Изабелла нарезала круги поблизости от нас с Матильдой, точно хищная рыба, учуявшая кровь.
— Дожидается, пока я вас покину, — пояснила госпожа Дорен. — Сегодня мы с ней уже виделись. Я была несколько не в духе, так что теперь карга опасается приближаться ко мне.
Я уже знала, что вражда Изабеллы и Матильды длится более двадцати лет, но что именно послужило ее причиной, выяснить достоверно мне так и не удалось. Сплетники говорили разное: и что дамы поссорились, появившись на Зимнем балу в одинаковых платьях, и что они не поделили некоего мужчину, и что Матильда нелестно высказалась в адрес Изабеллы при самом короле Кире, ныне покойном отце Карла. Сама Матильда о причинах давней размолвки не заговаривала, а спрашивать у Изабеллы я не собиралась.
— Тогда, пожалуй, я буду держаться вас весь вечер, — сказала я. — Не хочу, чтобы Изабелла вцепилась в меня клещом.
И ближайшие полчаса не отходила от Матильды, но потом ее подозвала к себе Каролина. Поскольку слащавый красавчик Арамеус все ее стоял рядом с принцессой, госпожа Дорен состроила страдальческую гримасу, но ослушаться ее величества не осмелилась и с неохотой отошла от меня.
— Вам здесь скучно, не так ли? — раздался незнакомый низкий голос с хрипотцой за моим плечом.
Я даже не сразу поняла, что незнакомец обращается ко мне. А повернувшись, обнаружила неслышно подошедшего Пабло. Уголки его губ едва заметно приподнимались в улыбке, в темно-серых глазах плясали насмешливые искорки.
— Спорим на любую ценность из моей коллекции, что вам надоело это сборище?
— Похоже, вы сами от него не в восторге, — парировала я.
Путешественник театрально вздохнул.
— Что поделать, при моем образе жизни приходится поддерживать хорошие отношения с теми, кто близок к вершинам власти. Было бы очень неудобно, если бы в один прекрасный день мне запретили выезд из страны, например. Или наложили по надуманной причине арест на мое имущество, пока я нахожусь в экспедиции. Да мало ли как можно осложнить жизнь человеку, если имеются и желание, и возможности. И даже сейчас я в невыгодном положении.
— О чем вы? — не поняла я.
— Моя прекрасная собеседница явно знает, кто я такой и чем занимаюсь. А вот я даже не подозреваю, с кем имею честь беседовать.
— Это легко исправить. Мое имя назовет вам любая из присутствующих здесь дам.
— Тогда избавьте меня от напрасных хлопот и назовите его сами.
Его нахальство, больше подходящее мальчишке, нежели взрослому, умудренному опытом путешественнику позабавило меня.
— Почему нет? Меня зовут Северина Леонора дель Лерой.
— Дель Лерой, — задумчиво повторил Пабло. — Я наслышан о вашей трагедии. Примите мои соболезнования.
Я слегка наклонила голову.
— Кстати, у меня имеется одна вещь, которая могла бы вас заинтересовать, госпожа дель Лерой. Если пожелаете, мы могли бы обсудить этот вопрос.
Вся моя симпатия к Фиоре мгновенно улетучилась, на смену ей пришло глухое раздражение.
— Вы желаете мне что-то продать?
— Нет, вы меня неверно поняли. Я и сам не захотел бы расстаться с той вещью, о которой упомянул. Это старинный манускрипт, который попал мне в руки весьма загадочным образом, и я им дорожу.
— Тогда зачем вам понадобилось показывать его мне?
— Не просто показывать, госпожа дель Лерой. Я мог бы одолжить его вам на несколько дней.
Мне уже изрядно надоели загадки, из которых, казалось, теперь складывалась вся моя жизнь. Я посмотрела Пабло в глаза и отчеканила:
— Либо вы прямо говорите, что вам нужно, либо мы немедленно прекращаем этот глупый разговор.
— Я привожу из своих поездок разные диковинки, госпожа дель Лерой, — мягко ответил Пабло. — И однажды у меня в руках оказалась старинная рукописная книга. Это длинная история, если вы не возражаете, то ее я расскажу вам позже. Все равно долгой беседы у нас сейчас не получится, поскольку скоро кто-нибудь обязательно вклинится в наш разговор. Могу сказать только, что в этой книге описывается история возникновения Черты и упоминается ваша семья. Если вас заинтересовало мое предложение, то мы можем встретиться завтра.
— Хорошо, — решилась я. — Завтра утром, возле рыночной площади. Там есть трактир "Три гуся", где мы вряд ли встретим кого-либо из светских особ. И еще — я приду не одна.
Фиоре слегка поклонился.
— Как вам будет удобно. Надеюсь только, что ваш спутник окажется достоин оказанного ему доверия.
Тут, как и предполагал Пабло, наш разговор прервали бурные аплодисменты. Оказывается, Арамеус согласился прочесть отрывок из своей новой поэмы, и дамы, шурша платьями, поспешили рассесться по стульям и кушеткам. Рядом со мной оказалась Изабелла и потянула меня за руку к ближайшей софе.
— Присоединяйтесь к нам, господин дель Фиоре, — промурлыкала она. — Здесь как раз хватит места на троих.
Пабло чинно уселся рядом со мной и преувеличенно внимательно уставился на Арамеуса. Поэт принял картинную позу, слегка отставил в сторону левую ногу, прижал правую руку к груди, поднял взгляд к потолку и начал:
— Что есть любовь? — И боль, и вдохновенье,
И радости мерцающий туман,
И каждое чудесное мгновенье,
Что делится отныне пополам.
Пабло подозрительно закашлялся, я закусила губу. Изабелла взирала на поэта с равнодушным видом, Матильда, сидящая у окна, открыто ухмылялась. Большинство же разновозрастных дам с трепетным волнением внимали той чуши, что нес Арамеус.
— И звездами расчерченная ночь
Пусть примет нас в нежнейшие объятья,
И не дадим мы удалиться прочь
Мгновеньям ослепительного счастья.
Вещал поэт на редкость вдохновенно: то раскидывал руки, будто обнимая благодарную аудиторию, то прижимал ладони к груди, закатывал глаза, картинно вздыхал. Плечи Пабло тряслись от беззвучного хохота, да и я изо всех сил сдерживалась, чтобы не рассмеяться.
— И что они все находят в этом позере? — слегка повернув голову, шепнула я.
Конечно, мой вопрос могла расслышать и Изабелла, но меня это волновало мало.
— Фактура, — едва слышно ответил Пабло. — Локоны, подвитые ресницы, голубые глаза, жемчужные зубы, стройная фигура. Представьте, что подобные, с позволения сказать, поэмы читал бы низкорослый толстячок с залысинами. Да эти же дамы брезгливо морщили бы тогда свои припудренные носики.
Я вынуждена была согласиться: внешность Арамеуса явно работала ему на пользу. Вполне возможно, что восторженные почитательницы даже не вникали в смысл произносимых им фраз.
— Приди ко мне, прекрасное виденье,
И дай мне насладиться красотой,
О Света наилучшее творенье…
Декламацию прервали резкие хлопки.
— Бесподобно! — язвительно произнесла Матильда. — Арамеус, на сей раз вы превзошли себя. Какая неповторимая чушь!
Дамы неодобрительно загудели. Я не сдержалась и все-таки прыснула со смеху, догадавшись прикрыться веером — слишком уж забавное выражение лица сделалось у поэта. Он явно не был готов к подобной реакции на свое творение.
— Как грубо, — прошипела Изабелла мне в ухо. — Все-таки эта Дорен — на редкость вульгарная особа.
Как ни тихо она говорила, но чуткий слух Пабло уловил ее слова.
— Однако же она выразила и ваши мысли, не так ли? — проницательно спросил он. — Вы ведь тоже далеко не в восторге от поэзии Арамеуса?
— Я, во всяком случае, не озвучиваю свое мнение, — с видом оскорбленного достоинства процедила Изабелла.
Пабло слегка склонил голову.
— Действительно, и как я не заметил? Нижайше прошу прощения.
Впервые на моей памяти Изабелла растерялась. В раскаяние Фиоре она точно не поверила, и я была уверена, что дама желает съязвить в ответ. Но знаменитый путешественник был обласкан высочайшей семьей, а Изабелла, как женщина деловая, не желала портить отношения с ее высочеством из-за ерунды. Я видела, как она колеблется между желанием достойно ответить на выпад и разумной необходимостью промолчать. Наконец прагматичность взяла верх, и Изабелла кисло улыбнулась.
— Вы такой шутник, господин дель Фиоре, ха-ха! — натужно выдавила она. — Кстати, вы случайно не знакомы с Фернаном, моим сыном?
— Случайно нет, — с любезной улыбкой ответил Пабло. — Если я не ошибаюсь, он не учился в Университете.