Он занимается всем. С инженерами-дорожниками намечает новые трассы, с мостовиками определяет, где будет перекинут мост, с архитекторами выбирает площадки для поселков, с врачами обсуждает санитарные мероприятия.
Во время инспекционных поездок его служебную машину часто останавливают техники и производители работ. Здесь нужно дать технический совет, тут показать, как улучшить организацию труда. Его указания ясны и понятны.
Но странно, необычно, что господина директора интересует не только площадь осушенных болот или количество километров проложенной дороги, он требует сведений о заработке туземцев-чернорабочих, об их снабжении, их жилищных условиях. И горе тому, кто решится заставить выйти на работу заболевшего землекопа или замахнуться на оступившегося подносчика, уронившего носилки. Мейнхеер Рутгерс не кричал, но голос его звучал так, что надсмотрщик бледнел.
Голландский резидент в своих отчетах правительству отмечает успешную деятельность директора управления. Рутгерсом довольны. Многие голландские фирмы, имеющие в Индии свои филиалы, обращаются к нему за консультацией. Он участвует в разработке планов строительства на других островах — Яве, Целебесе и Бали. Себальд часто выезжает в отдаленные области архипелага. Иногда его сопровождает Барта. Во время этих поездок Себальд интересуется бытом населения, его нравами, обычаями. Он восхищается богатствами тропиков, плодородием земли, мощной растительностью, сдержанным достоинством индонезийцев.
Все ясней становится ему, как жестоко и бессмысленно калечит страну колониальный режим. Природные богатства расхищаются. Люди унижены. На работах в государственных предприятиях положение рабочих-туземцев еще сносно. Но на каучукозых и табачных плантациях на восточном берегу Суматры, где в основном работают законтрактованные китайцы и яванцы, так называемые контракт-кули, оно граничит с рабством. Непосильный труд, полуголодный быт, насилие. Чем дальше от центра, тем сильнее произвол и беззаконие. Да и сами законы созданы теми, в чьи карманы течет прибыль.
А вербовка и контрактация? Во время одной из поездок с Явы на Суматру Себальд спустился с палубы в темный трюм. Там около тысячи человек. Теснота, воздуха не хватает. Душераздирающий плач. Несколько туземцев, которых послали вместе с вербовщиками в качестве приманки, рассказывают о прекрасной жизни на островах.
Особенно отчаянно положение женщин, а их здесь больше половины. Обманом или хитростью вырванные из родной деревни, они лишь сейчас понимают, что их ждет. Молодые должны удовлетворять все желания экипажа парохода. Право на выбор девушки соответствует рангу и положению члена команды.
Себальду известен случай, когда одну из законтрактованных девушек пришлось отправить обратно на родину. Ее возраст был намного ниже, чем разрешалось правилами вербовки.
При осмотре обнаружилось, что девушка заражена сифилисом. «Как это случилось?» — спросил врач. «Я так ужасно хотела пить, а буфетчик обещал мне стакан лимонада, если я буду его слушаться», — ответила она.
Поздним вечером долго светится окно в кабинете Себальда. Отдыхает Барта. Разметавшись, спят набегавшиеся за день Ян и Вим. Спит маленькая Гертруда. А Себальд все еще за письменным столом. Надо ответить товарищам трибунистам, с которыми поддерживается оживленная переписка. Надо записать новые мысли, впечатления, отдельные факты. Блокноты полнятся цифрами, заметками. Через много лет они станут основой двух книг: «Крестьянский вопрос» и «Индонезия».
А наутро опять мосты, дороги, каналы. Так идут дни, месяцы, годы.
Август 1914-го. В Европе война. Шовинистический дурман охватил народы. Себальд знает положение из писем друзей и товарищей по партии, из газет и журналов. Он уверен: война кончится через несколько месяцев и настанет время великих социальных сдвигов. Скорее вернуться в Голландию, принять участие в грядущей борьбе. Ссылаясь на резкое сокращение кредитов и свертывание строительных работ, инженер Рутгерс просит расторгнуть контракт на год раньше срока.
Себальд и Барта сидят над картой, намечая обратный путь: Китай, Япония, Америка, Европа. Чемоданы уложены.
В марте 1915 года Рутгерсы покидают Суматру.
Остановка в Сингапуре. Оттуда на первом попавшемся судне через Гонконг до Шанхая. Ничего похожего на чудесную поездку на «Принцессе Юлиане». Старая коробка скрипит, не в силах бороться с начавшимся штормом. Ветер и огромные волны швыряют ее с борта на борт. Себальд еще пытается шутить, но смех его звучит коротко и резко, морская болезнь мучает и его. Одна Барта держится, ласково уговаривает детей.
Наконец Шанхай. Ноги ступают по твердой земле. Ночь в хорошей гостинице. На следующий день они направляются в китайские кварталы.
Узкие шумные улочки, маленькие лавчонки, разнообразные товары разложены порой прямо на тротуарах. Китайские торговцы сгибаются в низких поклонах и наперебой зазывают покупателей. Рутгерсы пьют зеленый чай в не слишком опрятной китайской чайной. Чем дальше от центра, тем уже и грязней улочки, явственней неприкрытая безысходная нищета. К берегам зловонной реки жмутся джонки — каждая приют многочисленной семьи. В этой убогой лодчонке оборванные, полуголодные люди спят, едят, пьют, рожают детей.
К вечеру Барта и дети возвращаются в гостиницу, а Себальд углубляется в примыкающие к гавани кварталы. Темнеет. Красные фонари над дверями публичных домов, ярко накрашенные девушки выходят на ночной промысел, люди как тени проскальзывают в узкие двери курилен опиума. Совсем рядом европейская часть Шанхая — улицы, залитые светом фонарей и огнями реклам. И только рикши напоминают о том, что ты в Китае.
— Везде одно и то же, Барта, — говорит Себальд, вернувшись в гостиницу. — Лучше — хуже, но суть одна. — Он устало проводит рукой по волосам.
Роскошный английский пароход подымается к Ханькоу по голубой Янцзы. Над входом на палубу первого класса надпись: «Китайцам вход воспрещается».
В Ханькоу визитная карточка члена Королевского общества инженеров Голландии открывает перед Рутгерсом все двери. Его видят в гавани, в цехах сталелитейного завода, где полуголые китайцы обливаются потом, загружая в мартены шихту, и отшатываются у леток перед слепящей струей металла. На английской фабрике чайных брикетов работают дети. Их маленькие торопливые руки и бледные лица с грустными боязливыми глазами долго преследуют Себальда.
На обратном пути на день останавливаются в Нанкине. Здесь причудливо сочетаются старина и сегодняшний день. Современные здания и рядом каменные статуи богов, людей, зверей. Каналы и мосты перекрещивают лежащий в низине город.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});