— подхватило барное яйцо и подвинуло мне ещё один напёрсток.
— Ура! — обрадовался я. — Да здравствует!!!
* * *
Третий напёрсток точно был лишним. Во всяком случае, связь с реальностью я утратил полностью. Ужас! Никогда такого не пил. В животе как было пусто, так и осталось, а в голове зато…
Это немного напомнило, как мы в детстве на советских качелях развлекались. Ну, такие, где колесо от КАМАЗа на четырёх цепях висит. Мы его закручивали по часовой стрелке, а иногда — против, как настроение. Один держал, а двое забирались. Колесо стремительно раскручивалось, вызывая штормовое головокружение.
Потом мы подвели под процесс научную базу и начали играть в бар. Закручивал бармен. Закажешь бутылку водки — он тебе по самое не могу закрутит. Кружка пива — два-три оборота. Эх, детство-детство, ты куда ушло…
В себя я пришёл на улице, в каком-то тёмном укромном уголке между двумя сараями. Мои руки как раз сдёрнули с алеющей Яйцерины занавеску, и тут я замер. Ну, пока связь с реальность отсутствовала, я, кажется, был вполне уверен, знал, что делать, и даже не сильно переживал из-за сальмонеллы. Но вот теперь я резко озадачился происходящим.
— Не останавливайся, Костя, — прошептала Яйцерина.
Блин, да я бы рад не останавливаться! Или не рад?.. Господи, что я вообще делаю со своей жизнью?!
Из затруднительного положения меня выдернул знакомый мерзкий голос:
— Какого яйца тут происходит?!
Я повернул голову и увидел, что единственный выход из нашего закутка заслонили трое яиц.
— А! — Я хихикнул. — Смит Гладкое Яйцо? Да ты крутой. А эти, по бокам — твои яйца?
— Стойте! — заметалась Яйцерина. — Не надо! Я всё объясню.
— Да чё там объяснять, и так всё понятно, — пожал я плечами и отважно шагнул к Смиту.
И тут спину пронзила резкая боль, заставив меня вскрикнуть и упасть на одно колено.
— Так-так-так, — вальяжно произнёс Смит, подкатываясь ко мне. — Похоже, тут переживать не о чем, да?
В невидимой руке рядом с ним появилась металлическая цепь.
Глава 5
Про болты в спине я практически забыл. Вот ведь… Раньше не понимал, как люди умудряются жить со всякими пирсингами — неудобно ведь должно быть! А самому накрутили в спину неведомой хрени — и как так и надо. Ну, на спине не засыпал, само собой, привык на боку.
И вот сейчас, ни в зад ни вперёд, как говорится, болты дали о себе знать. С меня даже хмель слетел от таких изысков. Как будто в позвоночник все эти болты вот прям сейчас закручивают, без наркоза. В глазах потемнело, на губах застыло матерное слово.
Уши будто ватой заложило, но я всё же услышал, как кричит Яйцерина, как Смит Гладкое Яйцо говорит: «Подержите её!». Потом — свист воздуха, рассекаемого цепью.
Я сделал то единственное, что мог — повалился набок. Цепь пролетела сверху. Смит выругался.
Приступ ушёл так же внезапно, как и пришёл, оставив только тошноту, бешено бьющееся сердце и трясущиеся руки-ноги. Ну и хрен с ними, что трясутся. У Смита, вон, их вообще нет. Надо, Костя! Вступиться за честь дамы, и всё такое.
Я приподнялся, встал на одно колено, посмотрел на Смита, который как раз отводил цепь назад для второго удара. Ну и что мне с этим Шалтаем-Болтаем делать? С правой ему пробить? Мысль, конечно, интересная, опять-таки ужин. Но вряд ли это как-то поможет нашей репутации в деревне Яичных Холмов. Да и Яйцерина умом тронется, увидев, как мы с Дианой и Фионой пожираем внутренности её бывшего.
Подумав, я просто вытянул руку и толкнул Гладкое Яйцо.
Результат превзошёл все ожидания. Смит упал и покатился, громко вопя.
— Э! — возмутился сзади один из его подручных (или, вернее, «подъяичных»?), который держал Яйцерину. — Ты страх потерял, яйцо с руками?
Кажется, ребята привыкли, что от них молча выхватывают и говорят «спасибо». Типичные мажорчики, непуганные.
— Сейчас, — сказал Смит Гладкое Яйцо, поднимаясь, как Ванька-встанька, — я тебя убью. Выпущу наружу твой белок. Готовься к смерти!
— Окей, — пожал я плечами, выпрямляясь во весь рост. — Пойду готовиться. Как буду готов — сообщу.
Смит взмахнул цепью. Я, не слишком уверенный в том, что делаю, поднял левую руку, и цепь обвилась вокруг неё. Больно, конечно, но терпимо. Великих сил в яйце не было.
Перехватив цепь, я дёрнул, и другой её конец выскочил из невидимых рук Смита, сам же он чуть не упал к моим ногам, но всё-таки выстоял.
— Белок, говоришь? — сказал я, помахивая цепью. — Белок — это хорошо. Но желток — гораздо вкуснее. Что застыл, придурок? Да я таких, как ты, на завтрак, обед и ужин жру! Нашёл, на кого напрыгнуть, гоголь-моголь тухлый. — Это я вспомнил, как то, другое яйцо обозвало Смита, когда я впервые его увидел.
Видимо, здесь это было страшным оскорблением. Смит завизжал, как яйцедевочка, и прыгнул на меня, целясь острым концом себя мне в лицо. Я машинально поймал его правой рукой и удержал. Тяжёлый, зараза! Килограмм пятнадцать, наверное, чуть не повалил, засранец.
— Отпусти его! — завопили сзади чуть ли не в истерике. — Отпусти, или ей конец!
Завизжала Яйцерина. Я резко повернулся, всё ещё держа в руке Смита. Он дёргался, но сделать ничего не мог, и как-то резко сменил цвет на бледно-голубой. Два его других яичка стояли по обе стороны от Яйцерины. Один держал в невидимой руке нож, который почти касался скорлупы девушки. Яйцерина сделалась мертвенно бледной.
— Всё будет хорошо, Яйцерина, — сказал я.
— Отпусти меня! — визжал Смит. — Убери свои грязные отростки, урод, или они убьют её!
Я уже почти совсем было решился поставить полудурка на землю, как вдруг расстановка сил неожиданным образом изменилась.
На яйцо с ножом невесть откуда спикировал ворон.
— Кастрррррация! — каркнул он и тюкнул клювом.
В скорлупе образовалась маленькая дырочка.
Яйцо задрожало. Нож выпал из невидимой руки. С диким воплем злоумышленное яйцо рвануло к выходу, оттолкнув меня.
— Не упади — мозги расплескаешь, — дружелюбно напутствовала его Диана, входя в наш боевой закуток; следом за ней молча шла Фиона. — Так, в двух словах, кто тут наши?
— Это вражина, — сказал я, аккуратно отдав ей Смита. — И вон тот, рядом с Яйцериной, справа.
Диана, что-то