Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вечером следующего дня Саше не пришлось заходить за Ольгой, чтобы захватить ее на ужин: они так и не расстались после завтрака дольше, чем на полчаса. Когда они зашли за Федором Ивановичем, профессор стал нечаянным свидетелем набирающего обороты спора и с каждой минутой взгляд его становился тревожнее. Они тихо, но яростно продолжали спорить в очереди, не замечая взглядов окружающих. Они продолжили уже за столом: – Да, как вы не понимаете! – возмущалась Ольга. – Возьмите сущность человека за единицу и, разделив ее на две части, положите на чаши весов. Это неизменно. Все, что в нем есть: генотип, воспитание, да, хоть дар божий! Все это! Положите на одну чашу весов все это, а душу, чувства, эмоции, способность любить и страдать, сопереживать и сочувствовать – на другую. И теперь возьмем проводника, к примеру, вы представляете его функции? Александр поморщился. Челюсти его разжимались только для того, чтобы принять в рот новую порцию еды. – У проводников в основе сильно развиты органы чувств за счет урезанной кинестетики, и очень серьезная физическая база, скорость, реакция, – ответил Федор Иванович, промолчав, что проводников создавали как прототип агентов специального назначения, которые так и не были реализованы ввиду смерти основателя компании, – Есть несколько неофициальных составляющих, например, за счет чего проводники вызывают доверие... но в том, какими они выходят на рынок, во многом заслуга биочипа и подготовки. – Но и эта скоростная супер-обучаемость – тоже работа генетиков, – настояла девушка. – И вот теперь положите на чашу весов эти усиленные способности, как физические, как и сенсорные; эти физиологические особенности, что там – феромоны, наверно? Наша чаша ох как опустится, потому что они совершенны в своей деятельности. Но нельзя дать что-то, откуда-то не забрав. – Что же не хватает проводникам, в таком случае? – Человечности! Всего того, что я положила на вторую чашу весов. Александр недобро засмеялся. – Вы знакомы лично хоть с одним живым проектом? Общались хоть с кем-то дольше пары минут? Откуда такая уверенность в том, что они не умеют любить и страдать, ничего не чувствуют и никому не сопереживают? Растопырив пальцы, Ольга прикоснулась к груди: – Я знаю. Я... они работали рядом со мной. Я не говорю сейчас о повышенном болевом пороге. Но они как роботы, они холодны! Профессор наблюдал за девушкой. Ему импонировала страсть, с какой она отстаивает свое мнение. – Не велика потеря, – отмахнулся Александр. – Это не делает их менее полноценными, чем... хотя бы вы. Ольга отклонилась назад. До сих пор она не притронулась к еде, теперь вовсе положила ладонь на край подноса, будто желая отодвинуть его. – Они созданы искусственно, никто с этим не спорит! – продолжал Саша. – Но их, как вы выразились, холодность – это необходимость! Неужели вы не понимаете, какой трагедией может обернуться излишняя чувствительность и эмоциональность, окажись группа проводника в опасности? – Вот именно! Они созданы, чтобы выполнять конкретные функции! Вот именно! И только для этого! Нельзя приравнивать живые проекты к людям – это все равно, что декоративную собачку сравнивать с овчаркой! Да, она красива и, по сути, является собакой, но полноценна ли она? Александр глубоко вздохнул и перевел взгляд на Федора Ивановича, а потом опустил веки. Этот спор слишком затянулся. Ученый подался вперед, взглядом, который его воспитанник уже не видел, моля не сдаваться. Но через мгновение мужчина откинулся на спинку стула и кивнул. Ученый понял, что Александр отступил. – Вы правы, Ольга. Спасибо за интересную дискуссию, – он поднялся,- приятного аппетита. Федор Иванович... Он направился к выходу из столовой. Ольга провожала его непонимающим взглядом. Ученый смотрел в тарелку. В последующие дни они по-прежнему виделись в очередях в столовой и в тренажерном зале. Один раз Ольга решилась подойти, но встретила неожиданную холодность, дежурные фразы. Девушка искренне недоумевала, в чем провинилась, что сделала не так. Больше она не подходила. Александр полагал, что поведение его не изменилось, но по взглядам профессора, какие он замечал на себе то и дело, понимал, что бурлящие в нем чувства, так или иначе, имеют внешнее проявление. Вечером двадцать пятого октября, за день до предполагаемого отъезда, Александр привычно сидел в гостиной Федора Ивановича за шахматной доской. Старик не хотел теребить его по поводу женщины, с которой Александр, вероятнее всего, никогда больше и не увидится, покинув станцию. С другой стороны, он слишком хорошо видел, как сильно Ольга зацепила его воспитанника и как глубоко ранила. Сам Саша темы этой не поднимал и об Ольге не упоминал. Когда в третий раз за вечер мужчина уронил своего короля на доску и откинулся в кресле, Федор Иванович остановил на нем настойчиво ожидающий взгляд. – Интересно, чего же вы не досыпали мне? Старик возмущенно встрепенулся. Он ожидал, что переживания Александра ограничиваются женским вопросом, но никак ни того, что он всерьез принял слова Ольги и обмозговывает именно эту тему. – Ну, мальчик мой, – в сердцах начал старик, – если ты действительно беспокоишься по этому поводу... если эта пигалица на полном серьезе так просто сумела подорвать твою уверенность... – То, возможно, – продолжил Александр глухо, – сохранить мне жизнь было не таким уж верным решением? Ведь несостоявшийся живой проект, недочеловек без подпитки деятельностью, для которой он был создан и в которой реализует свой потенциал – это все равно, что мост без опор. – Не смей! Саша замолк. – Мы сделали тебя лучше, сильнее, умнее любого из нас. Твой функционал не замкнут на профессии, ты создан руководить, побеждать, вести вперед. Ты не смеешь даже думать о том, что тебе чего-то... недосыпали. Мы в тебя душу вложили, Саша! – Похоже, кроме души вы в меня еще что-то вложили, – мужчина поднялся, – иначе с чего вся эта трепетная забота? Федор Иванович тоже поднялся, не отпуская Александра взглядом холодных голубых глаз. Невесело усмехнувшись, живой проект кивком попрощался и ушел. Профессор устало опустился в кресло. Теперь не осталось сомнений, что поведение воспитанника вызвано мукой большей, чем ученый предполагал ранее. Сердиться на Сашу он не мог. Александр уже собирался лечь спать, когда в дверь позвонили. На пороге стояла Ольга. Саша отошел, впуская гостью лишь на порог. На ней было простое повседневное платье. В нем она казалась трогательной, как человек, в наши дни проверяющий время по наручным часам. – Вы позволите пройти? – замешкалась она, видя, что Александр не отходит от двери. – Не стоит, – качнул он головой. Ольга выдохнула, опираясь на закрывшуюся за спиной дверь. – Вы ничего не хотите мне объяснить? – в неожиданно требовательном голосе проступала грусть. – Хочу. Он хорошо понимал и уважал ее желание разобраться, понять. Он прокручивал в голове эту фразу: “Я живой проект... живой проект”. Но она неуловимо трансформировалась в “я – декоративная собачка”, заставив невесело усмехнуться. Ольга ждала. Александр поднял руку, впервые позволяя себе дотронуться до ее волос, и снова проговорил про себя: я живой проект. Когда же он открыл рот, чтобы сказать это, получилось нечто иное: – У вас очень красивые волосы, Оленька. И на лыжах вы ходите не в пример лучше, чем играете в шахматы. Саша хотел услышать ее смех, но девушка даже не улыбнулась: – Это все? – Наверно, да, – он опустил руку. – Саша, что я сделала не так? Чем я вас обидела? В чем провинилась? – голос неуловимо истончился, хотя лицо оставалось таким же, как всегда: будто более сфокусированное, чем лица окружающих ее людей, чистое и ясное. – Дело не в вас, Оля. – Тогда что в вас позволяет вот так вот... со мной? – она нахмурилась. – Мы же взрослые люди, неужели вы считаете, что я не имею права знать? Объясните мне. Саша вздохнул, чуть опустив лицо и тщетно ища в себе силы, чтобы признаться. Потом как-то растерянно поднял руки в стороны, ладонями вверх. – У нас одни ценности, Оленька. Вот две чаши весов, – улыбнулся он невеселой улыбкой, приподнимая ладони. – На одной – ваше право на понимание и оно очень много весит, – левая ладонь значительно опустилась. – На другой же то, что для меня весомее вашего права на понимание. И вряд ли я смогу этим пренебречь. Мужчина опустил правую руку, будто в ней оказалась гиря. Ольга прикрыла глаза, понимая тщетность своей просьбы. – Вы позволите завтра проводить вас? – Я не могу вам помешать, – качнул он головой и легонько улыбнулся. – Саша, ведь у нас, вероятно, и повода больше не будет увидеться. – Вероятно, – подтвердил он. – Прощайте, Оля. Она открыла рот, желая попрощаться, но поняла, что голос подведет и просто развернулась, чтобы уйти. Александр не двигался с места еще несколько минут, с закрытыми глазами сжимая в правом кулаке невидимую, но весомую надежду. 7 “Несколько минут назад глава японской корпорации Toshiba Robotics Ацутоши Гото заявил, что планирует использовать живые ткани Live Project Cosmetics для придания уникальности и “человеческой теплоты” куклам от Toshiba Robotics. Несмотря на то, что человеческая кожа по всем параметрам уступает используемым TR синтетическим аналогам, набор необходимого количества голосов пользователей кукол сделал внедрение этого решения делом времени. Более того, судя по отдельным репликам, мистер Гото готов использовать ткани, выращенные из клеток непосредственных хозяев кукол! А это сделает сотрудничество двух трансконтинентальных корпораций еще более тесным, а конкуренцию – еще более очеловечившейся!”