я выдала обоим снайперам по тряпке и отправила на трудовое перевоспитание.
На третьем этаже я была перехвачена завхозом, которая тут же завалила меня ворохом каких-то листовок и плакатов. Местная богиня материально-технической базы пять раз повторила, что их необходимо сегодня же развесить в моем кабинете. Я пять раз кивнула и, плохо разбирая дорогу из-за объемной ноши, добралась-таки до своей вотчины. Но и там мне не суждено было обрести покой.
У дверей кабинета стояла мать Василисы Морозовой, еще вчера злостно нарушавшей школьный дресс-код. Я незаметно вздохнула, предвидя непростой разговор.
— Здравствуйте, Наталья Степановна.
— Нет-нет, зовите меня Мишель, — замахала руками явившаяся по мою душу мать «Твари». — Знаете, я недавно вышла замуж…
— Поздравляю.
— Спасибо… Так вот! — захлебываясь словами, продолжила незваная гостья. — Моего нового супруга зовут Михаил. Это судьба, понимаете? Поэтому мне ничего не оставалось делать, как поменять имя. Михаил и Мишель, понимаете?
— Прекрасно понимаю, — сказала я, еще на втором курсе отлично усвоив, что в случае любых психопатологий спорить не только бесполезно, но и опасно. — Вы, наверное, хотели поговорить о Василисе?
Беседа вышла долгой, изматывающей, но на удивление спокойной. Убедив новоиспеченную Мишель, что ни в коем разе не считаю ее дочь Тварью, я выпроводила визитершу, чтобы заняться своими… Ах да, плакаты.
Подвинув стол ближе к стене, я разулась и с горем пополам забралась на него, то и дело одергивая узкую юбку. И надо же такому случиться, что именно в тот момент, когда я, встав на цыпочки, развернула постер, наглядно вещавший о правах личности, в кабинет зашел Он. Мой личный кошмар.
— Тома, утро доброе… — Молодой, статный мужчина осекся, оценивая открывшийся перед ним вид. — Я бы даже сказал, очень доброе!
— И вам здравствуйте, Игорь Аркадьевич, — хмуро отозвалась я, понимая, что коллега сейчас самым наглым образом разглядывает мои ноги. — С чем пожаловали?
— Тооома, я же просил без этих формальностей…
— А я просила не называть меня Томой.
Чертов плакат никак не хотел крепиться к пробковому стенду, все время норовя сползти вниз. С садистским удовольствием я продолжала втыкать в него кнопки, представляя на месте глянцевой бумаги смазливое лицо историка, никак не желавшего оставить меня в покое.
— Прости-прости! Больше никакой Томы, обещаю! — Школьный Казанова, избалованный женским вниманием, поднял руки в примирительном жесте. — Хочешь буду называть тебя дикой кошечкой?
«Привет, моя дикая кошечка! Соскучилась?» — тут же услужливо всплыло в памяти. Я дернулась и нечаянно наступила на коробочку с кнопками, чуть ли не взвыв от боли.
— Осторожно!
— Осторожность — мое второе имя, — прошипела я, ощупывая пятку на предмет ранений и целости колготок.
— Правда?
— Нет.
Я аккуратно присела, прикидывая, как спуститься, чтобы не заработать новую травму и при этом не засветить перед историком свое белье.
— Ты в порядке? Давай помогу! — спохватился мужчина, делая попытку забраться ко мне на стол.
— Если не хотите, чтобы мы с вами оказались погребены под обломками этого, несомненно, ценного школьного антиквариата, то подождите хотя бы, пока я слезу, — произнесла я, для убедительности выставив вперед руку с раскрытой ладонью.
— То… Тамара, — быстро исправился мужчина, наткнувшись на мой многозначительный прищур, — с тобой я готов быть погребенным даже в египетской пирамиде!
— Против такого романтичного предложения даже мне не устоять.
— Правда?
— Нет! — в очередной раз отрезала я, наконец решившись покинуть свой постамент.
Историк все же успел меня облапать, старательно придерживая за талию и делая вид, что спасает даму от неминуемого падения. Оказавшись на полу, я тут же отвела его руку, норовившую спуститься пониже, и указала на пачку плакатов, сделав приглашающий жест.
— Вы ведь хотели помочь? — уточнила я, невинно захлопав глазами. — Прошу! Считайте, что пробил ваш звездный час!
Ничуть не смущенный моим тоном, мужчина скинул пиджак, а затем, рисуясь, ловко запрыгнул на стол, отчего тот опасно заскрипел, и принялся за работу. Я отошла в сторону, не став отказывать себе в удовольствии полюбоваться подтянутой фигурой молодого учителя. Хорош, чертяка!
Подала Игорю листок с расписанием звонков. Затем ткнула пальцем в угол, куда надо было прикрепить список мероприятий на четверть. Порывшись в ящике стола, где я организовала себе маленький тайничок, выудила оттуда черно-белую открытку с милым котенком, и протянула ее историку. Зверек выглядел вполне невинно, если бы не любовное послание, написанное на обороте картинки и подробно описывающее, что именно автор хотел бы сделать со мной и моим телом при встрече.
— Сюда? — уточнил мой нежданный помощник, приложив открытку в центр стенда. — Неплохо смотрится, кстати.
— Приколите себе на лоб! — посоветовала я мужчине. — Я же просила не писать мне подобных пошлостей и не подсовывать их под дверь кабинета. Любой ученик мог это увидеть и прочесть. Хотите, чтобы меня вся школа на смех подняла?
— Да, об этом я не подумал, — пробормотал Игорь, почесав нос уголком открытки, но в следующую секунду возвестил, озаренный гениальной идеей: — Тогда я буду писать тебе на английском!
— О, это все меняет! Это ведь такой редкий язык в школе с английским уклоном.
Жаль, что к тренированному телу не прилагается такой же тренированный ум.
— Э… тогда на испанском? Ты вроде бы хорошо знаешь испанский?
— Я — да, а вы? — ответила я сладким, как мед, голосом.
— Вообще не знаю, — ничуть не унывая, признался свалившийся на мою голову бабник. — Поэтому мне нужны индивидуальные занятия!
Я на это заявление только фыркнула, в то время как Игорь быстро расправился с последним плакатом, под страхом смерти призывающим прививаться от всех болезней на свете, и лихо слетел со стола, демонстрируя отличную физическую форму. Я перевела подозрительный взгляд с медицинской агитки, непонятно что забывшей в кабинете психолога, на подступающего ко мне мужчину, без сомнения готового к самым решительным действиям, и невольно напряглась.
— Как ты смотришь на то, чтобы в выходные провести время вместе? — вкрадчиво заговорил историк, подкрадываясь все ближе. — Давно пора перевести наши отношения в другую плоскость, не думаешь? Дашь мне мастер-класс по испанскому…
В тоне Игоря явственно слышалось, что плоскость должна быть горизонтальной и мягкой, а язык не обязательно испанский. И, если бы не его сальные взгляды, после которых всегда хотелось срочно принять душ, и не явная зацикленность на себе, я, возможно, всерьез рассмотрела бы подобное предложение, однако… Такое небольшое приключение в школьном коллективе вмиг окажется достоянием общественности. Да и становиться очередным трофеем этого героя-любовника уж точно не входило в мои планы, хоть он и не оставлял попыток подбить ко мне клинья. Ну, или хотя бы один большой клин.
— Понимаете, Игорь Аркадьевич, — начала я, с