Читать интересную книгу Жора Жирняго - Марина Палей

…Калейдоскоп был настоящим факиром (пре-сти-ди-жи-татором) — в дошкольном ангинозно-коревом раю. В том раю ласка мамы, папы и бабушки была дополнительно помножена на тяжесть твоей хвори... На дне калейдоскопного колодца, при всяком его повороте или даже — ах! — неосторожном движении — раздавался чудесный, неповторимый шорох — словно взмах ресниц незримой принцессы. И всякий раз вспыхивал новорожденный парадиз! С однократным, безвозвратным, никогда не повторяющимся узором... Всякий новорожденный узор возникал от разрушения, исчезновения и забвения предыдущего…

— Марь Петровна! — кричишь ты. — Нет, вы только посмотрите, что в моче у этого, как его...

— Иванова, — подсказывает Марь Петровна. — Ишь, солей-то сколько... ишь, солей... сказано же было: не жри на ночь мясо...

— Нет, а красиво-то как, Марь Петровна!..

— Ему жить с его почками от силы три дня... — закуривает Марь Петровна. — А он, гусь, набил вчера брюхо, как на Маланьиной свадьбе... Да и бормотухой-то, видно, запил... Ему сожительница, дура, бормотуху в грелке по субботам притаранивает... Он к животу грелку-то прикладывает, стонет — и вот себе надрывается, ну будто рожает! — да в сортире-то и засасывает — думает, я не знаю...

— Но бриллианты-то какие! восемь карат! десять карат!! двадцать карат!!! Красиво ведь, правда?!

— Красиво, красиво... — примирительно бурчит Марь Петровна...

(Сомнамбулически похлопав себя по боевитой и толстой, как вражеский цеппелин, ляжке, — она выуживает из вислоухого кармана круглое зеркальце с треснувшим пластмассовым ободком — и сплюснутый обсосок помады, влажно-бесстыже торчащий из обшарпанного цилиндрика, словно кобелячий орган любви и случки. Осердясь на кого-то, то есть резко оскалив крупные зубы с верхними золотыми клыками и напустив целый бархан складок на лицевую часть головы, Марь Петровна — жестом «пропадай всё пропадом» — неуклюже заезжает красным обсоском прямо в свой шаровидный нос. Обсосок при этом ломается, Марь Петровна уютно матерится — и удаляется со сцены, унося на физиономии клоунский помидор, недоумение и обиженность.)

Теперь понятно, почему Том микроскопирует всякую нечисть?

Беременным рекомендуется смотреть только на красивое. А поскольку набито в Томе разнообразных зародышей под завязку, что икры осетровых рыб, — предписано ему, Тому Сплинтеру, смотреть исключительно на красивое.

Что он и делает.

Глава 6. Джемпер, джинсы, джем

Георгий Елисеевич Жирняго был последним из десяти чад Елисея Армагеддоновича, который, в свою очередь, был третьим из восьмерых отпрысков Армагеддона Никандровича.

Этот Елисей Армагеддонович, отец Жоры, являл собой прямо-таки исключение из всего семейства Жирняго — то есть до такой степени исключение, что, родись он женского полу, про него можно было бы запросто сказать, как А. П. про Т. Л. сказывал: она в семье своей родной казалось девочкой чужой. Да, Елисей Армагеддонович был исключением по всем статьям, наглядной демонстрацией сбоя генетической программы, мутантом. Только не тем, какой выживет после ядерной бомбардировки, а совсем наоборот. Характером своим он был (ах, природа-баловница, насмешница, чаровница!) ни много ни мало — ну просто реинкарнация князя Мышкина. И потому (вот она, диалектика коллективной мудрости) к пословице «Яблочко от яблоньки недалеко падает» ушлый коллектив немедля притарачивает четкое комплиментарное изречение: «От черной кобылки — да белое молочко».

Это белое молочко, т. е. Елисей Армагеддонович, проживая в Петрославле, был биохимиком международного класса — его интересовала биохимия нуклеиновых кислот на стыке с генетикой. Будучи мышкинского склада и бунинской внешности, он, говорят, писал какие-то стишки (после его кончины была обнаружена папка с грифом: «Сжечь не вскрывая». Говорят, что домочадцы папочку таки вскрыли — стишки, скорее всего, там и оказались). Конечно, приходилось ему в течение жизни идти на какие-то компромиссы, но это были компромиссы исключительно ради одних лишь нуклеиновых кислот, ради них, бесценных, — ибо не был Елисей Армагеддонович по природе своей ни тщеславен, ни алчен, ни суетен: к примеру сказать, когда повелели ему явиться за госпремией, Елисей Армагеддонович сказавшись больным, послал на вручение своего коллегу, а дома сказал, что идет на вручение, а сам заперся в лаборатории и работал.

Несмотря на противотанковые надолбы (в борьбе с космополитами) и дикий страх (пойти лагерным путем многих почтенных профессоров), Елисей Армагеддонович время от времени посещаем был иноземными коллегами, в основном англичанами, с коими и распивал крепчайший чай в большом, с кариатидами, доме на Петропольской стороне. Профессор Джеймс Д. Стоппард, из Оксфорда, привез ему как-то подарок: зеленые снаружи, белые изнутри, с золотым ободом поверху, большие толстостенные чашки — с зелеными, такими же основательными, блюдцами, увесистым молочником, надменным заварным чайником и бокастой сахарницей. Елисея Армагеддоновича поразил прилагаемый к сервизу набор чайных ложек: большущих, тяжеленных — каждая весом в топор. Этот сервиз — и особенно ложки — указывая на неоспоримую серьезность своего назначения, словно говорили: вы пьете чай, сэр, следует сосредоточиться на процессе. Так что Елисей Армагеддонович, обычно гонявший чаек по-русски бессистемно — то на ходу, то в охотку (чуть морщась от крутизны кипятка и весьма рассеянно прихлебывая из стаканов с потемневшими подстаканниками), дал добровольное обещание профессору Стоппарду неукоснительно соблюдать файв-о'клок.

На прощание, уже в прихожей, Елисей Армагеддонович спросил своего оксфордского коллегу: а как у вас, мол, на самом-то деле, сэр, в вопросах чаепития принято: чай добавлять в молоко или же молоко в чай? Источники дают весьма противоречивые сведения... Профессор Стоппард как раз надевал свой waterprооf макинтош. Жирнягинский сеттер по кличке Амид принялся было жевать аппетитнейшие шнурки на ботинках гостя...

— В подходе к этому вопросу, сэр, — сказал он Елисею Армаггеддонычу, слегка отстраняя тростью Амида, — в подходе к этом вопросу, позволю заметить, подданные Британской Короны делятся на две расы.

Его рукопожатие было крепким и удобным. Он раскланялся и быстро вышел к поджидавшему его таксомотору.

Две расы... Стало быть, человеков можно делить и по такому признаку... А что уж тут говорить об отношении к средствам (для достижения целей)? Ведь вот почему Елисей Армагеддонович биохимиком стал? Ну, во-первых, не хотел знаться-вожжаться с элитарно-гуманитарной сворой, к которой еще дородясь, собственно говоря, приписан был, — как все равно Петруха Гринев к гвардейскому полку. Однако ж в обоих вариантах воля отцов так или иначе подкорректирована оказалась. В случае с Елисеем Армагеддонычем там еще не просто поступок «пар депи» просматривался, но искренний научный интерес к загадкам своего рода.

Дело в том, что отец его, Армагеддон Никандрович, в свое время получил кличку «Фальшивый Хан-Мандарин», поскольку поговаривали (разумеется, до того, как он в фавориты к питекантропам — спасателям человечества попал), что родился он вовсе и не от графа Жирняго, а вовсе даже от какого-то босяка-разночинца. Ежели это так, то есть, ежели никакой кровной связи между Армагеддоном Никандровичем и Петром Аристарховичем, нет, то... То получается, что подлость Фальшивого Хана-Мандарина (и всех последующих Жирняго) не от Петра Аристарховича в наследство заполучена, а от самого Каина. И тогда дело это, на взгляд автора, получает уж и вовсе кромешный оборот...

Хотя сказывают, что какие-то доказательства именно «ханско-мандаринской» (беспримесной) линии все-таки есть. Ну, например. Будто всем «яблочкам» с жирнягинского генеалогического древа (кроме серафического Елисея Армагеддоныча) за три дня до смерти убиенный царевич Алексей всенепременно являлся. И будто он бойко перечислял все патологоанатомческие, словно по ходу вскрытия, диагнозы очередного «яблочка». А вслед за тем какие-то новые средства здорового образа жизни пропагандировал: то раздельное питание, то полное голодание, то сухоядение, то босохождение, то уриноглотание, то яблочный уксус по доктору Джарвису, то бессолевую диету, то соблюденье постов, то питие дождевых вод апрельских, а то натирки фекальные. И под конец обязательно добавлял:

— Но поздно. Жизни в те от силы на три дня.

И — истаивал в воздухе. Короче, night's candles are burnt out, and jocund day...

И вот, хотя царевич показывался всем «яблочкам» (кроме Е. А.), — это еще не доказательство чистоты ханско-мандаринской линии, потому что выводы здесь могут быть прямо противоположные: 1. да, он преследовал сугубо жирнягинских отпрысков; 2. нет, он изводил всех сразу, до кучи, каиновых.

А не все ли равно? Елисей Армагеддонович, земля ему будет пухом, наплодил, как мы уже отмечали, десять детей. Сие было содеяно им не вследствие любострастия (еще одно отличие от суперфертильных предков), но сугубо по любомудрию. Десять — хорошее число для статистической обработки; правда, не вполне достаточное, зато круглое, подходящее под процентаж. Итак, Елисей Армагеддонович родил: Изабеллу Жирняго, Авдотью Жирняго, Матильду Жирняго, Епифанью Жирняго и Аннабеллу Жирняго; а также: Евстигнея Жирняго, Андромаха Жирняго, Ромуальда Жирняго и однояйцевых близнецов — Эмпедокла и Георгия Жирняго. (Перечисление дано не в хронологическом порядке: просто мы женщин пропустили вперед.)