Читать интересную книгу Записки беглого вора. Для Гадо. Побег - Павел Стовбчатый

Разумеется, мы были подробно описаны с ног до головы и каждому сообщившему о нашем местонахождении сулили солидное вознаграждение. Из сообщения я понял так, что о нас говорилось уже раза два, а то и больше. Но главное заключалось в том, что козел Пепел был еще на воле. Если бы он сидел в «кандее», его фотографию не стали бы показывать. Зачем? Запомнить лица двоих всегда легче, чем троих. Стало быть, он, как и мы, где-то засел, факт. Соваться куда-либо днем равносильно самоубийству, тем более, когда ты объявлен вне закона и любой смертный имеет право если не застрелить, то проломить тебе череп монтировкой, как какому-нибудь быку. За вознаграждение.

Я стал напряженно вспоминать, кто из людей видел нас с близкого расстояния, когда мы шли к Толяше домой, и насчитал таковых человек шесть. Из соседей, правда, никто не попался, но нас могли видеть в окно, мельком. От этой мысли враз стало не по себе, я невольно поежился и содрогнулся. Толя же в это самое время мерно похрапывал, лежа на нэповской пружинистой койке, и, как говорится, не думал каяться. Ему было хорошо, может, даже совсем хорошо. Говорить ни о чем не хотелось. Гадо сидел на диване, откинувшись назад, и молчал. В какой-то момент мне показалось, что он тоже заснул. Но нет, он не спал, думал, как и я. Городок слишком мал, всего двадцать тысяч населения вместе с собаками, здесь все на виду. Таксисты, проститутки и бармены уже проинструктированы на должном уровне, водители автобусов тоже. А сколько «тихарей» из так называемой «братвы»! Дело за малым…

Ночью менты наверняка усилят охрану и патрули, особенно на дорогах, ведущих в лес. Думаю, их всего несколько, дорог. В принципе мы можем «взять» глупого шахтера и заставить его провести нас к лесу окольными путями. Он наверняка знает здесь все тропки и выходы, должен знать, не может не знать.

Но где гарантия, что этот «припарок» и штемп не завопит на первом попавшемся перекрестке как недорезанный? Ее нет. Алкаши — народ неуравновешенный и дикий, психопаты. Дать ему немного денег? Можно, но у нас у самих их негусто, всего ничего. А впереди — масса проблем и неожиданностей, дорога.

Я спросил Гадо, о чём он думает.

— О мэ-тро-поли-тэне, — сказал он через «э», видимо стараясь подбодрить и меня, и себя. — Который несёт куда захочешь и под землей. Сел и вышел. Никаких проблем.

— Да, да… Сейчас самое время думать о метро и жареной рыбке, — в тон ему пошутил и я.

— Ничего, что-нибудь придумаем, удача вроде за нас. Самое тяжкое уже позади. Не сдадут нервы — вырвемся. Должны вырваться, должны. У тебя светлая голова, Кот… Не зря же тебе дали такое «погоняло», а? — Гадо посмотрел на меня так, будто хотел принудить мыслить больше, чем я мог на самом деле.

— Херня это все: Кот, Лис, Плут… Если нас «укроют», останутся только номер и бирка на ноге. Знаешь где… — намекнул я на зековском кладбище под зоной.

— Так думай, думай! Безвыходных положений нет. Ты слишком напуган, но сам не замечаешь этого. А мне со стороны ви-дно… Расслабься! Два раза никто не подыхает, а первое и последнее «воскресение» было две тысячи лет назад. Кажется, так.

Он закряхтел, как старик, и скрестил по-турецки ноги.

— Было ли? — усомнился я.

— Ваши говорят, что было. Лично я не знаю.

— Кто ваши-то? Это хитромудрые евреи подкинули нам сказку про белого бычка, а сами живут по законам Моисея! Я украинец, мои далекие пращуры были порядочными язычниками, пока один ушлый тип не насадил на Руси христианство. Удобнейшая религия для властей и попов… А язычников сделали чуть ли не козлами!..

— И что, плохо?

— Да мне плевать! При всякой вере есть войны и склоки, люди же… Что дано, то и будет. Общее общим, а личное личным… Я вне идей и вер, я сам по себе, «один на льдине», по-нашему!

— Хорошо, что не «ломом подпоясанный»… Слыхал про таких?

— Слышал, как же. «Красные шапочки», «ломом подпоясанные», «суки», «бляди» «польские воры»… Я пару раз встречался со старыми «четвертачниками», кто ещё по указу от сорок седьмого сидел. Вот публика была! Не то что нынешняя. Старой «закваски», артисты, красавцы… Таких уже нет, роскошь сожрала, жизнь лёгкая. По четыре приговора с собой возили! Четыре четвертака, Гадо, сто лет сроку, а весел, как сатана! Гуляй, рванина, одним словом. Порядок в зонах был, мёнты как шелковые ходили. Подушки денег, игра, жизнь! Сейчас — пыль и суета, одни наркоманы и боксеры с рэкетирами в зонах. Что с них возьмешь! На белых булках повырастали, «понятия» в спортзалах качают! Дичь, одним словом, дичь.

Гадо от души рассмеялся:

— А сапоги-то увёл!

— Увел, козел. Есть или нет, а проверить надо, как говорят карманники. По принципу. Пусть подавится, мы себе еще достанем, — махнул я рукой, не желая ворошить болевое.

— До-ста-нем, Кот. Ему, если разобраться, без оружия никак нельзя было. Это я уже позже понял. И деньги нужны были позарез. Не будить же нас… Вот и прихватил сапожата, зная, куда мы обычно бабки тырим. Мог и просчитаться, однако, мог… Ну да леший с ним, ему сейчас тоже не сладко, надо полагать, — заключил Гадо и попросил поймать другой канал.

— Найди что-нибудь повеселей, но не громко, негромко…

Я встал, чтобы переключить канал, и как раз в этот момент раздался звонок в дверь.

— Спокойно! Не дёргайся!

Гадо мигом подскочил ко мне и потребовал «ствол»:

— Дай мне, а сам глянь в окна.

Он взял у меня тэтэшник и пошёл к двери. Встал рядом с ней, прислушался. На звонок ещё несколько раз, но уже понастойчивее нажали, а затем постучали в дверь.

— Дядя Толя, это я, я! — послышался за дверью довольно приятный и молодой женский голосок. — Вы что, снова заснули или «засели»?! Откройте!

Гадо одним кивком головы «спросил» у меня, что на улице. Я шепотом ответил, что никого не видно.

Не открыть вообще было опасно — женщина, по-видимому, слышала, что в квартире кто-то есть. Это чувствовалось по ее интонации. Открыть — тоже.

— Дядя Толя!

Женщина ещё раз надавила на кнопку звонка и долго не отпускала её.

— Он спит, погодите, — решился ответить Гадо. За дверью обрадовались.

— Откройте, пожалуйста, я хочу взять свой кипятильник, он мне нужен, — быстро протараторила дама, и мне почему-то показалось, что ментов рядом с ней быть не может.

Гадо «играл» желваками на скулах и не шевелился. Высчитать, есть ли за дверью менты, было практически невозможно, так как легавые в подобных случаях могут подсунуть и кота, а не то что бабу. Заучить роль не так сложно, а интонация — дело техники.

Не знаю, какими соображениями и внутренними импульсами руководствовался таджик, но он открыл. На пороге стояла молодая, лет двадцати четырех, барышня, одетая в домашний халат и тапочки.

— А вы кто? — непринужденно и естественно спросила она, лишь бы что-то сказать, и смело шагнула вперёд. По всему было видно, деваха бывала здесь не раз и потому чувствовала себя как дома.

Я стоял в комнате и лишь наполовину видел ее через стекло в двери, сбоку.

— Да знакомый Толин. Зашёл, выпили и прислали малость. Еле встал, — мигом соврал Гадо, отступая чуть назад.

— Я возьму тогда, — сказала девушка и, обойдя Гадо, подскочила к двери комнаты, где находился я.

— Дядя Толя! — Она широко и резко распахнула дверь и тут же заметила меня.

Толяша между тем не подавал никаких признаков жизни, лежал на кровати, уткнувшись лицом в стену.

— Готов он, не видишь, — догадался небрежно бросить я, лишь бы поскорей выпроводить ее вон. — Поищи на кухне, где ему ещё быть, кипятильнику-то?

Деваха медленно смерила меня с головы до ног пристальным взглядом и протянула:

— Поищу.

По её туманным глазам я моментально понял, что она что-то вспоминает, но никак не может вспомнить. Это просто читалось на ее лице.

— Поищу сейчас, — еще раз пролепетала милашка и поспешила на кухню, но уже не так уверенно, как вошла.

Я молча приставил два пальца к горлу, что в лагере означает «вилы», опасность, и одним только знаком «сказал» Гадо, что у нас могут быть большие неприятности. Впрочем, он видел всё сам и не нуждался в подсказках.

Да, деваха явно что-то заподозрила. Во-первых, мы были относительно трезвы в сравнении с её соседом, во-вторых, она нас никогда прежде не видела в этой квартире и, в-третьих, — физиономия Гадо. Она была явно нерусской и приметной. Если барышня, как и мы, смотрела телевизор, она на все сто вспомнит, где именно видела наши лица. Времени на раздумья почти не оставалось, она уже искала кипятильник и через мгновение могла ринуться назад, к себе.

Я щёлкнул замком и, мигнув Гадо, направился в кухню.

— Ты живешь через стенку? — безо всяких вступлений и достаточно холодно спросил я у неё.

— Да, а что? — в свою очередь поинтересовалась девчонка, подняв на меня свои большие глаза.

— Присядь на минутку, дорогуша. Я хочу у тебя кое-что спросить. Всего на минутку, — попросил я.