Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гамалиил и Меир. Притча о сандалиях
Меир идет по улице, читая на ходу свиток. Его окликает Гамалиил.
Гамалиил. Меир, не торопись. Давай присядем, я хочу поговорить с тобой.
Меир. Я весь внимание, Рабби.
Гамалиил. Как тебе понравилось празднество? Ах, Акива, Акива, он умеет сделать все по-своему, но так, чтобы все были уверены, что они именно этого и хотели. Никто не сравнится с ним в умении дергать кукол за нитки, не показывая рук.
Меир. Вы же с ним обнялись и помирились?
Гамалиил. А мы и не ссорились. Я просто лишний раз убедился, что с ним надо быть всегда настороже.
Меир. Ты опасаешься Акивы?
Гамалиил. Мы не доверяем людям либо когда знаем их недостаточно, либо когда знаем их слишком хорошо. Акиву я знаю давно и хорошо.
Меир. Ты страшишься его соперничества? Но ты ведь глава Синедриона, а он даже никогда не выдвигал свою кандидатуру.
Гамалиил. Он всегда неизменно отклонял все предложения занять сколь-нибудь значительную должность. Он отказался стать главой Высшего Суда, отказался возглавить Синедрион. Все его хваленая скромность! Помнишь его любимое изречение: «Если кто гордится своими познаниями, тот подобен падали, лежащей на дороге — кто ни пройдет мимо, с отвращением отвернется». Он всякий раз повторяет это со своей знаменитой улыбкой! При этом Акива прекрасно знает, что ни одно важное решение не будет принято без его одобрения. Он избрал для себя самую лучшую позицию: максимум власти при минимуме ответственности. Но самое плохое — этот его интерес к язычеству, к греческим и римским сочинениям.
Меир. Рабби, я не понимаю тебя. Допустим, Элишу ты считаешь отступником, но ведь Акива — признанный руководитель народа, непререкаемый авторитет для всех мудрецов.
Гамалиил. Жаль, что ты не понимаешь меня, Меир. Это тем более странно, что ты обычно все понимаешь с полуслова. Хорошо, я объясню тебе еще раз. Не зря говорили мудрецы наши: «Из-за грехов Израиля возрос Эдом, то есть Рим». Говорят, что когда-то это была узенькая полоска суши между бурным морем и топким болотом. Она увеличивалась в размерах каждый раз, когда еврейский народ нарушал заповеди Господни, отступал от нашей святой Торы, впадал в идолопоклонство.
Меир. Рабби, в историю, что Рим некогда был маленьким островком, верят только простаки.
Гамалиил. Не перебивай меня. Услышь главное в моем рассказе. Господь избрал кровожадных сынов Эдома жезлом наказания Своего, секирой, подрубившей благодатную лозу Израиля. Чем более мы грешим, тем сильнее становится наш враг — Эдом. И главный грех — блудное вожделение к их книгам, к их ложной мудрости. Акива делает Рим сильнее каждый день своей жизни! Пойми, Меир, еврею не должно быть дела до язычников и их книг — всей этой философии, астрономии, математики и прочего. Для каждого еврея это все — идолопоклонство и мерзость. О простом человеке говорится, тем более, о мудрецах и наставниках народа. Все, что необходимо нашему народу для жизни, изложено в нашей святой Торе. Нам не нужны языческие бредни. Как-то твой бывший учитель Элиша спросил меня: «Когда подходящее время, чтобы изучать греческую мудрость?» Я ответил ему: «В тот момент, когда не ночь, и не день».
Меир. То есть, никогда?
Гамалиил. Понимай, как знаешь. Я не жду от язычников ничего хорошего и не желаю им добра. С ними все для меня ясно. С Элишей тоже: он сам перешел к врагу, он — отступник и для него не может быть прощения. С Акивой все сложнее. Отношение к Акиве — это вопрос дисциплины духа. Вот послушай притчу. На поле битвы пешие и конные воины выстроены ровными рядами. Они повинуются приказам военачальника, и готовы по мановению его руки, броситься на врага и умереть. А теперь представь, что перед строем появляется всадник, скачущий на льве. Он выглядит красиво, но он вносит сумятицу в ряды войска. Не думает ли он в одиночку решить исход сражения? Удержит ли он льва? Следует ли теперь же идти за ним, или надо исполнять свой долг и оставаться на месте? Всегда найдутся такие, которых он увлечет своим примером, и строй будет нарушен. Вот и рассуди, пользу он принесет или вред?
Меир. Ты говоришь как настоящий воин.
Гамалиил. Сам я никогда не воевал, но отец мой сражался вместе с Бар Гиорой во время великой войны 60 лет назад. Тогда проклятые римляне сожгли Иерусалим и нечестивый Тит, да перевернутся его кости, разрушил Святой Храм. Отец часто рассказывал мне о той войне, и ее картины стоят перед моими глазами, как будто я пережил все это сам. Понял ли ты мою притчу?
Меир. Да, Рабби. Строй воинов — это мудрецы Израиля, полководец — это ты, всадник на льве — это Акива. Элиша покинул строй, и если теперь часть людей уйдет за Акивой, то строй нарушится окончательно.
Гамалиил. Верно. Ты всегда отличался острым умом. Теперь скажи мне: ты желаешь идти за скачущим на льве, или хочешь стать следующим полководцем?
Меир. (После паузы) Мне кажется, Рабби, одно не исключает другого.
Гамалиил. Это также невозможно, как плясать одновременно на двух свадьбах.
Меир. Я бы предпочел остаться простым воином.
Гамалиил. Хороший ответ. Скажу тебе, как глава Синедриона, я считаю тебя достойным стать моим преемником.
Меир. Но Рабби, ты ведь еще, слава Богу, здоров, бодр и полон сил…
Гамалиил. Благодарение Господу, силы еще есть. Но я чувствую свои лета и боюсь не успеть дописать главный труд моей жизни. Повседневные обязанности начинают тяготить меня. Я бы хотел удалиться в свое поместье и жениться.
Меир. В добрый час! Но, Рабби, разве можно заранее знать за кого проголосуют члены Синедриона? Есть много достойных мужей…
Гамалиил. Твоя скромность похвальна, хотя выглядит такой же показной, как у Акивы. Я уверен, ты знаешь себе цену и осведомлен о том, что эту цену знают другие. Не беспокойся за исход голосования. Решение принимают люди, а на людей всегда можно повлиять.
Меир. Для меня это была бы великая честь.
Гамалиил. Есть только три условия: забыть Элишу, не следовать за Акивой и навести порядок в собственном доме.
Меир. Последний пункт мне непонятен.
Гамалиил. (Резко) Тебя не тяготит брак с Брурией? По-моему, она слишком умна даже для тебя. Ей нужен другой супруг, а тебе нужна другая жена. Что же ты молчишь?
Меир. (В замешательстве) Я не ожидал этого вопроса, Рабби, и не знаю, что ответить…
Гамалиил. Ты уже ответил. Но не торопись говорить, послушай лучше меня. Ты не замечал, как Натан смотрит на Брурию? Как Наоми смотрит на тебя? А уж как ты смотришь на нее! Это же все видят. Иногда наблюдать за вами забавно, иногда — почти непристойно.
Меир. Рабби, это все не то, что ты думаешь…
Гамалиил. Мы же договорились: ты молчишь и слушаешь. Нет ничего страшного в том, чтобы ошибиться в выборе. Такая участь постигает многих. Вот тебе еще одна притча. Некий человек отправился на рынок покупать себе обувь. Все продавцы расхваливают свой товар, но покупатели толпятся возле одного прилавка. Сандалии там продаются очень красивые. Великолепная кожа, тонкая работа, инкрустация золотом и перламутром, глаз не оторвать! Все покупатели хотят купить именно их, протягивают продавцу деньги, галдят. Тут этот человек тоже начинает думать, что ему непременно нужна только эта пара. Он выгребает из кармана все свои деньги, и покупает вожделенные сандалии. О счастье, теперь они принадлежат ему! Однако, придя домой, человек обнаруживает, что ходить в новых сандалиях ему невмочь. Они действительно великолепны, спору нет, но сшиты не для него. Они ему не по ноге, жмут, натирают, каждый шаг дается с трудом. Бедняга с удовольствием ходит вовсе босым. Но отказаться от сандалий он не может, ведь это предмет его гордости. Так он и страдает день за днем.
Меир. Уверяю тебя, Рабби, что я…
Гамалиил. (Перебивает) Иной раз найти выход из затруднительного положения куда проще, чем тебе кажется. Надо только посмотреть на вещи с другой стороны. Обдумай слова мои, Меир. И помни: женщины легкомысленны!
Сцена во дворе и в доме у Меира. Натан, Брурия, Меир, Наоми
Натан провожает Брурию и Наоми до дома.
Брурия. Ну, вот мы и дома. Спасибо, Натан, за приятную компанию. Ты нас так развлекал, что мы и не заметили, как дошли. Недаром говорят, что самая короткая дорога всегда бывает с интересным собеседником.
Наоми. Сколько ты, оказывается, знаешь разных историй! С тобой ни одной девушке не будет скучно.