Читать интересную книгу Искушение Данте - Джулио Леони

— Из Рима?

— Да. Римский сенат направил к нам гонца. Монахи монастыря Сан Паоло фуори ле Мура обратились к нам с просьбой. Они собираются открыть в церкви Сан Джуда университет. Папа Бонифаций желает, чтобы знания распространялись во всех городах христианского мира. В Риме он способствовал основанию учебного заведения Sapientia, собравшего в своих стенах всех римских ученых.

— Значит, Studium во Флоренции намеревается открыть сам Бонифаций? — встревоженно спросил Данте. — А кто пригласил сюда художника, выкладывающего мозаику?

— Мозаику заказали у мастера Амброджо, проживающего у монахов в монастыре Санта Кроче.

— А кто оплачивает его труд?

— Мы точно не платим. Думаю, платит коллегия будущего учебного заведения.

— Выходит, у этих ученых немало денег?

Секретарь пожал плечами:

— Некоторые из них очень знамениты в своих областях. Возможно, они хорошо зарабатывают своими знаниями или имеют другие доходы. Например, аптекарь мессир Теофило явно не бедствует. Еще бы! У этих проклятых аптекарей такие дорогие снадобья!..

Данте вскочил на ноги и шагнул к секретарю. Тот оробел и попятился, внезапно вспомнив, что и поэт — член гильдии аптекарей. Он прикусил язык и стал судорожно думать, как бы выйти из дурацкого положения, но Данте думал совсем о другом.

— Теофило? Вы говорите о Теофило Спровьери, у которого аптека рядом с Фонтаном Смерти? Он что, входит в состав коллегии Studium? — Поэт живо вспомнил умные глаза аптекаря, но теперь Теофило предстал перед ним в совсем другом — менее благоприятном — свете.

Выходит, этот аптекарь связан с папой римским — этим лицемернейшим из смертных!

Секретарь стал быстро листать свою книгу, а потом кивнул головой.

Данте молчал и думал. Наконец он вспомнил о присутствии мессира Дуччо, который по-прежнему прижимал к груди фолиант, как будто от того зависели его жизнь или смерть.

— Я вас больше не задерживаю, но вам придется предоставить мне подробный список членов коллегии Studium. Я хочу знать, кто они, откуда, их политические пристрастия, пороки, страшные тайны — все, что удастся обнаружить!

Секретарь кивнул и вышел.

Данте был озадачен. Его очень встревожила мысль о том, что Бонифаций оснует свой университет во Флоренции, а потом — с помощью своих приспешников — подчинит своему влиянию этот город. Только этого не хватало!

Поэт снова высунулся за дверь и властным жестом подозвал стражника, дремавшего у колонны во дворе монастыря. Стражника явно утомил предыдущий приказ приора. Он скорчил недовольную физиономию и пошел к поэту, еле передвигая ноги.

Данте с каменным лицом подождал, пока стражник приблизится, а потом влепил ему звонкую затрещину.

— Мерзавец! Ты будешь выполнять мои приказания бегом! С быстротой мысли и даже еще быстрее, а то — не сносить тебе головы! — прошипел Данте и влепил стражнику пощечину.

Ошеломленный стражник закрыл голову руками и забормотал:

— Да, да, мессир! Слушаю и повинуюсь!

— Приведи сюда двух городских стражников. Мы пойдем с ними в Санта Кроче.

Стражник закивал, схватившись рукой за покрасневшую щеку, и помчался к казарме городской стражи. Впрочем, перед этим он бросил на поэта такой злобный взгляд, что тот упрекнул себя за вспышку гнева.

Впредь надо быть осторожнее. Не век же ему быть приором!

В тот день у старых стен Флоренции шумела ярмарка. Чтобы сократить путь, Данте решил пройти по улицам, заставленными лотками и столами с товарами. Впрочем, оказавшись в толпе дурно пахнущих торговцев с их сомнительного вида товаром, он очень быстро пожалел о том, что не сделал крюк вдоль берега Арно. Теперь он толкался в толпе кавалеров и блудниц, дворян и карманников, заполонивших улицы Флоренции. В некогда благочестивом городе царили разврат и воровство.

Перед лицом этого удручающего зрелища Данте почувствовал, как в нем вскипает глухая злость.

— Не отставать! — крикнул он сопровождавшим его стражникам.

Впрочем, несмотря на то что они во все горло орали и прокладывали себе пиками дорогу в толпе, поэт быстро потерял их из виду в людском море, колыхавшемся от одного края улицы до другого. Казалось, все жители Флоренции одновременно назначили друг другу свидание в лабиринте узких улочек между церковью францисканцев и баптистерием, да еще привели с собой всех своих вьючных животных.

Данте с трудом продвигался вперед, стараясь не попадать в давку и держаться поближе к стенам домов, чтобы не ступить в конский навоз. Он думал, что регалии приора откроют ему дорогу в толпе, но не тут-то было. Потеряв вооруженных стражников, он быстро убедился, что никто не обращает ни малейшего внимания ни на его шапочку, ни на позолоченный посох. Более того, знаки его должности, кажется, будили в простолюдинах особую дерзость. Уже два раза он с трудом увернулся от выплеснутой в окно мочи и стал подозревать, что поток нечистот вокруг него льется не случайно.

Он попытался запомнить дома, из которых вылили мочу. Может быть, там живут сторонники враждовавшего с Данте семейства Донати?

Ничего, он скоро придумает, как им отомстить!

Скрывшись на секунду от толпы в палатке менялы, Данте поднялся на цыпочки, высматривая в толпе стражников, но эти бездельники как сквозь землю провалились.

Кто-то вцепился Данте в руку. Он вздрогнул и попытался вырваться, но его руку держали очень крепко.

— Одну монету!

— Чего тебе, старуха?! — заорал поэт на оборванку, которая вцепилась в его руку. Ее длинные седые волосы в беспорядке ниспадали ей на плечи. Она склонила голову, словно не осмеливалась взглянуть в глаза приору.

— Монету, и я тебе погадаю.

— Гадай сама себе, ведьма. Вот я тебя сейчас!..

— Монету, и я тебе погадаю, — повторила старуха. Несмотря на свой оборванный вид, она говорила твердым и звонким голосом, с силой разжала Данте пальцы и начала читать линии его ладони.

Толпа кипела вокруг Данте и гадалки. Люди обтекали их, как вода струится среди высящихся среди моря скал, и поэт с облегчением подумал, что в нем наконец признали приора, но на самом деле прохожие смотрели только на женщину и старались держаться от нее подальше.

— Пусти меня. Я не верю в твою болтовню!

— Монету, и я скажу тебе, когда ты погибнешь.

— А кто хочет меня погубить?

— Ты сам себя губишь!

Данте снова попробовал вырвать руку, но гадалка ее не отпускала.

— Ты увидел лицо мертвеца, — сказала она.

— Что?!.

— Но мертвец ничего тебе не скажет.

Данте был ошеломлен. Он потянулся к привязанному на поясе кошельку и достал медную монету.

— Расскажи мне о мертвеце.

— Он ведет живых.

— Куда?

— В землю других мертвецов. Не надо было тебе открывать его лица!

Данте ничего не понимал. Эта гадалка, как и все остальные, говорила сплошными загадками, но, кажется, что-то знала о разыгравшейся ночью трагедии.

— Зачем ты мне это говоришь?

— Чтобы тебе было больно.

Внезапно женщина отпустила руку Данте и мгновенно скрылась в шумной толпе.

Пораженный Данте хотел было догнать женщину и расспросить ее более подробно, но между ним и гадалкой быстро выросла непреодолимая стена людей.

— Кто это была? — спросил он у менялы, стоявшего рядом со своей палаткой и наверняка все слышавшего. — Кто эта женщина? Говорите! Вам приказывает флорентийский приор!

На менялу его регалии, похоже, не произвели должного впечатления.

— Это старая Мартина. Она сумасшедшая. Не обращайте на нее внимания. Она свихнулась, когда обоих ее сыновей убили при Кампальдино.

Данте еще некоторое время стоял на месте. А кипевшая толпа снова начала толкать его со всех сторон.

Наверняка старуха случайно заговорила о мертвеце! А может, кто-то из стражников рассказал о случившемся в церкви и по городу уже распространились сплетни.

Пожав плечами, Данте стал дальше пробираться к монастырю, проклиная себя за то, что слушал безумную старуху, изображавшую из себя ведьму или колдунью. Во Флоренции таких сумасшедших было больше, чем во всех кругах ада.

«Монету, и я тебе погадаю! Да пошла ты к черту!»

Наконец Данте с трудом добрался до Санта Кроче. Мастер мозаики жил в монастыре францисканцев. В том его крыле, которое монахи отдали в распоряжение паломников.

Монах-привратник не очень удивился появлению поэта. Казалось, его не очень взволновало даже известие о смерти гостя его монастыря. Ведь монахи лучше других понимают бренность человеческого бытия. Он, наверное, привык к тому, что люди приходят к нему в монастырь и уходят из него, а смерть — это ведь просто один из способов отправиться в далекое странствие…