Вскоре из всей моей библиотеки уцелели лишь несколько брошюрок из серии «В помощь студенту», тонюсенький справочник «Что делать при отравлениях» и «Таблицы калорийности пищевых продуктов». Все это, вместе взятое, с трудом потянуло бы на чашку чая с сандвичами. В итоге я стал усердно готовиться к предстоящему собеседованию в Нортумберленде, преисполненный решимости во что бы то ни стало устроиться на работу. Когда настал долгожданный день, я шел в зал заседаний как в последний бой. Члены комитета сидели за длиннющим столом напротив меня, тогда как на своей стороне стола я был один, что почему-то показалось мне хорошим предзнаменованием. На вопросы я отвечал четко, как полицейский в суде. Высокий хирург в углу то и дело согласно кивал, а затем произнес:
— Что ж, все это вполне приемлемо. Скажите, вас и в самом деле так привлекает профессия хирурга?
— Да, сэр, — искренне ответил я. — Даже несмотря на все сопряженные с ней трудности. Это моя давнишняя мечта.
— Замечательно, — расцвел он. — Вот бы все мои ассистенты были такими. Не так ли, джентльмены?
Все согласно загалдели.
— Очень хорошо, — закончил хирург. — Теперь доктор Брайс-Дерри, наш председатель, задаст вам несколько формальных вопросов.
Председатель, сидевший прямо напротив меня, был приятным моложавым человеком в твидовом костюме, клетчатой рубашке и домотканом галстуке.
— Итак, доктор Гордон, — с улыбкой заговорил он, — вы уверены, что и в самом деле хотите работать в нашей клинике?
— Да, сэр.
Улыбка исчезла с его лица.
— Вы, кажется, получили врачебный диплом четыре месяца назад. Это так?
— Да, сэр.
Председатель приумолк. Взгляд стал откровенно недружелюбным.
— И вы состоите в профсоюзе медицинских работников? — медленно произнес он.
— Да, сэр, разумеется.
Во мне нарастало недоумение. Обстановка в зале определенно нагнеталась. Члены комитета либо разглядывали потолок, либо, напротив, сидели, уставившись в свои записи. Никто даже не пытался заговорить.
— И в Британской медицинской ассоциации? — зловещим тоном осведомился председатель.
— Д-да, сэр, — запинаясь, выдавил я.
Объяснить столь внезапную враждебность было невозможно. Я был подавлен, разбит и отчаянно нуждался в глотке свежего воздуха. Вытащив из кармана носовой платок, я утер вспотевший лоб и, отодвинув стул, бессильно откинулся на спинку. В следующее мгновение, потупив взор, я увидел под столом, прямо напротив меня, краешек твидовой юбки и пару ног в вязаных чулках и грубых башмаках.
От ужаса мой хребет промерз до основания.
— Я… Извините, ради Бога, сэр… то есть мадам, — пролепетал я. — О Господи!
Взвизгнув, я как ошпаренный сорвался с места и, не чуя под собой ног, бросился к дверям.
И этот пост мне не достался.
На обратном пути в Лондон я вытащил из кармана свежий номер «Британского медицинского журнала» и снова погрузился в чтение объявлений о вакансиях, для удобства размещенных в алфавитном порядке — от анестезиологии до хирургии. Похоже было, что настала пора попытать свои силы в другой области медицины. Микробиологическая лаборатория означала необходимость корпеть там с девяти до шести без малейшего намека на общение с живыми пациентами. Не говоря уж о риске подцепить какую-нибудь заразу вроде чумы или черной оспы. Возня с туберкулезными больными подразумевала пребывание на свежем воздухе, вдоволь масла и яиц, однако безмятежная и размеренная жизнь в санатории зачастую погружала в летаргический сон не только больных, но и врачей. Для ортопедии требовались навыки плотника, а для патологии — кровожадность Прокруста. Рентгенолога были обречены на нездоровое обитание в мрачных подземных склепах, а педиатры не успевали очищать брюки от рвотных масс детишек, объевшихся всякой дряни.
Уныло разглядывая бесцветный пейзаж за окном, я попытался вспомнить, какие еще занятия в больнице доставляли мне радость. Увы, в моей памяти отпечатались одни лишь запахи. Появившаяся во рту кислятина заставила вспомнить химию в первый год обучения; приятное щекотание в ноздрях — канадский бальзам и гистологические препараты; вонючая смесь карболки с формалином — анатомичку; пряный и сочный аромат луга — биохимическую лабораторию; запах мастики — больничные коридоры, а эфирные пары — операционную. Про морг же и вспоминать не хотелось: в голове всплывало сравнение разве что с заброшенной скотобойней. Я вздохнул и принялся листать страницы. Ничего. Взгляд мой задержался на внутренней стороне обложки. Красиво набранный текст гласил:
ИДЕАЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ ДЛЯ МОЛОДОГО СПЕЦИАЛИСТА
Требуются:
1. Врач на роскошный лайнер для кругосветного круиза. Америка, Вест-Индия, Африка, Индия, Австралия, Япония, Океания. Отплытие в ближайшие дни. Полный пансион, жалованье 2000 фунтов в год (в американских долларах).
2. Личный врач для южноафриканского мультимиллионера, путешествующего по Африке, Америке и Азии. Жалованье по договоренности. Обращаться немедленно.
3. Обычная практика. Практикующему врачу в тихом местечке (Вай-Вэлли) требуется надежный напарник. Бесплатное проживание в доме шестнадцатого века со всеми удобствами, бесплатные уголь и еда, бесплатная машина с шофером, ежегодный трехмесячный отпуск.
И много других предложений.
Обращаться
в медицинское агентство
«ВИЛСОН, ВЕРЕСКИЛЛЬ И ВОЗЛЮБЛИНГЕР»
Располагалось агентство неподалеку от больницы Святого Суизина.
Утро выдалось туманное, мне предстояло расплачиваться за жилье, в горле нещадно свербело, но мысль о посещении агентства настолько согревала меня, что даже унылый и серый Масвелл-Хилл показался мне залитым солнцем. Жизнь снова представлялась в розовых тонах.
Позавтракав на скорую руку, я отправился по указанному адресу. Агентство размещалось между больницей для хроников и пабом, на верхней площадке ветхой и скрипучей лестницы.
На двери висела табличка с надписью «Вход». За дверью располагалась комнатенка, стены которой были обиты вагонкой, а вдоль противоположных стен стояли две деревянные скамьи, прибитые к полу, точь-в-точь как в купе поезда французской железной дороги. Напротив входа была дверь с матовой стеклянной панелью, местами растрескавшейся, и с табличкой «Управляющий». На скамье слева примостилась бледная личность примерно моих лет с «Журналом нейрологии, нейрохирургии и психиатрии», а на скамье справа развалился обрюзгший и неопрятный тип с кустистыми усами и в замызганной фетровой шляпе. Осоловело уставившись в пол, он что-то невнятно бормотал.