В один из дней, когда у нас не было утренней репетиции, я поехала в читальный зал Госфильмофонда и заказала папку с вырезками интервью Эльжбеты Гурняк.
– И Зигмунда Кмиты, пожалуйста, – добавила я.
– Выносить материалы из зала нельзя, услуга платная, – предупредил меня пожилой человек в очках. – Тридцать грошей за каждый конверт.
«Как тридцать сребреников», – промелькнуло у меня в голове.
Папку с вырезками о Зигмунде я отважилась попросить только потому, что была уверена – здесь меня не узнают. После довольно долгого ожидания я получила на руки обе папки. Одна была совсем тонкой, вторая – очень пухлой. Начала я с тонкой. На конвертах были проставлены даты, когда были опубликованы статьи. На первом конверте из папки Эльжбеты Гурняк стоял год – 1972-й. Чуть ли не год моего рождения… Моя рука слегка дрожала, когда я вынимала пожелтевшие листы. Первый был вырезкой из цветного издания. Дешевая бумага, напечатанные снимки выглядели будто намалеванные детской акварелью – слишком голубое небо, чересчур розовое тело модели. Меня это озадачило. Как могли попасть сюда эти снимки? Модель в раздельном купальнике была сфотографирована в разных позах. Рубрика гласила: «Давайте познакомимся». И этой моделью была… начинающая молодая актриса Эльжбета Гурняк. Рядом с фотографией было напечатано интервью с ней. А купальник? Наверное, идея фотографа. Я рассматривала ее фотографии со странным чувством – словно подглядывала в замочную скважину. Мне не понравилось, что она согласилась на такую фотосессию. Тем более что в интервью ни слова не говорилось о пляжном отдыхе, речь шла о ее профессиональных планах. А еще о муже и маленькой дочке… Боже, я была младше их дочери… «Вы думаете, вам удастся совмещать свою профессиональную карьеру с домашними обязанностями? С обязанностями матери, прежде всего?» – спрашивала журналистка. «Очень бы хотелось, – отвечала Эльжбета. – Я люблю театр, больше всего мне понравилось играть в „Вишневом саде“. Роль была маленькая, я играла Дуняшу, горничную. Мечтаю еще сыграть что-нибудь из русской классики…» В этих нескольких конвертах (кстати, бывали периоды, когда в прессе о ней не упоминалось ни единым словом) была заключена жизнь женщины, которую я не знала, но на судьбу которой повлияла фатальным образом. Если бы не я, ее муж по-прежнему каждый день возвращался бы домой, а ведь именно этого она и хотела. Чтобы возвращался. Чтобы она могла сказать себе, что пожертвовала карьерой актрисы ради семьи, но это был ее сознательный выбор. «Я на самом деле счастлива, что моя жизнь такая, какая есть. Я отказалась от сцены лишь потому, что хотела иметь нормальную семью, мужа, детей». Когда она об этом говорила, у нее уже было двое детей. На протяжении этих лет она еще несколько раз давала интервью. И в каждом из них говорила одно и то же: муж и дети дают мне чувство защищенности. В последний раз она упоминала об этом в интервью по случаю выхода на экран какого-то сериала, в котором она сыграла вместе с Зигмундом. Немало удивила меня еще одна большая вырезка с ней, где она вновь выступила в роли модели. На сей раз это были фотографии в роскошном глянцевом журнале для женщин – Эльжбета Гурняк с профессионально выполненным макияжем, в изысканных туалетах. В лучах яркого солнца, в дождь под зонтом. Ее лицо выглядело как маска. Странная прическа, тонны туши на ресницах и подводки на веках. И подпись: «Я делаю то, что мне нравится! Меняю свою жизнь, даю ей пинка!» Номер был прошлогодний. Ей хотелось продемонстрировать себя и доказать всем, что, несмотря на уход мужа, она не расклеилась, не опустила руки. И способна «дать жизни пинка»… С болью в сердце я раскладывала вырезки по конвертам и убирала в папку с тесемками. Торопиться домой к Зигмунду мне почему-то расхотелось. Передо мной сейчас лежала папка, заключавшая в себе его профессиональную жизнь. Развязав тесемки, я взяла из нее самый последний конверт. Интервью, которое я не перечитывала с того времени, когда мы еще не жили вместе. Журналист задает вопрос: «Для моего поколения вы были идолом. Казалось, что вы взлетите высоко. Вы чувствуете свою ответственность за то, что так и не произошло?» Зигмунд: «Что значит „высоко“? Я сыграл более чем в ста фильмах. Это, по-вашему, как? Высоко? В смысле количества?» Журналист: «Я имел в виду качество». Зигмунд: «Не моя вина, что большая часть этих фильмов не удалась. А поскольку я в них снимался, мне приклеили ярлык гламурного актера». Журналист: «Вы собираетесь бороться дальше за первое место в нашем кинематографе?» Зигмунд: «Скорее нет, чем да». Журналист: «Каковы ваши творческие планы?» Зигмунд: «Знаете, мне хотелось бы влюбиться… так, как это бывает только в юности…»
Когда я вышла на улицу, небо нахмурилось и начал накрапывать дождь, который перешел в ливень. Зонтика у меня с собой не было, и очень быстро я вымокла до нитки. «Мне хотелось бы влюбиться… так, как это бывает только в юности…» Ах вот оно что. Я должна была стать его новой игрушкой, старую он убрал на антресоли.
* * *
Странное ощущение появляется, когда живешь не по календарю. Мне казалось, что я контролирую ситуацию, знаю, когда наступает день, когда на город спускается ночь. И как давно я здесь, тоже знаю. А на самом деле выходит, что я потеряла счет времени… По-моему, мне уже хочется вернуться, но немного страшно: на то, чтобы просто поднять веки, мне так же трудно решиться, как и на то, чтобы решиться пойти к ней…
* * *
Адрес я переписала из паспорта Зигмунда. Взяла такси и поехала, но таксисту велела остановиться за несколько кварталов от дома, где она жила. Забор из рабицы, небольшой ухоженный палисадник, крыльцо, входная дверь. Все одинаковое, как и у других домиков, стоящих в ряд и соединенных между собой. Нажимаю на кнопку звонка у калитки, сердце бешено колотится.
– Кто там?
– Мне нужна Эльжбета Гурняк.
– По какому вопросу?
– Меня зовут Александра Полкувна.
– Как вас зовут, я знаю. Не знаю только, чего вам от меня понадобилось.
– Не могу же я говорить об этом по домофону.
Пауза, потом звук зуммера, открывающего калитку.
Как же долог путь от калитки до двери. Передо мной женщина в замызганном халате, с давно не мытыми, вытравленными перекисью патлами, черными у корней. А это лицо! В нем мало что сохранилось от той девушки в раздельном купальнике, и оно мало чем напоминает лицо с обложки прошлогоднего журнала для элегантных женщин. Лицо трагической актрисы…
– Это вы хотели увидеть? – резко спрашивает она.
От нее разит алкоголем. Молчу, потому что вдруг понимаю – не знаю, что сказать. И как ей объяснить, зачем я сюда пришла, – мне и самой это до конца непонятно.