стеклышки. На гладкой поверхности зеркала отражалось небо.
— Почему разбил? — спросил он, отодвигаясь.
— Это шутка, — сказала она и хотела сунуть зеркало ему в руки.
— Шутка? — Он отодвинулся еще дальше.
— Считается, что если в зеркало посмотрится урод, то стекло разобьется.
Наверное, это зеркало стоит целое состояние. Красные и желтые вкрапления были не стеклом, как он догадался, а драгоценными камнями. Серебро и драгоценные камни — и в такую вещь Элисса запросто смотрится!
— Ты что, боишься? Он боится, боится, боится!
В каком-то смысле она была права, но Конрад рассердился. Выхватив из ее рук зеркало, он осторожно поднес его к лицу.
Раньше он видел свое отражение только в воде. Он имел общее представление о своей внешности, но вот о глазах не знал ничего. Кажется, они ничем не отличаются один от другого, только один — левый — совсем не видит.
Как-то раз, несколько лет назад, он попытался разглядеть свое отражение в начищенной солдатской кирасе. Но и это ничего не дало.
В их деревне даже стекло было редкостью, а уж что касается зеркал, то они были только в усадьбе Кастринга. О зеркалах он и узнал от Элиссы, а ее зеркальце наверняка было привезено откуда-то издалека.
Конрад видел себя впервые в жизни.
Задыхаясь от волнения и хлопая глазами, он смотрел на незнакомца, который, точно так же хлопая глазами, смотрел на него. Копна растрепанных волос, ни светлых, ни рыжих, а что-то среднее. Волосы такого цвета он прежде не видел.
Бросив быстрый взгляд на Элиссу, он заметил, что она улыбается.
Приподняв зеркало и заслонившись от нее, он стал рассматривать свои глаза.
Ничего особенного, глаза как глаза, светло-зеленого цвета. Но вот за его спиной блеснули яркие лучи солнца, и он немного сдвинул зеркало, чтобы его не слепил свет.
И тут он заметил странную вещь: в лучах солнца один его глаз потемнел, приобретя темно-зеленый цвет, а другой, наоборот, стал светлее, пожелтел — и превратился в золотой…
Его глаза были совершенно разного цвета.
Один был золотым. Другой — зеленым. Так вот почему Элисса говорила, что у него странные глаза.
И один его глаз видел. Другой — нет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});